Рубин королевы - Бенцони Жюльетта

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74

Само собой разумеется, заснуть Альдо не удалось. Прежде всего потому, что сиеста не входила в его привычки, но главное – из-за того, что, несмотря на безмятежный вид, который он всеми силами старался сохранить, эта история его раздражала. Морозини совершенно не хотелось надолго застревать в Севилье. Да и комиссар Гутиерес не внушал ему никакого доверия: весьма вероятно, отпустил Альдо сейчас просто для того, чтобы выиграть время и придумать, как бы получше, не портя себе карьеры, обойти королевскую защиту и все-таки не выпустить князя из своих когтей. Каким бы ни оказался результат завтрашней очной ставки, Морозини был почти убежден: средства, чтобы упрятать его в тюрьму, найдутся.

Стук в дверь прервал приступ «морбидецца», как говаривали в его родной Венеции, а проще – медленного погружения в мрачные глубины отчаяния. Морозини открыл дверь и оказался лицом к лицу с грумом в красной форме с галунами. Мальчик протягивал на серебряном подносе конверт. В нем лежала записка всего в две строчки, но она значила для Альдо не меньше, чем глоток воды для умирающего от жажды. В нескольких словах герцогиня Мединасели просила его прийти поболтать с ней около семи вечера: «Никто нас не потревожит. Прошу вас, приходите. Мне будет очень неприятно, если вы увезете из Севильи нехорошие впечатления».

Не означало ли это, что донья Ана в курсе событий и нисколько не верит выдвинутым против него обвинениям? И, вполне возможно, милая женщина кое-что знает о драгоценностях...

В самом лучшем расположении духа Альдо принял душ и переоделся в антрацитово-серый элегантный костюм, безупречный покрой которого выгодно подчеркивал его широкие плечи, длинные ноги и узкие бедра. Белая сорочка с крахмальным воротничком и шелковый в серо-голубых тонах галстук дополнили наряд, как нельзя лучше подходивший для визита к даме во второй половине дня. Быстрый взгляд в зеркало напомнил князю, что его густые волосы уже начали серебриться на висках, но это его не печалило. В конце концов, легкая проседь вполне шла к его матовой коже, к вызывающе благородным чертам, к сине-стальным глазам, в которых часто светились искорки иронии.

Удовлетворенный своим внешним обликом, Морозини взял шляпу и перчатки, позвонил по внутреннему телефону портье и вызвал машину. Через несколько минут он уже стоял у входа в Каса де Пилатос.

Хозяйка дома приняла гостя в беседке Большого сада. В темно-красном платье из римского крепа, с несколькими нитками жемчуга, обвитыми вокруг шеи, герцогиня сидела в большом плетеном кресле у стола, на котором были сервированы прохладительные напитки. Морозини заметил, что она слегка взволнована, даже, пожалуй, тревожится. Впрочем, когда князь склонился к руке доньи Аны, она одарила его прелестной улыбкой.

– Как любезно с вашей стороны, что вы пришли, князь! Снова видеть этот дворец для вас не такое уж большое удовольствие.

– Да почему же? Это великолепие не может не радовать глаз, – ласково ответил Альдо, оглядев цветущие и благоухающие заросли. Это был один из знаменитых садов, тех самых, в которых в полной мере воплотился андалусский гений.

– Все это так, однако именно здесь произошли не самые приятные события. Не могу выразить, до какой степени я смущена и взволнована тем, что вас втянули в грязную историю с кражей картины. Вам надо было сразу мне все рассказать. Если бы не донья Исабель, я и сейчас ничего не знала бы...

– Ах, значит, это она...

– Да, она... До чего же смехотворное обвинение! Мы совсем не знаем друг друга, но ваша репутация говорит за вас. Надо быть таким сумасбродом, как этот бедняга Фуенте Салида, чтобы обвинить вас в краже! Что же до болвана, который якобы видел, как вы преследуете некую в природе не существующую даму, то я его попросту выгоню...

– Нет-нет, не надо его увольнять! Он говорил правду. Он действительно видел, как я вышел из дома. Понимаете, слуга проходил через главный двор с подносом, уставленным бокалами, а я спросил его, кто та дама, которую, как оказалось, лишь я один и видел. Он-то не заметил никого...

