Клеймённые (СИ) - Хард Леона

— Эй! Аллооооо! — протянула я. — Катерина! — позвала тетю.

Никто не отвечал, будто бы гостье не рады хозяева.

Сняв куртку и, перекинув через руку, аккуратно направилась по чистому полу, исполненному в форме больших, желтых квадратов. Свое отражение попутно разглядывала на идеальном полу.

— Катерина! — позвала тетю, а в ответ прозвучало любопытное эхо, повторившее имя.

Насколько могла быстро забралась по лестнице наверх. На втором этаже обнаружила окна во всю стену от пола до потолка. А с другой стороны две деревянные двери цвета нашего белого песка на острове. От одной из них доносился приглушенный шум голосов, еле слышный, скорее намек на разговор.

Приоткрыла дверь со словами:

— Извините за вторжение, но Катю никто...? — замолчала, оглядев комнату-помещение с гостями.

Небольшие стеклянные столы для двух-трех персон находились внутри, а в окна лился солнечный, приятный свет, озаряющий прекрасных дам в помещение. Около пятнадцати-двадцати женщин, предполагаю возраста от тридцати до сорока (старых бабушек не имелось, но и молодых девушек не обнаружила) находились здесь. На вид создавали впечатление утонченных леди.

Моя тетя, как и всегда, прекрасно выглядела в синем, брючном костюме, обтягивающем стройную фигуру, под пиджаком не было рубашки, глубокий треугольный вырез демонстрировал внушительную грудь. На шее дорогое колье, (простых железок Катя не носила), длинные серьги-капельки, каблуки-шпилька. У тети прическа под каре, волосы аккуратно уложены, ни единого волоска не выбивалось из прически, у меня же пряди нередко вставали иногда торчком, иногда лезли в глаза, в рот. Бардак на голове постоянно имелся, а тетя — идеальная ухоженная Роза.

Мазнув взглядом по помещению, я заметила на нескольких гостьях татуировки — Розы. На щиколотке одной, на шее у другой, а у тети на руке.

— Радость моя! — Катя высоко подняла небольшой фужер с прозрачной жидкостью и помахала им приглашающе к себе. — Дамы, знакомьтесь, это мое единственное сокровище, — тетя радостно улыбалась, и мне того же очень хотелось. Улыбаться. Просто улыбаться.

Гектор Гектором, но родственницу очень радостно видеть.

Женщины развернулись, разглядывая и оценивая, видно я не сравнима с идеальным обликом тети. Нет, если меня похоже одеть, то, наверное, блесну.

Катя приобняла и смачно поцеловала в щеку, от чего оставила на коже отпечаток от розовой помады. А потом пару минут, пока собеседницы допытывали о всякой ереси по поводу потенциального единственного (что поделать, это первая тема, которая возникала у женщин, тем более у Роз при взгляде на молодую девушку), тетя слюнявила палец и стирала след от помады. Как курица наседка над цыпленком, или как мать над ребенком. А я не против, что трогали и кудахтали. С виду, конечно, пыталась взбрыкнуть, надменно фыркала, но в груди потеплело от заботы родственницы.

— Диана, — обратилась одна из женщин, разрез глаз у нее узковатый, намекающий, что она не коренная жительница Приама. — Я своему единственному сказала, чтобы оставил тебе местечко в университете. Как проблемы решишь — возвращайся, — тепло улыбнулась собеседница. При этом глаза ее стали еще уже, превратились едва не в одну тоненькую полосочку.

— Спасибо, — ответила.

Не совсем поняла о чем речь, но поблагодарила.

— Ее единственный — твой ректор. — довольно шепнула тетя на ушко.

Весь разговор Катя меня постоянно дергала, теребила, как любимую куклу, и рассматривала на предмет целостности.

Когда гостьи потихоньку начали покидать помещение, тетя продолжала разговаривать со мной:

— Снова пустой дом, хоть каждый день вечеринки устраивай, а я не хочу. Готова все вечеринки променять на твое возвращение, — со смешком размышляла она, изредка отвлекаясь на прощальные взмахи ладонью с очередной Розой.

Я промолчала на признание, но в груди становилось всё теплее и теплее. И Гектор забывался, неприятные воспоминания меркли.

Жаль тетя не появлялась на острове во время моего взросления.

