Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork"

– Не ходи один, – предупредил меня Игорь, – подкараулят и изобьют. Да ещё свяжут и бросят под холодной водой. Или вообще, – он изобразил сжатым кулаком и двумя пальцами недвусмысленное движение, заставившее меня поёжиться. Воспоминания о Толике Евсееве и его вонючем дыхании были весьма яркими.

– А могут? Это же преступление!

– Ага, – невесело улыбнулся Игорь, – только хрен ты чего кому докажешь потом. Я, когда сюда только приехал, как-то сунулся в душ не пойми с кем…

– Оооо, – мой ужас, видимо, отпечатался у меня на лице, потому что Игорь торопливо продолжил:

– Нет, ничего такого со мной не сделали, просто зажали и… Мерзко, короче. А вот тебя – вполне, просто за то, что ты…

– Не такой, как они, – закончил я за него.

– Да, тут, если ты не такой, ты должен это либо скрывать, либо быть достаточно сильным, чтоб никто и пикнуть не смел. Как Стас.

– Стас? Да он тут самый типичный!

– Ты не прав, – вступился за него Игорь, – Стас совсем не такой… Не знаю, только он… Да ты к нему присмотрись, поймёшь. Только, – он улыбнулся и я отметил, какая у него милая, обаятельная улыбка, – не присматривайся в душе.

Впечатлений в душе мне хватило. Когда знаешь, куда смотреть, можно увидеть немало интересного.

В душе тоже есть свои тонкости. Так, например, по какой-то молчаливой договоренности, мытьё происходит в две смены. Причём, мыться в первую смену считается престижней. Вторая смена сидит и караулит вещи. Первая смена возвращается, вытирается и уходит, задача второй смены – помыться в этот срок, чтоб не оставлять свои вещи без присмотра. Защёлка на замке в душе сломана.

– У Стаса компания небольшая, – поведал мне Игорь незадолго до первого похода в душ, – с ним безопасно, но скучно.

– Скучно?

– Ага. Стас не любит развлекаться в душе. Избить кого-нибудь, если мешается, а развлекаться – нет.

– Развлекаться? В смысле? Игорь посмотрел на меня как на идиота.

– А как, по-твоему, пацаны в душе развлекаются? Некоторые даже девочек убалтывают с собой ходить, особенно Азаев это любит. Некоторые, – Игорь скривился, – друг другом обходятся. Стас такого не допускает.

– Наверное, потому что его изнасиловать пытались? – догадался я.

– Кто знает…

В итоге в душе мы оказались в таком составе: первая смена – это сам Великий и Ужасный, Игорь, Вовчик и Рэй, затем я, парень, которого называли Танкистом и те двое малолеток, которые садились к нам за стол, Пашик и Яшик, как их все называли. Эти двое смотрели на меня с сакральным ужасом, особенно Паша. Он прямо взглядом мою тату ел. Я его подразнить решил, медленно провёл по ней пальцем, облизнулся и спросил: «Нравится»? Парень сделал огромные глаза и заорал на всю душевую, что я к нему пристаю. Стас крикнул в ответ, что прибьёт меня на месте. Я ответил, что просто пошутил, и вообще, не сдался мне этот тощий дрыщ. Паша, кажется, обиделся – не то на дрыща, не то на «нафиг не сдался». Вообще, парни посматривали на меня, как на какое-то инопланетное чудо. Ну, чего они ждут? Я ничем от них не отличаюсь физически. Сам я тоже присматривался, больше из любопытства, чем строя какие-то планы. У Вовчика, как я и полагал, веснушками было покрыто всё тело. Веснушками и короткой рыжеватой шерстью на руках, ногах и пояснице. Мда, однако. Как хорошо, что на мне ничего не растёт. Сделал бы он себе эпиляцию, что ли, может я и соблазнился бы даже. Стас без одежды выглядел ещё более впечатляющем, чем в ней. Странное он производит впечатление – массивное и, в то же время, гармоничное. Соразмерное. Впрочем, красивым я это бы не назвал. На спине и плече я заметил у него два белых параллельных шрама. Интересно, сколько ему лет? Девятнадцать, не меньше. Небось, сидел по два года в одном классе. Рэй с Танкистом ничего особенного из себя не представляли, мускулы их не дотягивали ни до Вовчиковых, ни до Стасовых, а у Рэя тело, как и лицо, было обсыпано яркими, до крови расчёсанными прыщами. Дольше и чаще всего мой взгляд задерживался на Игоре. Чёрт, а он, и впрямь, в моём вкусе. Хрупкий, невысокий, кожа тёплого оттенка с ещё толком несошедшим загаром. На плече у него я заметил две родинки, вот именно такие – маленькие, плоские, тёмные – мне безумно нравятся. Игорь, идя к кабинке, тщательно кутался в полотенце, ему явно было неуютно. Как и мне.