– А комиссар из этого сделал вывод, что вы таким образом пытались отвлечь его внимание от сообщника или сообщницы, уходившей с картиной.

– Так вот что он подумал... Мог бы мне прямо сказать. Так или иначе, это смешно, – Альдо и в самом деле засмеялся. – Как бы я мог отвлечь его внимание, указав на даму, которую он не видел, но которая...

Князь прервался: важный, будто министр, слуга вошел, чтобы разлить напитки. Морозини попросил чуточку хереса, хозяйка дома последовала его примеру. Налив вина, так же молчаливо, как и появился из-за цветущих померанцев, слуга удалился.

Герцогиня вертела бокал в руке.

– Вы могли бы описать мне эту женщину?

– Разумеется. Я мог бы рассказать вам и о том, куда ее проводил... Вот только... Боюсь, вы примете меня за сумасшедшего, донья Ана!

– Все-таки расскажите!

Герцогиня внимательно, не проронив ни слова и не выказывая видимого удивления, выслушала Альдо, потом заявила как ни в чем не бывало:

– Кое-кто утверждает, что она появляется здесь ежегодно, в один и тот же день. Я сама никогда ее не видела, ведь она показывается только мужчинам.

– Значит, вы знаете, о ком речь?

– Все севильцы знают историю Сусаны. Она записана в нашей общей памяти. Мой свекор говорил, что встречал ее и... и один из наших дворецких тоже – его однажды утром обнаружили бродящим по улицам – бедняга лишился рассудка. Говорят, она возвращается сюда из-за портрета королевы, а главное – из-за рубина, который у доньи Хуаны на шее. Как вы полагаете, может быть, она и украла картину?

– Не думаю, чтобы у нее была такая возможность. Во всяком случае, когда я шел за ней, у нее ничего с собой не было. Но раз уж мы заговорили о драгоценности, изображенной на портрете, не знаете ли вы, что с ней стало? Такой большой рубин не мог не оставить следа в истории...

Однако герцогиня только развела маленькими унизанными кольцами руками.

– Стыдно в этом признаваться, но я ничего о нем не знаю. А ведь мы – потомки маркиза Дениа, бывшего начальником тюрьмы в Тордесильясе, где бедная королева томилась долгие годы, причем порой в чудовищных условиях. Этот Дениа и его жена были в высшей степени алчными людьми, они вполне могли украсть какие-то драгоценности, которые удалось сохранить несчастной донье Хуане. Не менее вероятно и то, что к моменту ее смерти рубин уже не принадлежал ей, иначе он, возможно, попал бы к нам по наследству. Королева, к примеру, могла подарить камень своей младшей и самой любимой дочери Каталине, когда та уезжала из Тордесильяса, чтобы выйти замуж за короля Португалии. Но вот что мне пришло в голову: поскольку завтра вы все равно должны были встретиться на очной ставке с маркизом Фуенте Салида, можно было бы узнать его мнение по этому поводу. Мне кажется, ему известно абсолютно все, что касается безумной королевы.

– Почему вы говорите «должны были»? Я по-прежнему должен, сударыня... Или вам не хочется устраивать эту встречу под вашим кровом? Тогда, признаюсь, меня это огорчило бы: я очень на нее рассчитывал...

– Очная ставка ни к чему. Я намерена уладить дело сегодня же – через четверть часа комиссар Гутиерес должен явиться сюда. Что до маркиза, я послала ему приглашение отобедать у меня завтра вместе с вами. Насколько я его знаю, он бегом прибежит, – добавила она с улыбкой, на которую улыбкой же тотчас откликнулся Альдо.

– «Курсилерия»?

– «Курсилерия». Этот человек не может устоять перед герцогским титулом, а у меня их девять. Забавный тип: каждую весну он приезжает сюда, в Гранаду, как бы на поклонение: к портрету и к могиле. Мы всегда приглашаем его к себе. Но на этот раз его паломничество совпало с приездом королевы.

– Я был удивлен, не увидев его в королевской свите. Мне говорили, что он камергер.

– Да. Но королевы Марии-Кристины, матери короля и вдовы Альфонса ХII. Она уединенно живет в Мадриде, и должность камергера при ней ни к чему не обязывает. Думаю, впрочем, что ее величество находит маркиза несносным.

Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74