Для многих Клейменных остров ассоциировался с тюрьмой, в которой те были заточены прежде чем их выпустили в человеческий, реальный мир. У меня не было подобного чувства. Наоборот — ощущение, что отрезали важную нить, когда покинула детский мир. В человеческом мире я не чувствовала притяжения к земле, не полюбила его и к людям относилась с равнодушием. Может со временем удастся привыкнуть?

— А что у вас здесь было? Я думала ты только вещички шьешь?

— Собрание Роз! — заговорщически прошептала она и выпучила страшные глаза, едва не вылезающие из глазниц. Она тоже пучеглазая, как и я.

Я засмеялась над неловкой попыткой тети пошутить, в перерывах между смешками спросила:

— И что было на повестке дня? Какой цвет лака в тренде будущей зимой?!

— Очень смешно, — пробубнила обижено тетя. — Между прочим я тебе место в университете смогла оставить...

Веселые эти Розочки.

***

После небольшого чаепития я рассказала тете о своих проблемах, а она молча слушала мои словоизлияния, только иногда поправляла мои светлые пряди волос и ненароком гладила макушку или щеку. Главное — она слушала. Просто слушала...

Не говорила, что я виновата, ведь крутила хвостом, как всегда обвинял папа по поводу Артема.

Катя не винила, как Алина.

Тетя не равнодушно слушала, как Эля, смотря в тот же момент на экран компьютера и кивая головой.

Тетя слушала и игралась с моими волосами, иногда заправляя их за ушко.

Очень тепло с ней. Она как будто отогрела, растопила колючий холод внутри, не давала внутренне замерзнуть. Я не заметила, как стала немного улыбаться, даже призналась по поводу Гектора.

— Мне было больно первые три раза, — пояснила вдруг тетя.

— Три!? — ужаснулась я. — НЕ ...не...я больше не выдержу таких сексуальных марафонов. Хватило! Спасибо! На всю жизнь назанималась! — отрезала рукой в воздухе, подвела черту и чтобы никто не смел ее пресекать.

Как вспомнила те моменты, тут же между ногами предательски заныло, как будто ощущая вновь мучительные проникновения внутрь.

А вдруг наши тела изначально не созданы друг для друга? Что, если мое тело инстинктивно прогоняло Гектора, потому что чувствовало в нем Карателя?

После обеда мы покинули ателье, закрыли тщательно окна, входную дверь, спустились по лестнице. Перед домом находился тротуар из красной плитки, а на против четырехполосная дорога, а за ней небольшой парк.

Возле обочины были припаркованы автомобили, и, когда мы спустились по лестнице, из темной машины вышла тень, в черной куртке, шапке и джинсах со звенящей цепью на бедре. Гектор захлопнул дверцу и, опершись бедром о машину, молча прикурил. Взгляд от меня отвел.

А мне опять стало холодно и страшно, как маленькой девочке в абсолютной темноте, словно сейчас возьмет и опять запрет. Я тоже опустила взгляд вниз, как и он, на тротуар между нами.

Первой мыслью было сбежать, но подставлять под удар тетю не хотелось.

Звук чиркнувшей зажигалки прозвучал, как опасный выстрел, я вздрогнула. Выпрямилась из последних сил, словно будут стрелять, как раз в мишень в лице меня.

— Как ты с ним рядом находишься, Диана? — шепнула тетя на ушко, пока выходили из калитки, дверцу она придерживала, пока я заторможено, на непослушных ногах шла на казнь. — У меня на расстоянии нескольких метров кожа горит от него...

— Диана! — услышала зов, тетя в тот же момент замолчала. Молча меня осмотрела, при этом, лоб ее покрылся морщинами, брови сошлись между собой.

— Не бойся, всё будет хорошо, — прошептала тетя и поцеловала в щеку на прощание, опять стирая свою помаду с кожи. А потом развернулась, идя по тротуару:

— Здравствуйте, молодой человек! — обратилась она к Гектору, при этом держа дистанцию до Карателя, метра три не меньше, лишь бы не ближе. — Не обижайте мою девочку.

— Здравствуйте! — сухо поздоровался Гектор. — Разумеется.

Над его «разумеется» хотелось горько засмеяться, прогоняя, смывая неприятное ощущение в груди и гортани. Он напрочь заполнил меня этой горечью, влил в вены. Как я не лопнула от перенасыщения горечью? Не знаю.