Разводись. Теперь ты моя - Кросс Вита

– Чтобы я тебя хотел? Да.

– Обойдешься, – резко встаю, взведенная до крайности этим разговором. – мне больше не нужно, чтобы ты меня хотел. И компромиссы твои тоже не нужны. – в венах клокочет злость. – Семья – это не только счастье и секс. Семья – это трудности, совместные переживания, время вместе. Тебе же хочется, чтобы все было просто, но так не бывает. Иди к своей Заре, Леша. А нас с Сашей оставь в покое.

Муж тяжело и медленно выдыхает. Встает, тут же возвышаясь надо мной горой.

– Обойдешься ты, Авдеева. Я знаю, что тебе нужно время все переварить. Переваривай. Но уходить я никуда не собираюсь.

Обесценив мои слова тем, что предпочел их не услышать, разворачивается и выходит из комнаты.

Глава 10

Максим

– Ну что ты делаешь, Ольга Евгеньевна?

С претензией смотрю на то, как социальный работник скармливает наглой лохматой роже бутерброд с колбасой.

– Балую твоего пса, – улыбается она, адресуя флирт явно не Басу. – Такое ощущение, что ты его не кормишь. Он всегда голодный, когда бы вы не приехали.

– Он не голодный, он просто любит пожрать.

– А мне не сложно его накормить, – молодая женщина, в обтягивающей юбке и пиджаке, пуговицы которого норовят разлететься в разные стороны от силы натяжения в области груди, выпрямляется, встречаясь со мной призывным взглядом. – И тебя, кстати, тоже, Макс.

– Я помню. Утка, киноа.

В тот единственный вечер, что мы провели вместе она меня кормила именно ими. Было вкусно. Секс в качестве десерта тоже вышел очень неплох. Но повторять у меня желания не возникает.

– Я по—твоему совсем не дружу с фантазией? – чересчур громко смеется женщина, игриво пробегаясь длинным ногтем по моей груди. – Уткой и киноа я не ограничиваюсь. Готова выполнить любые твои пожелания.

Звучит неоднозначно. Я понимаю намеки, но иногда прикидываюсь туго соображающим.

– Я временно на диете, Оля Евгеньевна, – негрубо убираю её руку. – И в отличии от пса умею контролировать свой голод.

Бас коротко лает и куда—то срывается, очень вовремя заканчивая ненужный диалог.

– Мы пошли, – вскидываю руку, – увидимся.

– Мхм. Если что, мой номер у тебя есть, – прилетает мне вслед огорченно.

Направляюсь прямо по коридору, пытаясь понять куда унеслось чудовище. Обычно он смирный и не убегает без команды.

А тут сорвался, будто сахарную косточку учуял.

– Бас, – зову его громко.

Сворачиваю за угол и натыкаюсь на мохнатую задницу, крутящуюся около стройных женских ног. Ног, которые я имел возможность рассмотреть с близи буквально позовчера.

Так вот ты какая, сахарная косточка…

– Ой, – гладит его суетливо по голове Лера. – А ты здесь откуда?

Я хмыкаю, останавливаясь рядом. Сегодня соседка в своем привычном образе. Классические черные брюки, и приталенная бирюзовая кофточка с длинным рукавом, подчеркивавшая ее хрупкую фигуру. Фигуру, которую я ожидал обнаружить на своем диване по пробуждению, но не фартануло.

– Он—то здесь часто бывает, – произношу, встречаясь с голубыми взволнованными глазами, – другой вопрос что здесь делаешь ты?

Соседка растерянно моргает.

– Здравствуй, Максим.

– Здравствуй, – обвожу взглядом бледное лицо.

Пшеничные волосы собраны в хвост на затылке, на шее тревожно пульсирует венка.

В ушах крошечные сережки гвоздики, визуально делающие ее младше своего возраста.

Почему я подмечаю эти детали? Черт его знает. Взгляд как—то сам выхватывает.

– Ох, я бы и не хотела здесь оказаться, но… – Обводит рукой двух парней, развалившихся на стульях. – Вот…

– А это у нас? – вопросительно смотрю на нее.

– А это мои ученики. – Вздыхает Лера. – Они отчего—то решили, что могут себе позволить портить чужое имущество. Взяли и расписали краской чью—то машину.

– Да? – всматриваюсь в хмурых беспредельщиков. – А что, уже заработали на компенсацию? Или у родителей будете занимать?

