Танец Лиса(СИ) - "Tau Mirta"

— Гляньте-ко, охотник на Лиса возвернулся, — обрадовался Лесьяр. — Что пустой идёшь? Не добыл покуда?

— Добуду, — буркнул Кром, невольно останавливаясь и отыскивая взглядом Варишу. Та смотрела в низкое серое небо и улыбалась чему-то своему.

— А мы колядовать собрались. Айда с нами, в хари рядиться?

— Пойдём, пойдём, — загомонили все. Он покачал головой.

— Да ну тебя! — звонкая толпа повлеклась дальше по улице, а Кром стоял, глядя им в след. Не больно и хотелось, шумные забавы он никогда не любил. А всё ж Вариша могла бы хоть посмотреть. Или кивнуть. Он вздохнул и повернул к дому, думая, что Снежень уже миновал, и теперь жди морозов Лютовея.

Как в воду глядел. Дни стояли ясные и бесснежные, ночи — студёные. Кромгал в избытке находил следы и даже видел несколько раз мышкующих лисиц, но обычных, не тех. Не того. Он наготовил лёгких стрел, чтобы задеть Лиса — ранить, но не убить, и каждый день перед рассветом уходил в лес. Зверь не показывался. Охотник ждал. И однажды нашёл их: самые большие лисьи следы, что он видел. Пришёл. Чудно, подумал Кром, разглядывая утоптанный снег на поляне. Выходило, что Лис был здесь, и к нему приходили другие, словно на поклон. Сразу вспомнились басни, которые ему рассказывала бабушка: о лесном царе, о волколаках, которые над зверями властили. Он мотнул головой. Не бывает никаких оборотней, старушечьи россказни это, чтобы непослушных чад утишить. А если и бывают, то не здесь, а в Поречье или в Загорье, или в городе. Хорошо рассказывать зимней ночью страшные басни, да кто же поверит, что нечисть есть и в своём дому? Он присел, разглядывая следы, тронул пальцем, очертил. Глубокий след, хозяйский, но беглый. Так ставит ногу не зрелый степенный муж, а молодой неугомонный парень. Что ж, поглядим, каков ты есть.

На следующий день Кромгал пришёл на лисью поляну с привадой — подгнившей бараньей тушей. Он присмотрел себе место, чтобы схорониться, когда вернётся, и оставил тушу лисам. Ночью они придут к ней, учуяв запах падали.

* * *

Кром тихо крался в рассветных сумерках к поляне — против ветра, как положено. Ещё издали он услыхал возню и приглушённое тявканье. Лисы кормились. Он скользнул ближе, медленно, прячась за деревья и заснеженные кусты — глаз у лисицы острый. Мало-помалу подошёл совсем близко. Вкруг туши кипело рыже-бурое месиво, оголодавшие лисы рвали замёрзшее мясо. Кром окинул их холодным охотничьим взглядом. Хорошие лисички, да только… И тут он затаил дыхание: на краю поляны сидел огромный лис. Склонив голову набок, он смотрел на возню своих собратьев и как будто скучал. Но как же хорош! Никогда Кромгал не видел такого меха — много гуще, темнее, ярче, чем обычно бывает. Лис обвёл поляну взглядом, и ему почудилось, что в звериных глазах вспыхнули искорками последние предутренние звёзды. Кром потянулся за луком. Лис повёл ухом. Кром осторожно вытянул стрелу из тула; выдохнул, прицелился. Скрипнула тетива… Лис вскочил и глухо тявкнул: остальные, мигом позабыв о корме, порскнули в разные стороны, одна даже чуть не врезалась Крому в ноги. Он заморгал, пытаясь отыскать свою цель, но зверь уже скрылся в ельнике, только его и видели. Ну уж нет. Кром, не убирая лук, кинулся следом: рванул вперёд, отыскивая среди многих следов один, уже знакомый. Лис поскакал в чащу: он петлял меж деревьев, уводил. Кром неутомимо распутывал строчку следов. Вот тут, вроде, лёг… Нет, просто пустился вкруговую, знаем. Небосклон заалел зарёй, ветер усилился, но Лис и не думал залегать на дневку. Кромгал бежал за ним, читая снег, тронутый быстрыми лапами. Ближе, ещё. На охоте он всегда бывал спокоен, а тут кровь прямо бурлила. «Тихо, — осадил он себя, приостановившись у очередного извива запутанного следа. — Промажешь ещё». Но ожидание небывалой добычи гнало вперёд. Переждав, он решил не бежать, а идти: красться, не теряя следа. Лис должен спрятаться на день, тогда он его и поднимет с лёжки. Кром неторопливо тронулся с места. Следы теперь шли прямо. Зверь успокоился и ищет место для сна. Вот и славно. Он вышел из перелеска в низину. Дальше будет спуск и овраг, где… Он остановился, почувствовав взгляд и медленно поднял голову. Ниточка следов взбегала по снежному скату и поднималась на пригорок. А на его вершине стоял Лис. Стоял неподвижно и глядел на Крома, склонив голову набок. Тот тоже застыл. Как целиться в кого-то, кто смотрит тебе в глаза? И всё же, не отводя взгляда, он потянулся к висящему у бедра тулу, нащупал стрелу. Вскинуть лук, почти не целясь, уже светло, не промахнётся… И тут Лис прыгнул: взвился с места длинным красивым движением, почти взлетел. Повернулся, мазнув по снегу рыжим хвостом, и опять. Кром уставился во все глаза. Чего это он? Мышкует? Но нет: Лис не прислушивался, не стерёг, он просто… танцевал. Другого слова Кром подобрать не мог. Зверь струился, перетекал живым пламенем, играл; первые лучи затеплились на снежной белизне поля, заискрились на рыжей шкурке. Кром, ослеплённый, щурился, неотрывно следя за тем, как очередной прыжок перходит в поворот, как Лис припадает, стелится по снегу, прогибается, вьётся, перебирает лапами, вскидывает острую морду, будто приветствуя новорождённое солнце. Кромгалу даже казалось, что он улыбается, прижмурив глаза. Он так и не сдвинулся с места — стоял, держа в руках ненужную стрелу. Нельзя же стрелять в того, кто пляшет. Пляшет так… радостно. А Лис в последний раз повернулся гибким волчком, глянул через плечо, да и сгинул, нырнув за пригорок. И Кром мог бы поклясться, что напоследок тот оскалил клыки в улыбке — то ли весёлой, то ли насмешливой. Наконец он отмер, убрал лук и прошёл вперёд. Почему-то на пригорок, теперь уже как следует облитый сиянием бледного солнца, он не стал подниматься; обошёл его, спустился к оврагу. Следы вели вниз — Лис залёг на дневку. Кромгал окинул овраг задумчивым взглядом и повернул обратно, домой.