Зато, кто не испытывал никаких стеснений – так это Вовчик со Стасом. С Вовчиком всё понятно, я подозреваю, что большинство спортсменов тайные эксгибиционисты, а Стас просто слишком непрошибаем, чтоб испытывать нечто вроде стеснения.

И вообще, я увидел много всего интересного. Рэй сказал, что у него кончился гель для душа и Вовчик предложил ему свой. Но не протянул, как следовало бы, а оставил на полочке в кабинке и Рэй втиснулся туда и, пожалуй, стоял там на несколько секунд больше, чем следует. Стас, торчавший под душем дольше всех, наконец, вышел и потянулся, стряхивая капли воды. Вовчик заметил мимоходом: «К тебе тут какая-то бумажка прилипла», – и снял её с плеча, и ладно бы просто снял – накрыл ладонью и смахнул – опять же, медленней, чем нужно. Я заметил, как Танкист слишком сильно расправил плечи и выпрямил спину, явно пытаясь копировать не то Вовчика, не то Стаса, однако ему явно было не вполне уютно голышом. А вот Игорь, наоборот, судорожно заматывался в полотенце и, одеваясь, старался извернуться так, чтобы демонстрировать как можно меньше обнажённого тела, к моему сожалению. Я заметил жадные, восхищённые взгляды Паши, которые он, мелкий и костлявый, бросал на Стаса и его странное движение рукой, когда Вовчик смахивал у того с плеча соринку. «Интересно, а они сами отдают себе отчёт в том, что творят?» – задумался я, стоя под душем. Вода текла вяло, была не особо горячей, да и пахла неприятно. Я тщательно намыливался, вдыхал непривычный мне запах дешёвого шампуня (отец специально купил, чтоб я, якобы, не выделялся и теперь я понял, что смысл в этом есть, хотя запах этот мне будет ненавистен на всю жизнь) и думал, что мне, и впрямь, повезло, что Стас не питает любви к душевым развлечениям. Я бы справился с Пашей и Яшей одновременно, справился бы с Танкистом, с Рэем (впрочем, тут результат был бы сомнительным), но хрен бы вывернулся от Вовчика и Стаса. Интересная у него компания – ребята разной степени прокаченности без проблеска интеллекта и среди них – Игорь. И как он терпит это общество недолеченных спортсменов? Впрочем, альтернатива, видимо, более безрадостна.

После душа я получил от Стаса подзатыльник и заявление: «Нехуй в душе блядство разводить.» Я попытался объяснить, что просто пошутил, и получил краткий ответ: «И шутить так нехуй.» У него явно проблемы.

После отбоя, пытаясь согреться, лежал под двумя маленькими и тонкими одеялами (второе я утянул с соседней пустой кровати), слушал Lacrimosa и вспоминал Спирита, нашу с ним последнюю встречу.

…

… Отец не любил Спирита, полагая, что он плохо на меня влияет в смысле нравственности. Его родители полагали, что я плохо влияю на Спирита, правда, больше в смысле денежном, прививая ему привычку жить не по средствам. Глупости какие. «Влиять на Спирита» – это оксюморон. После случая с Мигелем отношение к Спириту у отца испортилось окончательно (тот упорно не говорил, где я) и появляться ему здесь было категорически запрещено. Но он, всё равно, пришёл. Обманул консьержку и пришёл.

– Значит, ты разносишь пиццу, – я, улыбаясь, рассматривал форменную кепочку. – Где ты взял всю эту амуницию?

– У Люка, он там работал некоторое время. Господи, вахтёры смотрят на курьеров сквозь пальцы. Видят только форму. Интересно, а если бы я был террористом?

– Ты был бы единственным террористом в мире, который, идя на задание, слушает Lacrimosa. Пожалуй, я загружу себе несколько песен.

– Давно пора. Это одна из самых прекрасных групп в мире. Съедим пиццу?

– Потом, – я глядел на Спирита и понимал, что не увижу его почти три месяца. В пятом классе я почти на год уезжал в Англию и, хотя мне там было безумно интересно, не было и дня, чтоб я не вспоминал друга. Я писал ему каждые два-три дня и с нетерпением ждал ответных писем. А ведь тогда мы не были так близки, как сейчас. Наши чувства ещё спали, наша дружба была просто дружбой.