Нежное предательство - Битнер Розанна

Одри нахмурилась, разгневанно вырвала руку. Скорее всего, он не столь сильно любит ее и ничего не хочет понимать. Ничто не должно помешать им сохранить любовь.

– Не могу представить, что все так плохо. Боже мой, я уверена, что правительство сумеет найти выход. Все дело в правах штатов, права признавались и раньше, должны признаваться впредь. Я уже говорила тебе, что южане тоже хотят избавиться от рабства, как и северяне. Но если это делать быстро, мы сразу же разоримся. Негров нужно научить, какжить на свободе. Может быть, их нужно снова отослать в Африку. Нельзя сразу освободить миллионы необразован­ных людей, полностью зависящих от хозяев. Это будет сокрушительным ударом для всех, включая негров! Не знаю, почему ты и такие, как ты, не могут этого понять? Все очень просто. И потом, почему все должно иметь решающее значение для любящих людей? Ты бы мог успешно жить в Бреннен-Мэнор. – Одри встала, повернулась к Ли. – У нас так прекрасно. Когда ты привык­нешь…

– Одри, я не смогу привыкнуть. Разве ты не понимаешь? Ты хочешь, чтобы я понял тебя, но не хочешь понять меня. Хочешь, чтобы я отказался от всего, что создал своими руками, уехал и стал надсмотрщиком над бед­ными загнанными неграми, которых покупают и продают, словно скот. Я не умею этого делать. Судя по твоим разговорам, ты никог­да не сможешь покинуть отца, Джоя и остаться здесь. Это бы постоянно мучило тебя, так же как мучает несбывшееся мою мать. Я не хочу жениться на женщине, которая не может пол­ностью принадлежать мне. Совершенно ясно, что ни один мужчина не сможет жениться на тебе, не женившись на Бреннен-Мэнор. Я пони­маю это по выражению твоих глаз, по твоим разговорам. Эта убежденность у тебя в крови, Одри. Сознание собственной правоты в тебе глуб­же, чем ты осознаешь. Стоит тебя лишить при­вычного, ты сразу же поймешь, что я пытаюсь втолковать.

Девушка отвернулась, с трудом сдерживая слезы.

– Тогда зачем ты целовал меня вчера? Зачем признался, что любишь меня?

– Я действительно люблю тебя. И не собирал­ся признаваться. Хотел вернуться в Нью-Йорк, не сказал ни слова о своих чувствах… Пока не уви­дел, как ты плачешь на пляже. Я совершил большую, но еще поправимую ошибку, Одри. Мне нет прощения. Знай, я никогда не смогу забыть тебя. Но совместной жизни у нас не по­лучится.

О, как она любила его… и как ненавидела! Как безжалостно он поступил, обняв ее, приласкав, обнадежив. Воспользовался слабостью…

– Ты, проклятый янки! – гневно выдохнула Одри и захлебнулась от подступивших ры­даний.

Слова хлестнули молодого человека по сердцу. У нее было полное право ненавидеть его. Но в словах прозвучало что-то более глубокое, чем не­востребованная любовь. Она выдохнула их с та­ким неистовством, с такой непримиримостью, в которой сквозила укоренившаяся годами нена­висть, а не неприязнь, вызванная ошибкой. Сло­ва, столь злобные, открыли ему истинные чувства Одри. Легко представить, как произносит эти слова ее отец. И если умножить ненависть мис­тера Бреннена на ненависть тысяч людей, кото­рые испытывают то же самое, нетрудно предста­вить, в какую пучину несчастий скоро погрузится страна.

Ему хотелось дотронуться до девушки, но она больше не хотела его прикосновений.

– Ты сказала то, что укоренилось в тебе, Одри. И я не хочу жениться на тебе ради того, чтобы через три или четыре года услышать от тебя то же самое, только высказанное с большей злобой и ненавистью. – Плечи Одри затряслись от рыда­ний. Сердце Ли болело от сострадания и любви.

– Пойми, если южные штаты решат отделить­ся, я поступлю так, как считает нужным прави­тельство. Мы должны сохранить Союз и искоре­нить рабство. Не думаю, что ты ясно понимаешь, насколько сейчас мрачна ситуация. Если в стране вспыхнет война, я буду обязан участвовать в ней. Черт возьми, я уверен, что буду воевать не на стороне южан. Что я должен буду чувствовать, если моей женой будет настоящая южная мятеж­ница?

– Война?– Одри резко повернулась к нему. По лицу катились слезы. – Ради Бога, Ли, о чем ты говоришь? Неужели ты веришь, что начнется война?Это же глупо!

