Лорейн Хит
Соблазнение
Пролог
Лондон
Начало ноября 1840 года
Отчаянный стук вырвал Этти Тревлав из ее первого спокойного сна за последние дни. Трое ее сыновей, каждому из которых было всего несколько месяцев, находились на разных стадиях прорезывания зубов, что делало их очень капризными, но сегодня ночью по какой-то необъяснимой причине они спали как ангелы.
Стук продолжался. Не надеясь, что это прекратится, пока она не ответит, она откинула одеяло и вылезла из кровати. Включив пламя в лампе на прикроватном столике, она взяла ее с собой, чтобы осветить путь, когда проходила с улыбкой мимо своих дорогих мальчиков, которые лежали, прижавшись друг к другу, в маленькой кроватке. Скоро эта кроватка станет слишком тесной для них, и ей придется искать для них другую.
Шаркая ногами, она подошла к двери, приоткрыла ее и выглянула наружу, с удивлением увидев девушку, немногим моложе ее собственных двадцати лет, стоявшую там, крепко прижимая к себе завернутый в одеяло сверток. До сегодняшнего вечера доставку осуществляли только мужчины.
— Ты Этти Тревлав, женщина, которая принимает детей, рожденных вне брака, и следит за тем, чтобы о них хорошо заботились?
Надежда и страх слышались в ее речи с сильным шотландским акцентом.
Этти кивнула. Она была женщиной, принимающей детей на воспитание за деньги, в первую очередь внебрачных, которых никто не хотел, избавляя их матерей от стыда и проблем, которые принесло бы им их присутствие.
— Да.
— Ты возьмешь моего мальчика? У меня всего несколько шиллингов, чтобы дать тебе, но тебе не придется заботиться о нем долго.
Своими широко раскрытыми темными глазами она быстро огляделась вокруг.
— Просто до тех пор, пока это не будет безопасно. А потом я вернусь за ним.
На несколько шиллингов она сможет кормить его только пару недель, а у нее еще трое нуждались в еде. Тем не менее, она поставила лампу на стол рядом с дверью, открыла ее шире и протянула руки.
— Да, я возьму его.
Молодая женщина откинула одеяло и поцеловала спящего младенца в щеку.
— Что, черт возьми, ты с ним сделала? — в смятении спросила Этти.
Незнакомка вскинула голову, выдержала ее пристальный взгляд.
— Ничего. Он родился таким. Но он хороший мальчик, не доставит тебе никаких хлопот. Пожалуйста, не отказывайся взять его. Ты моя последняя надежда защитить его от тех, кто желает ему зла.
Этти знала, что некоторые люди верят, что дети, рожденные вне брака, несут в себе грех и не достойны жить в этом мире.
— Я не виню детей за то, в чем они не виноваты.
Если бы винила, не оказалась бы с тремя детьми, родившимися вне брака. Теперь четырьмя. Она пошевелила пальцами.
— Отдай его мне.
Стараясь не разбудить его, девушка — свет лампы полностью освещал ее, показывая, что она скорее девочка, чем взрослая, — осторожно положила мальчика в ожидающие руки Этти.
— Обещай мне, что будешь любить его, как своего собственного.
— Это единственный способ воспитания детей, который я знаю.
С дрожащей улыбкой она вложила монеты в ладонь Этти.
— Спасибо.
Отвернувшись, она сделала три шага, прежде чем оглянуться через плечо, в ее глазах теперь блестели слезы.
— Его зовут Бенедикт. Я вернусь за ним.
Слова были произнесены с яростной убежденностью, и Этти не была уверена, кого девушка пыталась убедить: Этти или себя.
Молодая женщина метнулась в густой туман и быстро исчезла в окутанной мраком темноте.
И Этти Тревлав сдержала свое обещание. Она воспитывала мальчика так, как будто он был ее собственным, и любила его так, как может любить только мать.
Глава 1
Уайтчепел
Декабрь 1873 года
Этой женщине было здесь не место.
Не в "Русалке и Единороге", подающей алкогольные напитки.
Сидя за маленьким столиком в задней части таверны своей сестры, Бенедикт Тревлав, известный во всем Уайтчепеле как Зверь, с абсолютной уверенностью знал, что эта оценка верна, так же как он знал, что никогда не планировал быть владельцем борделя.