Вот как. Значит, не только враньё в полесских байках. Лис и впрямь пляшет. И большой он, правда. Не с телка, конечно, и даже не с барана, а всё равно велик. Ну что ж, тем забавнее будет диковина Варише. Поймать бы только. И зачем отпустил его, дурень? Он же прямо лез под стрелы. Не смог. Не смог и всё. Ладно, пусть побегает Лис по снегу последние деньки, пусть потешит быстрые лапы. Когда-то ещё придётся: в девичьей горнице или в овине, куда там его поселят, больно не разбежишься.

Вечером Кром пришёл к оврагу с кошем, сплетённым из гибких ореховых прутьев. Пробираясь по рыхлому снегу, подлез с другой стороны, кропотливо убрал все следы, оставил приманку. Наутро пришёл проверять и нашёл кош пустым. Приманка тоже была на месте. А вокруг — следы. Они рассказали ему, что кто-то раз за разом обходил ловушку, оглядывал, а потом решил: ну уж нет, сами сюда идите. Добро же. Он привязал за спину ловушку и пошёл по следу. Лис ушёл от оврага, пребрался поближе к чаще. На опушке был навален бурелом, следы к нему. Кром запомнил место, но близко подходить не стал: только залёг, учует ещё. Он походил, проверяя, не вышел ли Лис из круга, не вернулся ли обратно — они часто так делают, а потом оказываются за спиной у охотника. Но нет, лёжку он отыскал правильно.

Вернулся он на закате, со своим лучшим, самым длинным обмётом. Осторожно, почти не дыша, обошёл бурелом, натягивая сеть. Когда Лис проснётся, то попадётся в неё, и его легко можно будет спеленать или, на худой конец, подстрелить. Так думал Кромгал, втыкая в снег последнюю палочку. Только он потянул за завязки, замыкая обмёт, как сильнейший рывок повлёк его вперёд: сеть, обжигая, чиркнула по пальцам; Кром сумел удержать её, но сам не устоял на ногах. Вскочил на ноги, отплёвываясь от снега, и увидел, как рыжий хвост заметает следы по дикому полю: Лис удирал огромными скачками. Он бросился за ним, вспомнил, что снял лыжи, помянул в сердцах сивобородого Хрура и вскинул лук; стрела устремилась к Лису, но где уж там — слишком легка, не долетела. Зверь уходил. Кром прыгнул на лыжи, встал на след, и тут небо начало сыпать блескучий снег. Да ещё и низовой ветер поднялся, позёмка. След заметёт, а он заплутает в поле. Кром стоял и смотрел, как мелькает вдалеке рыжая шубка — Лис опять умудрился сберечь её в сохранности. Он глубоко вздохнул. Ну что ж, как отец говорил: не сегодня, так завтра. И нечего тёмных богов поминать к ночи. Успокоенный, он вернулся к опустевшей лёжке и… Вместе с Хруром помянул ещё белоглазую Морену. Обмёт был порван, да так, что чинить придётся не один день. Вот ведь.