Быстрая связь (ЛП) - Эриксон Меган

Его ноздри раздулись, и он пошел на меня. Не зная, что он собирается сделать — избить меня или трахнуть, — я встретил его на полпути. Взялся за его щеки, потащил на себя, и наши губы слились.

Спотыкаясь, мы двинулись вбок, а когда врезались в стену, я развернулся, пришпилил Доминика к стене и поднял его, подхватив под мощные бедра.

Он обвил вокруг меня ноги, сжав меня будто в тисках. Мы поглощали друг друга, вкладывая в жадные поцелуи тысячи «я скучал по тебе». Я втирался в него, пока он, больно кусаясь, выгибал спину. Просунув между нашими бедрами руку, я приспустил свои треники и взял наши члены в кулак.

Потом чуть отодвинулся.

— Сплюнь. — Он уставился на меня расширенными зрачками, явно не понимая смысл просьбы. Я указал на наши члены и повторил: — Сплюнь.

Он опустил голову и сплюнул, не сводя с меня глаз. Смазав его слюной нашу твердую плоть, я заходил по ней кулаком, и его глаза сразу же закатились, а затылок застучал по стене. Я склонился к вене на его шее и, продолжая ласкать нас, с силой ее засосал.

— Так и не смог выбросить тебя из головы, — с горечью произнес я в его соленую кожу. — Ты был всюду — в душе, в постели, в моих гребаных снах. — Он застонал, когда я стиснул нас крепче и, просунув вторую руку подальше, пальцем нажал на его вход. — Ты скучал по вот этому? Скучал по нам?

Он издал сдавленный звук.

— Ты же знаешь, что да.

Во мне уже зарождался оргазм. Бедра Доминика задвигались в знакомом отчаянном темпе, и я понял, что он тоже близко. Когда он взорвался, то через пару движений рукой кончил и я — застонав ему в рот, пока он, задыхаясь, крутил мои волосы в кулаках.

Где-то минуту мы не шевелились, застыв у стены. Мои треники сползли до лодыжек, футболка была забрызгана спермой.

Когда Доминик отдышался, его тело сразу же напряглось. Я отпустил его ноги, но он не взглянул на меня, а, двигаясь, словно робот, сделал попытку подобрать свои вещи. Но я, распластав ладонь у него на груди, прижал его к стенке. Он вскинул голову, и его глаза снова разгневанно засверкали.

Он открыл рот, и я понял, что если не начну говорить, то потеряю его.

— Ты ничего плохого не сделал.

Его челюсть с различимым звуком закрылась.

— Слушай, давай я дам тебе какую-нибудь одежду. И мне надо сменить футболку. А после… я все объясню. Хорошо?

— Еще как объяснишь. — Вид у него был по-прежнему настороженным.

— Да, мы все обсудим.

— Ты добровольно предлагаешь по-настоящему поговорить?

Я на шаг отступил.

— Я осознаю, что мои навыки общения оставляют желать лучшего, но я все же могу их использовать, когда это становится необходимо.

— Значит, сейчас это необходимо? — Его лицо слегка посветлело.

— Да, мне необходим ты.

Доминик повращал плечами.

— Я или секс?

Я мягко толкнул его в грудь, и он вновь привалился к стене.

— Давай я сначала кое-что проясню. Если б мне нужен был только секс, то я вернулся бы в грайндр. Мне нравится с тобой трахаться, но еще нравится кормить тебя сэндвичами и читать все те глупости, которые ты присылаешь мне каждый день. Так что заткнись и дай принести тебе сухую одежду.

Он заткнулся.

Вернувшись, я застал его на том же месте — он возил по полу своей мокрой футболкой. Когда он встал, я подал ему полотенце, футболку и шорты.

— Что ты там вытирал?

— Воду. Плюс я, кажется, выстрелил чересчур далеко.

Я выгнул бровь.

— Откуда ты знаешь, что это был ты, а не я?

Он фыркнул.

— Ладно, старик. Это не соревнование.

— Не беси меня.

Мы переместились на кухню. После того, как я состряпал два сэндвича, и Доминик их умял, я прислонился к стойке и поставил его себе между ног, а он уперся кулаками в столешницу у меня по бокам.

— Итак, сейчас мы поговорим. — Будущий разговор был мне заранее неприятен, но его нельзя было избежать — если я хотел сохранить Доминика. — В восемнадцать я пошел служить в армию. Денег в моей семьей не было, и я хотел женится на Наде, поэтому думал, что у меня нет других вариантов.

