Неоспоримый (ЛП) - Пенроуз Х. Р.

— Ты часто приглашаешь незнакомых людей в свой дом? — спросил он.

— Не принимай мои действия за слабость. Возможно, я пригласила тебя, чтобы позаботиться о твоих ранах, потому что я такой человек — я помогаю людям, если могу, — мой голос был ледяным. — Но я могу ранить тебя и защищаться, если ты окажешься опасен для меня. Хочешь проверить эту теорию?

Нико усмехнулся, и этот звук согрел каждую частичку моего тела.

— Кто научил тебя защищаться?

Я продолжила обрабатывать остальные мелкие порезы и царапины. С синяками я особо ничего не могла сделать, кроме как намазать их кремом с арникой. Большая часть крови с его тела смылась в душе, предоставив мне чистый холст для работы.

Мне приходилось делать это для моего брата и некоторых его друзей несколько раз, особенно когда он отказывался ехать в больницу или обращаться к врачу, зная, что это дойдет до наших родителей. Затем он получил бы еще одну обстоятельную лекцию о недостатках профессии, которую он любил и которой хотел заниматься всю свою жизнь. Но они придирались к нему только из любви.

— Я не могу раскрыть все свои секреты. А что? — я одарила его улыбкой. — Ты, случайно, не серийный убийца?

На его лице промелькнуло веселье, прежде чем он дернулся от укола дезинфицирующего средства, которым я промазала еще один порез на его мускулистой груди.

— Что, если бы я был киллером, а не серийным убийцей? Это что-то изменило бы? — он ухмыльнулся. — Стал бы убийца открыто признаваться в том, что он убийца?

Я закатила глаза.

— Возможно. В зависимости от их личности, от того, чего они хотели добиться своими убийствами.

Его ухмылка расширилась до настоящей улыбки, которая заставила меня остановиться, чтобы осознать это.

— Я не буду кусаться, пожалуйста, просвети класс.

Настоящие криминальные документальные фильмы и подкасты меня безмерно заинтриговали. Я была одной из тех странных людей, которые могли расслабиться, слушая или наблюдая подробные подробности ужасов, и называли это расслаблением, пока клевали носом перед сном.

— Большинству серийных убийц нравится, когда о них пишут. Они любят публично хвастаться своими преступлениями. Они жаждут внимания. Но не все, некоторые любят прятаться на виду. Быть рядом с тобой в школе, на работе, сливаться с нормальным обществом, чтобы их никогда не поймали, — я сделала паузу, отметив, что он полностью прислушался к моей болтовне. — Ты знал, что серийные убийцы могут сопереживать? Это меня удивило, но обычно это не направлено против тех, кого они убивают. Это сложно и интересно, когда исследуешь, особенно известные дела и не очень известные. Полагаю, убийцы могут быть похожи.

Я пожала плечами.

— Как же так?

Его руки упали с внешней стороны моих бедер, и я переместилась к его спине, заклеивая несколько больших порезов, но оставляя много таких, которые со временем легко заживут сами по себе.

— У серийных убийц есть мотив или они обычно следуют определенной схеме. Не всегда, но обычно. Убийца — это тот, кто планирует убить или уже убил, но не таким образом или поведением, чтобы привлечь к себе внимание. У них может быть мотив для этого, или они могут делать это потому, что у них что-то не в порядке с головой, и они жаждут этого.

— А как насчет тех, кто убивает, чтобы защитить кого-то и свою территорию, или борется с вредом и правонарушениями?

— Самооборона, — мгновенно парировала я. — Законы Великобритании нелепы; они почти всегда поддерживают преступника. Разумная сила.

Я усмехнулась, не желая спускаться в эту кроличью нору.

Нико напевал, двигая челюстью из стороны в сторону с отсутствующим выражением лица.

— Все мы убийцы в той или иной форме. Некоторым людям нравится демонстрировать свои убийства. Даже на небе виднеется кладбище звезд, словно для того, чтобы научить нас, что смерть преследует нас по пятам.

Я отошла, закончив ухаживать за его телом. Я стояла к нему спиной, пока собирала аптечку, запихивая все необходимое в мешок для мусора.