Но когда ему было семнадцать, он работал в доках с кулаками размером с окорок и шестнадцатилетняя Салли Грин попросила его присматривать за ней, когда она продавала свой товар на улицах. Главарь банды вымогал у нее деньги за защиту. Она решила, что Зверь не будет настаивать на том, чтобы забирать большую часть ее заработка, как Трехпалый Билл. Она была права.
Зверь вообще не хотел никакой платы, но время от времени он находил монеты, спрятанные тут и там в его одежде. Салли умела не только задирать юбки, но и шарить по карманам, часто делая и то, и другое одновременно. Он подозревал, что ей было не понутру набивать карманы монетами. Но он никогда не смущал ее, споря с ней по этому поводу. Он принимал медь и серебро с достоинством.
Когда несколько ее подруг попросили его о том же, ему было легче присматривать за ними, когда они были в одном и том же месте, поэтому он арендовал несколько комнат. Это давало дополнительное преимущество — зимой им было тепло, поэтому они редко болели, что, в свою очередь, увеличивало их заработок. В конце концов, он арендовал целое здание для своих девочек. Теперь оно принадлежала ему.
Бог всегда вознаграждает человека за добрые дела, часто говорила ему мама. Но по его опыту, награда приходила, когда человек прикладывал все усилия — даже если то, к чему он прикладывал все свои силы, иногда вызывало неодобрение у тех, у кого были более высокие моральные стандарты.
У женщины, за которой он сейчас наблюдал, это, без сомнения, тоже вызвало бы неодобрение. Судя по ее внешности и судя по ее речи. Ее шикарная, отчетливая дикция свидетельствовала о знатности происхождения и ее воспитании.
И ее одежда тоже. Ткань, покрой и качество изготовления ее простого серого платья были изысканны, хотя он мог бы поспорить, что она немного похудела с тех пор, как оно было куплено. В то время как другие служанки обнажили изрядную часть своего декольте в надежде, что клиенты оставят несколько лишних монет, она была одета скромно, ворот застегнут до подбородка, рукава вплоть до запястий. Ее волосы, бледные, как лунные лучи, собранные в довольно неопрятный узел, который не смог удержать несколько прядей, так что теперь они дразнили ее нежные скулы, были единственной вещью в ней, которая казалась неэлегантной. Ее осанка была идеальной, ее походка грациозной, когда она возвращалась к его столику после того, как спросила, что она может принести ему несколькими минутами ранее.
Слегка приоткрыв губы, выпустив быстрый порыв воздуха, от которого разлетелись непокорные пряди ее волос, она поставила стакан перед ним.
— Вот, сэр. Бармен сказал, что плата не взимается.
Хотя его сестры сегодня здесь не было, она редко работала в этих стенах после того, как стала герцогиней, Джилли не ожидала, что он будет платить за еду или выпивку, так же как он не ожидал, что она будет платить ему за перевозку на его кораблях алкоголя, который она купила за пределами берегов Англии. Тревлав не будет брать плату с Тревлава, и уж точно не будет вести учет оказанных услуг.
Подавальщица начала поворачиваться—
— Что ты здесь делаешь? — спросил он.
Она обернулась, между ее тонкими темно-русыми бровями образовалась крошечная складка, обрамлявшая самые необычные голубые глаза, которые он когда-либо видел. Темно-синий с мельчайшими серыми прожилками.
— Подаю вам ваш скотч.
Покачав головой, он непринужденно махнул рукой, чтобы указать на их окружение.
— Я имею в виду работая в Уайтчепеле, особенно в этой таверне. Каждая частичка тебя так и кричит "Мэйфер".
— Не твое чертово дело, — парировала она на идеальном кокни. — Так лучше?
Типичный Мэйфер.
Повернувшись к нему спиной, она зашагала прочь. Любуясь видом, а также ее возмущенным фырканьем, он сделал большой, медленный глоток скотча. В ней была смелость, он должен был отдать ей должное. И она была права, это было не его дело. И все же он был заинтригован. Она была слишком утонченной для грубости этого места. Она бы больше смотрелась как дома в бальном зале, в саду, в величественном особняке. Ей должны прислуживать, она не должна быть той, кто прислуживает.