Доминик молча кивнул. Ему явно хотелось задать уточняющие вопросы, но он, видимо, понимал, что если перебивать меня, то я никогда не закончу.

— Но в итоге служить мне понравилось. Я женился на Наде, у нас родилось двое детей, и если мой брак развалился, но с армейской карьерой все вышло ровно наоборот. В двадцать девять, когда еще работал закон «Не спрашивай, не говори», я стал офицером.

Доминик со свистом вдохнул. Потом прижался ко мне и опустил лоб мне на плечо, словно зная, что переносить взгляд в глаза мне сейчас тяжело. Взяв его за затылок, я стал перебирать его еще влажные волосы.

— Я познакомился с одним парнем. Его звали Джейк. Он знал, что из-за работы я навсегда останусь в чулане, но ему нравилось рисковать. И ради него я изменил своим правилам. Однажды он пришел к нам на базу, мы уединились у меня в кабинете, и нас застукал старший по званию.

Руки Доминика сомкнулись вокруг моей талии.

— Черт.

Я закрыл глаза, борясь с ощущением полного опустошения. Из-за того единственного минета годы работы вылетели в трубу, и было горько осознавать, что Доминик служил совсем в другую эпоху. Он мог дурачиться с парнями на базе без страха лишиться карьеры. Но он был не виноват, что из-за этого пострадал я.

— На этом моя служба закончилась. Меня уволили, и я оказался на дне без профессии и без каких-либо навыков. Я думал, что потеряю право совместной опеки, что не смогу выплачивать алименты. И все из-за одной дурацкой ошибки.

Доминик поднял взгляд, словно спрашивая разрешения заговорить. Я кивнул.

— Мне очень жаль.

Три коротеньких слова, но они были словно соль на свежую рану.

— Дальше все стало хуже. Я остался с Джейком. Мне казалось, что мы должны сохранить отношения, чтобы у моего увольнения был хоть какой-нибудь смысл. Типа, я потерял работу, но не его. — Я покачал головой. — Я сделал ошибку. Большую ошибку. После случившегося я уже не был прежним, как, впрочем, и Джейк. Я не знал, как быть в отношениях, поэтому не обозначил границ. Еще я не осознавал, что он был не самым уравновешенным человеком. И долгое время не замечал тревожных сигналов. — Вспоминая, я хрустнул костяшками. — Но даже когда я понял, что у него есть проблемы, то все равно не прервал нашу связь. Это было обречено на провал. Он отказывался показаться врачу, отказывался лечиться, и у него… у него напрочь отсутствовал здравый смысл. Спустя какое-то время я намекнул ему, что нам лучше взять перерыв. Он впал в отчаяние. Однажды он забрал близнецов от их няни — не сказав мне. Он обманул ее, заверив, что мы разрешили, и мы до ночи не знали, где наши дети. Потом он наконец-то приехал. Они плакали, не пристегнутые, на заднем сиденье.

— Охренеть. О чем он, черт побери, только думал?

— Он сказал, что увез их, чтобы мы отдохнули, но я знал, что он просто хотел… впечатлить меня. Доказать, что от него может быть польза, что он может быть частью семьи. Он не понимал, что подверг Мики и Шелли опасности, что мы с Надей все это время сходили с ума. И я порвал с ним. Сразу и навсегда. Понимаешь, я вырос у деда, который вел себя не как родственник, а как сосед. Поэтому когда у меня наконец появилась семья, я поклялся, что буду ее защищать. Всеми средствами. Ото всех.

Доминик, стиснув зубы, кивнул. Его лицо было мрачным.

— И поэтому ты придумал те свои правила?

— Да.

— Но ради меня ты их нарушил.

— Верно.

— Ты жалеешь об этом?

— Нет.

— Значит…

— Моя жизнь очень проста, — сказал я отрывисто. — Мне не нужен бойфренд, который будет привозить мне на работу обед, потому что я не хочу, чтобы мои клиенты задавали тупые вопросы. Я не хочу держаться за ручки на гребаных школьных концертах и выслушивать от посторонних людей гомофобную чушь. Я больше не смешиваю разные стороны своей жизни. Есть ты, есть моя семья, и между вами черта.

— Я никогда не просил, чтобы ты познакомил меня со своими детьми. Даже не намекал.