Тихо стукнули в стекло запотевшего оконца, и мадам Павлишина приоткрыла дверцу, впуская холодный воздух, неприятно скользнувший по ногам через мокрый подол платья. Склонилась ниже к вернувшемуся от станции человеку, слушая внимательно его слова. Потом резко выпрямилась и скользнула несколько злорадным взглядом по Анне, сидевшей напротив.
— Есть проезжий дворянин, Анна Михайловна. Да боюсь, вы не поедете с тем! — и прежде чем Анна успела даже подумать, кто бы это мог быть, добавила чуть торжествующе. — Оленин Андрей Павлович проездом из Москвы до имения своего с маменькой и сестрицей.
Сердце Анны так подпрыгнуло в груди, а пальцы помимо воли переплелись с силой под довольную улыбку мадам Павлишиной и удивленно-восторженным взглядом мадам Элизы.
— Я поеду, — ответила Анна. Желание увидеть его пересилило страх встретиться лицом к лицу с его матерью, которая, по словам тетушки, ненавидела даже имя Анны. И боясь передумать, уступить доводам разума, говорившим о том, что лучше бы ей последовать совету мадам Павлишиной и остаться в уезде, подобрала юбки и спрыгнула из кареты, не дожидаясь помощи от сопровождающего человека.
И тут же замерла, заметив Андрея, подходившего к карете мадам Павлишиной, вспыхнула краской, словно юная девица на первом балу. Тот отвел взор, будто избегая ее взгляда, только приподнял шляпу, кланяясь ей, а затем и женщинам, сидевшим в карете. Он подошел и завел разговор с мадам Павлишиной, не удостоив Анну даже парой слов, и она не могла не пожалеть о своем поспешном решении. И о своем намерении проводить своих неожиданных спутниц до станции он почему-то сообщил, не поворачивая к ней головы, именно мадам Павлишиной, кивнувшей ему одобрительно.
После коротких минут вежливого прощания и коротких поклонов их маленькая компания (Андрей, мадам Элиза, Анна и лакей, несший покупки, совершенные нынче днем) двинулась к станции, аккуратно обходя слякоть и грязную жижу, в которую неизменно превращались улицы по весне. Благо, что к вечеру стало чуть подмораживать, как заметила мадам Элиза, заводя разговор, пытаясь хоть как-то смягчить тот лед, что образовывался не только на жидкой грязи и редких лужах улиц. Андрей отвечал скупо, чувствуя, как напряжена ладонь Анны, лежащая на его локте, как она максимально отстранилась от него в их коротком пути до места, где стоял в ожидании поезд Олениных.
Алевтина Афанасьевна была недовольна и даже не прилагала никаких усилий, чтобы скрыть свое недовольство согласно правилам этикета. Она даже не стала дожидаться, пока Андрей и его спутницы приблизятся к ней, спряталась в глубине кареты, словно уходя от нежеланного для нее знакомства. Да и сама Анна не испытывала никакого желания быть представленной тем, кто сидел в карете, но разве она могла воспротивиться, когда Андрей подвел ее к карете матери?
— Maman, Софи, позвольте представить вам — mademoiselle Шепелева, — и уже Анне и мадам Элизе, стоявшей в шаге от них. — Моя мать, Алевтина Афанасьевна Оленина, и моя сестра, Софья Павловна.
Если некрасивая на первый взгляд Анны сестра Андрея еще попыталась придать их знакомству хотя бы нотку любезности, коротко кивнув головой и произнеся тихо подобающую случаю вежливую реплику, то мать Андрея не соизволила даже бровью повести в ответ на полагающийся случаю книксен Анны.
— Ma chere fille, не могли бы вы поинтересоваться у вашего брата, сколь долго мы намерены стоять здесь? — обратилась она к сестре Андрея, и Анна с трудом удержалась, чтобы не показать своего удивления этой реплике. Андрей же, казалось, не обратил на нее ровным счетом никакого внимания, даже не дрогнул ни один мускул на лице.
— Мы дожидались только mademoiselle. Тотчас же и тронемся, — ответил он.
