Нежный бес для падшего ангела (СИ) - "Solveig Ericson"

Дерек

- Что с тобой, Дерек? – Анриета окинула меня своим цепким взглядом, и серые глаза наполнились тревогой.

- С чего ты взяла, что со мной что-то не так? – в свою очередь спросил я её.

Этим вечером я, как никогда раньше, чувствовал свою неприкаянность, мне нужно было общество той, которая всегда понимала меня, видела насквозь, воспринимала все мои эмоции как свои. Именно поэтому я был привязан к этой женщине. Нет, я никогда не испытывал к ней любви и какой-то маломальской влюбленности, и она не обманывалась на этот счет. Ей было уже сорок три, и Анриета давно не испытывала иллюзий и не позволяла себе заблуждаться. Смотреть на мир сквозь розовую дымку для хозяйки борделя было бы непозволительной ошибкой.

Когда мы познакомились, мне было тринадцать, я год как сбежал из монастыря, где меня насиловали с одиннадцати лет, оставив там окоченевший труп одного жирного ублюдка. В Англию я приплыл, как корабельная крыса, в трюме, потому что оставаться в Ирландии не видел смысла, там меня пугало все. Мой детский разум был поврежден настолько, что я предпочел неизвестный мне доселе мир, нежели родной остров, который вывернул меня наизнанку.

Все, что происходило со мной в Англии, я воспринимал как должное, меня не пугали трущобы и нищета, не пугали многочисленные «хозяева», на которых я «работал», подставляя свою худосочную задницу… и не только. Я был так худ, что казалось кости прорвут натянутую на них кожу, вены проглядывали так сильно, что меня можно было выставлять в анатомическом театре. Никого не интересовало то, как часто ест маленький полудикий зверек с обветренными и потрескавшимися в уголках губами.

Я был в скорлупе, был закрыт наглухо от мира, всё, что происходило, происходило не со мной, а с моей телесной оболочкой. Я просто существовал.

Мне повезло, что я встретил Анриету. Эта женщина просто выкупила меня у предыдущего хозяина. Год я лишь жил у неё, отъедался и восстанавливался. Способность обманывать себя никогда не была моей сильной стороной, поэтому я не удивился, когда моя новая хозяйка привела для меня первого клиента спустя год, как подобрала на улице.

К тому моменту я стал другим: на мне была качественная одежда, созданная для соблазнения, я был чист, и от меня всегда хорошо пахло. Внешностью я больше напоминал нежную, хрупкую девушку, был очень тонок в талии и носил кудри до лопаток.

Клиентов у меня было немного, и все они являлись постоянными. Мои услуги были дорогостоящими и клиентуру составляли исключительно «благородные джентльмены».

Мне ни разу не пришло в голову обвинить Анриету в том, что она вернула меня к проституции. Я был сыт, обогрет, у меня в кои-то веки не было вшей и не текло из носа. И то, что за все это мне приходилось перепихнуться с какой-то четверкой мужиков за неделю, я считал малой ценой.

В пятнадцать я ударился в рост, мой голос начал ломаться, плечи раздались вширь, и только слепой и глухой мог назвать меня тогда девочкой. Моя клиентура сменилась с любителей «сладких мальчиков» на предпочитающих «древнегреческих Адонисов». «Адонис», надо признаться, был из меня тот еще: длинный, худой, с большими кистями и ступнями, почти с полным отсутствием развитой мускулатуры.

Именно тогда я познакомился с банкиром Чарльзом Фаррелом. Это был импозантный брюнет сорока лет, обладающий несомненной харизмой. Он посетил меня четыре раза за месяц, в отведенное для него время, после чего изъявил желание купить «рыжего юнца». Анриета была против, аргументируя это тем, что, будучи купленным этим банкиром, я не смогу отвечать за свою дальнейшую судьбу.

Но я бросился в омут с головой. Спасибо моей хозяйке за то, что поняла и отпустила меня. Судьба была благосклонна ко мне в этот раз, и жизнь у Чарльза стала для меня откровением. Фаррел учил меня настойчиво, не вслушиваясь в мое постоянное нытье, а когда я смог самостоятельно читать и писать, то избавить меня от мучительной жажды знаний не мог уже никто. Благодаря Фаррелу я получил превосходное образование и, наконец-то, осознал себя человеком, а не вещью и игрушкой. Я понял, что в жизни есть и другие занятия, помимо торговли собственным телом. Впоследствии я был посвящен в банковские и финансовые дела своего опекуна, знал, в скольких колониях открыты филиалы и их ежегодный доход.