– Разве? Тебе лучше сейчас понять, что все к тому склоняется. Твой отец отгораживает тебя от того, что происходит в мире, Одри. Но я сталки­ваюсь с напряженностью в отношениях между людьми ежедневно. Разве тебе не ясно, что страна разрывается на части? Конечно, сейчас не время любить друг друга для людей, так твердо убеж­денных в своей правоте и оказавшихся во враж­дебных лагерях.

– Думаю, любимых не выбирают по убежде­ниям, Ли, – она вытерла слезы. – Возвращайся в Нью-Йорк. Попытаюсь разобраться в том, о чем ты говоришь. Да, мне больше подходят люди, подобные Ричарду Поттеру. Он настоящий южа­нин, джентльмен, он разделяет мои убеждения…

В глазах Ли затаилась боль. Молодой человек поднялся и сказал, сдерживая готовый выплес­нуться гнев:

– Да, думаю, ты права, – голос у Ли был холоден и спокоен. – В конце концов, ты будешь самой счастливой и удачливой женщиной. У тебя будет самая большая плантация в Луизиане. Но, возможно, к тому времени уже не останется Юга, который для тебя привычен.

Она нахмурилась, в душе затаился страх, не­понятный, но неожиданно растревоживший.

– Что ты имеешь в виду?

Ли закрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Хотелось бы надеяться, что тебе не придется узнать, Одри. Надеюсь, никто из нас не дожи­вет, – он провел рукой по волосам. – Я не хотел, чтобы наш разговор принял такой оборот, – Ли шагнул к Одри. – Меня мучает сознание того, что я позволяю тебе уехать. Но легче будет пережить страшное будущее, ожидающее страну, если мы расстанемся сейчас. Лучше переболеть сейчас, когда многое можно предотвратить, чем вознена­видеть друг друга и страдать в будущем.

– Ты считаешь, я испытываю не настоящую боль?

Он попытался взять ее за руку, но она резко отпрянула. Ли глубоко вздохнул, кляня себя за то, что причиняет ей боль.

– Когда ты вернешься в Бреннен-Мэнор, то поймешь, что я прав. Ты разберешься, где твое место.

– Я не хочу, чтобы ты был прав, – рыдала Одри отчаянно, злясь, что не может сдержать невольных слез.

– Знаю. Мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь убедил меня, доказал, что все сложится благопо­лучно. Но ты молода. Боль пройдет. Ты забудешь прошлый вечер. Или, что вероятнее, будешь вспо­минать о нем, как о маленьком летнем приклю­чении. Посмеешься над тем, как молодость и страсть заставили тебя забыть о здравом смысле.

Она содрогнулась от нового приступа гнева.

– А что заставило тебя потерять контроль над чувствами, Ли Джеффриз? Возможность восполь­зоваться моей молодостью, неопытностью, стра­стью? Возможность греховных объятий и поце­луев?

– Тебе лучше знать.

– Разве? – зеленые глаза, наполненные сле­зами, смотрели на него со злостью. – Я должна ненавидеть тебя. И я действительно ненавижу тебя! Возвращайся в Нью-Йорк к своим янки. Посмотрим, как далеко вы зайдете, пытаясь из­менить нас и наши убеждения! Вы представляете себя такими умными и добрыми. Но такие люди, как твой отец, относятся к своим рабочим не лучше, чем к рабам. Возможно, даже хуже! – гордо выпрямившись, Одри прошла мимо Ли. – Если начнется война, мы еще посмотрим, кто победит.

Девушка стремительно зашагала по дорожке. Ли совсем не предполагал, что разговор закончит­ся именно так. Но мог ли он ожидать чего-то другого? Он слишком больно ранил ее гордость, поступил жестоко.

– Да, – пробормотал он. – Мы посмотрим, кто победит.

Боль в сердце не отступала. Ли знал, что на территории штата Канзас уже идет настоящая война. Его называют Кровавым Канзасом. Сколь­ко потребуется времени, чтобы война разгоре­лась и в других штатах? Перед отъездом из Нью-Йорка он слышал разговоры о фанатичном аболиционисте по имени Джон Браун. Он собрал вокруг себя негров, призывая создать в горах Аппалачи собственную страну. Конгрессмены со сжатыми кулаками спорят о правах штатов, об управлении национальными банками, о налогах, законах, которые приводят в гнев ущемлен­ные южные штаты. Сейчас совсем неподходя­щее время для того, чтобы полюбить Одри Бреннен.