На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина

— Неужели переводят обратно на Западный фронт? — спросил Иоганн заинтересованно.

— Нет, перекидывают туда, где сейчас погорячее, — произнес Рихард с легкой насмешливой улыбкой. — В Африку, где томми и янки стали чересчур активны. Наметились большие проблемы с транспортниками в Тунисе. Но, впрочем, предлагаю обсудить это позднее, а сейчас с твоего позволения поесть! Я толком не ел двое суток — так торопился…

Биргит тут же подала знак Лене, чтобы она принялась разливать ароматный суп с лапшой, который по традиции приготовили на Пасху. Но Иоганн махнул нетерпеливо, чтобы первому подали суп племяннику, и она с замиранием сердца подошла к Рихарду. Одновременно и желая случайного прикосновения, и боясь, что все-таки не сможет сдержать своих чувств. Даже посмотреть на Рихарда опасалась.

— Ты себе не представляешь, дядя Ханке, как мне не хватало этого! — воскликнул Рихард. — За последние месяцы я очень ясно понял одно — в Розенбурге я оставил свое сердце. Это истинно так.

Он не смотрел на Лену в этот момент, но она знала, что его слова относятся именно к ней. А еще, когда она ставила тарелку на стол перед ним, Рихард снова коснулся ее. Совсем мимолетно, делая вид, что произошла случайность, когда принимал тарелку, и только.

— Ты становишься сентиментальным, мой мальчик, — рассмеялся в ответ Иоганн довольно. — Но мне все-таки нравится твое настроение! Это означает, что ты захочешь вернуться сюда, в эти стены. И сделаешь все для этого. А это важно для мужчины — иметь что-то ради чего хочется вернуться.

— Это действительно так, — тихо подтвердил Рихард. В этот раз Лена не удержалась от взгляда на него и тут же потупилась, чуть покраснев от удовольствия, когда заметила, что и он вдруг поднял голову и мельком взглянул на нее. Она понимала, что предательский румянец может выдать ее с головой, но ничего могла с собой поделать. Поэтому была впервые за последнее время благодарна Биргит, когда та вдруг резко заявила, что услуги Лены больше не нужны, и она может идти.

Когда Лена проходила мимо Иоганна, тот вдруг поманил ее к себе и сделал знак, чтобы она склонилась над ним.

— Я знаю, что для тебя Пасха — вовсе не праздник, но в Розенбурге сегодня особенный день. И я бы хотел, чтобы и ты ощутила это. Может, все же наденешь новое платье? — шепнул пожилой немец и улыбнулся довольно, когда заметил радостный блеск ее глаз, которым тут же засветились ее глаза. Похлопал ее легко по руке, отпуская из комнаты. — Вот и договорились, Воробушек.

Лену не надо было долго упрашивать. Приезд Рихарда словно пробудил ее ото сна, в котором она пребывала долгими неделями. И ей до безумия хотелось сбросить с себя этот темно-синий габардин и облачиться в легкий шифон, такой воздушный, что юбка шла волнами, когда она кружилась в своей маленькой комнатке, рискуя удариться об углы мебели. Правда, Лену быстро вернула в реальность Урсула, постучавшаяся в дверь комнаты. Немка чуть помедлила на пороге, с удивлением оглядев Лену с ног до головы, а потом толкнула ее в спальню и закрыла за собой дверь.

— Всех отпускают на пасхальные каникулы, — без лишних предисловий заявила она. — Немцев, конечно, отпускают. Не вас, остов. Вы остаетесь прислуживать, как прежде. И я знаю, что рано или поздно хозяин узнает про… про твое нарушение. Так вот, Лена. Чтобы ты знала — если при этом откроется, что ты осталась одна в лесу по моей вине, он не станет слушать никого. Он ненавидит, когда что-то происходит не так, как он приказал. Поверь, я знаю, молодого барона очень хорошо. И я потеряю это место. А работать сейчас негде. И если это случится, знай, я первым делом пойду в полицию и скажу, что у меня есть кое-какие соображения насчет того, что случилось со Шнееманом.

Это воспоминание о том, что произошло в лесу недалеко от Розенбурга, ударило наотмашь. Лена почувствовала, как от лица отлила кровь, выдавая ее с головой. Если до этого момента можно было думать, что Урсула ничего не подозревала о том, куда пропал полицейский, то теперь становилось ясно, что это не так.