— Ах, mademoiselle! — вдруг повернулась к Анне Алевтина Афанасьевна, улыбаясь, и эта улыбка несколько насторожила девушку. — Убеждена, что вы стали бы весьма приятной спутницей в пути до имения моего сына, но — увы! К моему величайшему огорчению, в экипаже, в котором ехала моя девушка, что-то с колесом… Я не могу оставить несчастную вместе с багажом на станции, можно ли то?! Хотела послать к вам, чтобы вы не утруждали себя прогулкой до станции, да вы скорее подошли. Какая незадача… надеюсь, вы простите нам этот маленький конфуз? И рады были бы вам помочь, да чем можем ныне? Я слыхала, есть возможность для вас остаться в уезде с …, - и она повернула голову в сторону дочери, ожидая о той подсказки, как обычно, когда не утруждала себя запоминанием имени. Та поспешила подсказать, и Алевтина Афанасьевна продолжила. — С мадам Павлишиной. Иного нет пути, не обессудьте. Надеюсь, вы простите нас за эту маленькую неприятность?
Андрей заглянул в карету, окинул быстрым взглядом испуганную горничную, что вжалась в стенку сейчас, боясь даже подолом платья коснуться ненароком барыни, сидящей напротив. Потом взглянул на лакеев, стоявших чуть поодаль от господ, что тут же потупили взор.
— Что ж, раз в вашей карете нет места, то, пожалуй, я предложу Анне Михайловне с ее позволения разделить версты, что остались до Милорадово в моей компании.
— Помилуй Бог! — воскликнула Алевтина Афанасьевна. — Софи! Напомните Андрею Павловичу, что существуют нормы поведения, которые запрещают подобное! Mademoiselle Шепелева будет не согласна.
— Tout au contraire [568], - ответила тихо, но твердо Анна, разозленная таким открытым пренебрежением со стороны Алевтины Афанасьевны. — Мне необходимо вернуться в Милорадово нынче же до темноты, и я с благодарностью приму предложение Андрея Павловича.
— Но приличия… Хотя должно ли говорить о них ныне? — Анна улыбнулась в ответ на эту реплику, наполненную до краев ядом, отпущенную под короткий протестующий отклик Андрея опустилась в книксене, завершая разговор одной короткой репликой.
— Vous avez raison, madam [569].
Этот ответ, подобающий по смыслу, был произнесен таким странным тоном, что у Алевтины Афанасьевны испортилось настроение напрочь. Финал всей этой неприятной истории остался не за ней, возможно ли то? Пусть и казалось со стороны, что это не так, но все, видит Бог, все свидетели этого обмена репликами, вплоть до горничной и лакеев, поняли, что она проиграла. Особенно, когда на нее так посмотрел сын прежде, чем подать знак лакею прикрыть дверцу кареты, словно отгораживая мать от этой девицы.
— Я приношу вам извинения за поведение своей матери, — произнес Андрей, помогая Анне занять место в карете, в которой путешествовал он от Москвы.
Анна только коротко кивнула в ответ, занимая место у противоположной дверцы, занятая мыслями о том, как близко он будет к ней ныне в таком небольшом пространстве дормеза. Она даже ощущала запах его воды, знакомый ей уже аромат eau de Cologne [570], которую доставляли из-за границы купцы Кузнецкого моста. Оттого и нервы были натянуты как струна, оттого и вскрикнула протестующе, когда мадам Элиза, забираясь вслед за ней в карету, вдруг уселась на сидение напротив.
— Что…? А как же..? — удивилась Анна.
— О, позвольте мне сей petite caprice [571], - почему-то мадам Элиза обратилась к удивленно взглянувшему на это сознательное нарушение правил [572] Андрею. — Кроме того, большего вреда от того уже не может быть. Vous permettez?
О, Боже мой, Анна даже к окошку отвернулась, чтобы не видеть, как Андрей занимает место подле нее на сидение в дормезе. О, Боже мой! Совсем одно сидеть напротив него, соприкасаясь иногда ступнями, но иное — подле, так близко к нему, едва ли не плечом к плечу. И как выдержать эти часы, что проведут они в дороге? Эту муку для нее, сущую муку…
Мадам Элиза закрыла глаза, то ли делая вид, что спит, то ли действительно задремав, едва только тронулись в путь, а Анна даже повернуть голову в сторону Андрея отчего-то боялась, злясь на свою спутницу за ее выходку. Она понимала, что та намеренно села напротив, невольно приближая Анну к Оленину, и намеренно отгородилась от остальных, закрывая глаза, показывая им, чтобы не рассчитывали на нее в дорожной беседе, вынуждая Анну все же обратиться к соседу. Потому что молчать было глупо и невежливо, как учили ту с детства. А еще — потому что хотелось услышать его голос, хотя она никогда не признается в том никому.