С семнадцати лет, когда мое тело окрепло и налилось мускулами, в нашей с Чарльзом паре я перестал быть нижним. Настолько близкие отношения между нами длились еще три года. Пять лет назад у Чарльза случился первый сердечный приступ, два года назад второй. Он превратился в больную развалину, но продолжает держать всех своих подчиненных стальным кулаком за яйца. Не без моей помощи, естественно.

Фаррел бездетный холостяк, я единственный близкий ему человек, поэтому свое завещание он оформил на меня… Жить ему осталось совсем мало, врачи сказали, что третьего приступа он не переживет…

Буду ли я сожалеть о его смерти?

Ответ: да.

- Ты прекрасно знаешь, что я чувствую тебя, – сказала моя бывшая хозяйка, слегка наклоняясь вперед в кресле напротив меня. Я неосознанно отметил тонкие бледные пальцы, лежащие на подлокотниках, фривольный домашний пеньюар, темные волосы, собранные в аккуратном «беспорядке». Анриета всегда создавала тщательно продуманную небрежность в своем образе.

- Знаю, – кивнул я в ответ, – за это я тебя и ценю.

Хозяйка борделя широко улыбнулась и откинулась назад, вольготно устраиваясь в кресле.

- Раз ценишь, расскажи, – потребовала она.

Я рассказал все, как есть. Брюнетка слушала меня внимательно, не перебивая, её тонкие брови то взлетали вверх, то сходились на переносице, но она молчала до тех пор, пока я не закончил свое повествование.

- Любишь, – только и сказала она.

- Люблю.

- И что ты собираешься делать?

- А что я могу сделать? – буркнул я раздраженно. – Он теперь не подпускает меня к себе, недавно чуть яйца не отшиб напрочь.

Анриета рассмеялась своим лающим смехом, который всегда рушил иллюзию «мягкой, сладкой женщины», полностью отражая её резкий и дерзкий характер.

- Дурак! – заключила она в итоге. Эта женщина никогда не отличалась корректностью. – Дерек, ну какой же ты дурак, причем с большой буквы «Д»! Мальчишка просто обижен. Неужели ты думаешь, что он решился на такой шаг просто из праздного любопытства?

- Но…

- Никаких «но»! Ты должен слегка поднажать на него, но только не так – пришел, увидел, победил, а нежностью, лаской. Прояви терпение и твой малыш оттает.

- Он такой упрямый, а я вовсе не умею быть ласковым, – возразил я, потому что действительно не знаю, как это «быть ласковым».

- Ты должен гордиться, что у него есть стержень, – Анриета встала и подошла к моему креслу. Я посмотрел на неё снизу вверх. Женщина подняла руку и провела ладонью по моей щеке, а затем взяла в плен прохладных пальцев мой подбородок. – Если ты, и вправду, любишь, то найдешь в себе нежность.

Анриета склонилась и поцеловала меня в лоб.

Я на мгновение прикрыл глаза… Иногда мне этого не хватает... Не хватает нежности…

- Если тебе нужен на сегодня мальчик, то имей в виду, Жорж теперь недоступен, – вдруг сообщила она.

Я удивленно заморгал, озадаченный этой репликой. Как я могу спать с кем-то, прикасаться к кому-то, после того, как держал в своих объятиях самое прекрасное существо на земле?!

- Нет, Анриета, – мой голос звучал резко и раздраженно, – мне не нужен мальчик.

- Я просто проверила, не сердись.

- Убедилась?

- Да-а-а, – протянула она, возвращаясь на свое место.

Старая лисица!

- А что с Жоржем? – вернулся я к чуть не ускользнувшему от меня моменту.

- С Жоржем? Да, ничего, просто появился богатенький постоянный клиент, который не хочет, чтобы его игрушку трогал кто-то еще, – хозяйка борделя пожала узкими покатыми плечами.

- Хорошо платит?

- Очень хорошо.

- А что Жорж?

- Ну-у, он и счастлив и напуган одновременно, – усмехнулась она. – Этот джентльмен пугает мальчика, а факт, что его долгое время не будут интенсивно трахать, несказанно радует.