— А может, даже пойду в гестапо сразу, — произнесла решительно Урсула, заметив реакцию Лены. — Ведь если в дело замешана русская, дело становится политическим, верно? Поэтому если хочешь жить, говори, что хочешь, но барон не должен знать, что я как-то замешана в этом, ясно?

Урсула давно ушла, убедившись, что достаточно сказала, чтобы запугать, а Лена еще долго сидела на кровати, уставившись в никуда. Только одни слова крутились в голове снова и снова, вызывая в ней странное ощущение необратимой катастрофы.

Барон ненавидит, когда что-то происходит не так, как он приказал.

Лена даже не сразу услышала резкий звук звонка из коридора, требовавший прихода прислуги в комнаты Рихарда. Настойчивый. Тревожный. Для Лены он звучал сейчас даже угрожающе. Или ей это просто казалось из-за натянутых как струна нервов.

Волей-неволей, но идти нужно было на этот требовательный зов. Да и по мере приближения к двери комнат Рихарда чувства уступали место другим — горячему желанию остаться с ним наедине. Тогда им будут не нужны слова. Тогда время отступит в сторону, забирая с собой все, кроме одного единственного момента.

На ее стук в дверь никто не ответил, но Лена знала, что Рихард там, в своих комнатах, потому и шагнула за порог, несмело открыв дверь. Удивилась, заметив, что комната пуста. Помедлила немного, прислушиваясь, не шумит ли вода в ванной.

А потом чуть не вскрикнула от неожиданности, когда ее обхватили со спины крепкие руки и прижали к телу. Горячее дыхание обожгло ее шею, и тут же в голове мелькнуло воспоминание о тяжелом дыхании Шнеемана, пока его руки шарили по ее телу. Прежде чем пришло понимание, что это вовсе не шупо атаковал ее, и опасности вовсе нет, Лена с силой рванулась из плена объятий и обернулась к захватчику, готовая отбиваться. Она выглядела такой перепуганной, что с губ Рихарда в одно мгновение сошла улыбка. Игривое настроение мигом улетело прочь при виде неподдельного ужаса, который Лена не сумела скрыть.

— Я не хотел тебя напугать, прости, — протянул он в ее сторону ладонь, но Лена, все еще не сбросившая с себя пелену страшного воспоминания, отшатнулась от его прикосновения, не желая этого. И Рихард нахмурился обеспокоенно. Он взял осторожно ее за руку и усадил на кровать, а потом хотел было отойти, чтобы налить ей воды в стакан, но не успел. Лена уже пришла в себя и удержала его подле себя. А потом и вовсе сделала то, что хотела с самой первой минуты, как увидела его во дворе замка. Коснулась легко ладонью его лица. Просто чтобы убедиться, что Рихард действительно рядом. Он тут же откликнулся на это прикосновение и осторожно привлек ее к себе, чтобы коснуться губами сперва лба, а потом уже губ — нежно, еле уловимо, все ощущая дрожь пережитого волнения в ее теле.

— Я — идиот, — прошептал он прямо в ее губы. — Я думал, это будет забавным…

Она только покачала головой и сама в этот раз поцеловала его быстрым и легким поцелуем, наслаждаясь этими прикосновениями. А потом Рихард обхватил ее еще крепче. Поцелуи стали глубже, дольше, ненасытнее, выдавая всю накопившую за месяцы страсть. Вызывая в Лене желание буквально раствориться в нем, чтобы никогда больше не расставаться. И возводя тоску по нему, по его голосу, по запаху его кожи и по тому, что чувствовала в его руках и под его губами, до невообразимых высот. Эта тоска с каждым поцелуем становилась все более осязаемой, буквально превращаясь в физическую потребность.

— Ленхен, сердце мое, — прошептал Рихард, улыбаясь мягко. Он чуть отстранил ее от себя, чтобы заглянуть в ее затуманенные глаза. — Что же ты делаешь со мной?.. Я совсем забываю обо всем на свете рядом с тобой.

— Разве это плохо? — спросила Лена, чувствуя, как радостно бьется сердце от его слов.

— Нет, это не плохо, — ответил Рихард. — Но я сильно рискую опоздать…

— Опоздать? — недоуменно переспросила она. И только сейчас заметила открытый саквояж на кровати. А еще то, что Рихард успел снова сменить домашнюю одежду на форму люфтваффе.