– Ничего мы компенсировать не будем, – бурчит один из них, лапоухий, – Этот урод уже задолбал свою калымагу ставить на единственное место для инвалидов во дворе.

– Так, а можно подробнее?

– Мы уже все рассказали, – бросает второй. – Нас не имеют права задерживать. Мы несовершеннолетние. Пусть лучше этого вон задержат. – мотает подбородком куда—то в сторону, – Козел.

– Петя, – шикает на него Лера, и оборачивается на подошедшего к нам мужика.

Пострадавший, догадываюсь я. В фирменном пальто и ботинках как говорит наш капитан «из крокодильей рожи». Они конечно, не из кожи пресмыкающегося, но стоимость примерно такая же.

– Ну что, шпана, не дозвонились до своих родителей? – «пострадавший» оглядывает их с брезгливостью.

– Не надо так с ними говорить, – встает перед парнями Лера, закрывая их своей не слишком внушительной фигурой. – Это дети.

– А ты не лезь, училка. Тебя позвали только потому что эти отморозки вместо уроков мои машину пописали.

– Если бы вы свою машину ставили в положенном месте, они бы ее и не трогали. Нужна она им больно.

– Нужна, – рявкает напыщенный урод, – поэтому и пописали, что нужна. Это же банальная зависть. И не надо тут местами для инвалидов прикрываться. Сами на такую заработать никогда не смогут, вот и портят имущество другим.

– Да как вам не стыдно? – покрывается пятнами ярая защитница малолетних «преступников». – Место по закону принадлежит человеку с ограниченными способностями.

– Ой, не лечи меня, а. Этих ограниченных пол города, и что теперь?

Лера в шоке открывает рот, выглядя настолько уязвленной, словно он обидел ее лично. Глаза наливаются кровью, пальцы складываются в кулачки.

На всякий случай отодвигаю ее подальше, а этому дефективному киваю на двери открытого рядом кабинета.

– А ну—ка ограниченный, иди сюда.

– Это ты мне, мент? – таращится на меня он.

– А ты здесь еще видишь ограниченных?

– Ты охренел?

– Пока еще нет. Но могу, если ты сейчас же не зайдешь сюда, – последние слова цежу сквозь зубы, потому что ненавижу, когда пытаются петушиться на глазах детей и женщин.

Перед ними всегда проще казаться сильным.

Дефективный обводит злобным взглядом Леру с пацанами и с важным видом проходит мимо меня.

Закрываю за ним дверь.

Не дожидаясь приглашения, мужик падает на стул и нервно стучит пальцами по столу.

– Ты как со мной разговариваешь?

Дожидается пока я встану рядом.

Складываю руки на груди и с интересом рассматриваю смазливую физиономию.

– Чем тебя так жизнь обидела? – Озвучиваю вопрос, который крутится на языке.

– Не понял, – обтекает он.

– Что непонятного? Бабки есть. Внешность вроде тоже. А ты ведешь себя как уёбок.

– Что? – вскочив, пыжится, но я толкаю его обратно.

– Что слышал. Или ты инвалид? Внешне не видно, конечно, но кто знает, – с намёком опускаю взгляд ему на брюки.

Нет, ну а что? Может поэтому он в жизни такой ущербный, что там похвастаться нечем.

– Никакой я не инвалид!

– Да? Тогда зачем тачку свою на место для инвалидов ставишь?

– Потому что других нет, – разводит руками, – мне где ее по вашему? На крышу дома ставить?

– Покупать не надо было, если не можешь найти где примостить.

– Слушай, мент…

– Еще раз назовешь меня ментом, придется не только машину перекрашивать, а и фейс твой рехтовать.

Дефективный захлопывает рот и смотрит на меня исподлобья.

– Значит так. Забираешь своё заявление и отчаливаешь восвояси. К детям у тебя претензий нет.

– Ага, конечно, уже прямо сейчас, – фыркает, но я щелкаю перед его лицом пальцами, потому что говорить еще не закончил, а когда меня перебивает просто терпеть не могу.

– Если же решишь стянуть с них деньги, разговаривать будем иначе. Поднимем видеозаписи в городе и найдем столько подтверждений тому, что ты инвалид, который паркуется на своем законном месте, что за лечение не расплатишься. А точнее за штрафы. Я правильно говорю? Поправь, если не угадал.