Мы все убийцы в той или иной форме.

Я полагаю, что мы могли бы быть такими. Эмоционально ты мог бы убить кого-нибудь или разрушить чьи-то надежды и мечты. Разные мысли проносились в моей голове, и интрига уколола меня. Я хотела узнать больше о человеке, который сильно оступился на дороге, который доверился помощи незнакомого человека и с явным интересом выслушал мои слова.

Но он был тем человеком, который дважды бросил на меня сердитый взгляд, как будто я сделала что-то не так.

Он поднялся со стула, устраиваясь на большом диване.

— Еда или вода? Тебе принести что-нибудь? — спросила я.

— Это уже второй раз, когда ты предлагаешь. Ты пытаешься напоить меня или накормить до смерти?

Я покачала головой с легкой улыбкой.

— Нет. Это называется гостеприимством. Ты сомневаешься в намерениях каждого?

— Обычно — да.

— И как тебе эта паранойя? — я приподняла бровь.

Нико прикусил уголок губы. Что-то неописуемое промелькнуло в его чертах, прежде чем разгладилось.

— Сегодня вечером не очень хорошо.

Каким-то образом я поняла, что он подразумевал нечто большее, чем просто то, чему я была свидетельницей. Я чувствовала эту сводящую с ума фамильярность по отношению к нему, хотя он был просто незнакомцем. Для меня это загадка.

— Кроме пореза у тебя над бровью и нескольких синяков на лице, других травм головы у тебя, насколько я могла видеть, не было. Я не думаю, что у тебя сотрясение мозга, но я не медицинский работник, так что не верь мне на слово, — заявила я, жалея, что не могла вместо этого отвезти его в больницу на всякий случай.

Я заметила его бумажник и телефон на буфете, цифровые часы на запястье, по которым можно было легко звонить и отправлять сообщения.

Почему он не позвал Бена или кого-нибудь еще на помощь?

Пальцы Нико коснулись брови, которую я приклеила, и проделала довольно хорошую работу, как я могла судить.

Озвучивая свои вихрящиеся мысли, я спросила:

— Почему ты никому не позвонил, чтобы за тобой приехали?

Он поджал губы; осторожный тон, когда ответил.

— Я не хотел ни с кем встречаться. Не сейчас.

— Что с тобой случилось сегодня вечером? — спросила я, испытывая свою удачу.

— Серия прискорбных событий.

Мои губы приоткрылись, чтобы задать следующий вопрос, но он оборвал меня. Его голос был добрым, но решительным.

— Пожалуйста, я бы предпочел не обсуждать это.

Его взгляд умолял меня, и я сменила тему. Хотя мне было любопытно.

— Была ли какая-то причина, по которой ты был неприятен со мной на той неделе?

— Всегда есть причина.

— Не хотел бы ты поделиться почему?

Я постучала пальцами по своему боку.

— Не особенно, — ответил он, чем вызвал у меня раздражение. Золотисто-карие глаза пристально изучали меня, удерживая на месте.

— Тебе следует перестать так на меня смотреть, — заметила я.

Он облокотился рукой на спинку дивана, держась за затылок, отчего мышцы на его руке напряглись. Мой взгляд проследил за этим направлением, прежде чем я быстро отвела его, но не раньше, чем довольная ухмылка украсила его губы. Он сделал это намеренно.

— Например, как? — задумчиво спросил он, не желая дурачить меня этим невинным поступком. Этот человек нанес мне эмоциональный удар.

— Как будто ты решаешь, в какой позе трахнешь меня в первую очередь, — выпалила я, прикусив губу, не веря, что сказала это вслух.

Я прочистила горло, чувствуя, как горят мои щеки. Я проигнорировала ухмылку на лице Нико.

— Ну… Есть много разных позиций. Но сначала я бы предпочел, чтобы ты повернулась ко мне лицом, чтобы наблюдать, как твое лицо искажается от удовольствия, когда я вхожу в эту скользкую киску. После этого… — он пожал плечами, заставив мои мысли закружиться.

И все, о чем я могла думать, это каково это — чувствовать, что он смотрит на меня, что его постоянное внимание сосредоточено только на мне.