Рубиновое ожерелье - Киркланд Марта

Удивленный таким поворотом событий, мистер Мейсон смотрел на старательно сделанные великолепные чертежи.

— Вы собираетесь перестроить Уиткомб-холл?

— Нет, — ответил Лайам вежливым тоном. — Он мне нравится такой, какой есть. Я сохраню его красоту для будущих поколений.

— Будущих поколений?

На худом лице адвоката вспыхнул интерес.

— Могу ли я уже пожелать вам счастья, майор? Вы знаете, что ваш отец лелеял мечту, как вы вернетесь домой, выберете хорошую молодую леди и заведете свое потомство.

— Да, — сказал Лайам. — Я знаю, что отец мечтал увидеть дом, полный наследников, и, возможно, моя сестра осуществит эту мечту. Что касается меня, то с поисками подходящей молодой леди я намерен пока повременить. Потому что сейчас я увлечен этим проектом.

Таким образом, вежливо, но твердо он приглашал заняться делом. Адвокат склонился над рисунками.

— Это проект для благотворительного общества, — продолжал Лайам. — И я надеюсь, что это поможет хотя бы некоторым из тех солдат, которые скоро начнут возвращаться с континента, раненых и нуждающихся в чистом помещении, где они могли бы восстановить свои силы.

При этих словах Лайама адвокат не удержался и глянул на левую ногу своего клиента. Адвокат знал, что в эту ногу попала французская пуля. Чтобы поправиться после такой раны, требовалось несколько месяцев. Впрочем, лечение было проведено очень успешно. Лайам ходил теперь легко и уверенно, без малейшего намека на хромоту.

Заметив его взгляд, Лайам сказал:

— Пуля не выбирает между офицером и солдатом, а рвет плоть тех и других с одинаковой злостью и силой. К сожалению, процесс лечения не для всех протекает одинаково. Не каждому солдату повезет, как мне, вернуться домой, где есть добрые слуги и нежная сестра. У многих нет даже родственников, которые поддержали бы их в трудную минуту. Я не могу дать им семью, но, по крайней мере, я в состоянии предоставить им чистую постель и хорошую пищу. И нам надо поторопиться.

В то время как Лайам и мистер Мейсон стояли в кабинете, рассматривая чертежи, за сотню миль отсюда в местечке под названием Бартолсби, в Уилтшире, две женщины упаковывали старый дорожный чемодан, складывая туда нехитрое добро преподобного Джосии Харрисона, скончавшегося недавно.

— Дом уже никогда не будет таким же, — сказала Пегин О'Ши, громко всхлипывая, — после того, как умер ваш отец. А теперь и вы хотите нас покинуть. И, конечно, я никогда не смогу с такой же любовью работать в новой семье. Как я любила все делать для вас и вашего дорогого папочки!

Мисс Эмелайн Агнес Харрисон положила руку на мягкое плечо пожилой женщины, которая была и служанкой, и другом для нее почти двадцать семь лет.

— Успокойся, Пегин. Если ты начнешь плакать, я заплачу тоже и не успею собраться к тому времени, когда приедет Джорджи на своем двухколесном экипаже, чтобы отвезти меня в Лайл. Почтовая карета отправляется в Лондон через семь часов, так что времени остается совсем мало.

— Вы же знаете, мисс Эмелайн, что я ирландка и была ею все свои пятьдесят лет, поэтому не сердитесь на мою сентиментальность. И неужели вы хотите, чтобы я поверила, что вы так спокойны, как хотите казаться? Я знаю вас очень хорошо. Меня не обманут ваше спокойное личико и разговоры о поездке. Ведь вы покидаете единственный дом, который у вас был. Так что поплачьте, и дело с концом, я вам говорю!

Эмелайн, однако, сдержалась и не поддалась чувству грусти, охватившему ее.

Она вынула из шкафа последнюю оставшуюся там рубашку священника и прижала ее к лицу на мгновение, вдыхая сохранившийся еще запах отца. Дрожащими пальцами она аккуратно сложила рубашку и положила ее в чемодан.

Закрыв крышку и застегнув тяжелые металлические пряжки, Эмелайн спрятала предательски дрожащие руки в карманы большого фартука, надетого поверх платья.

— Ну вот и все, — сказала она спокойно. — Когда я уеду, пусть кто-нибудь отнесет этот чемодан в работный дом. Папа наверняка захотел бы помочь бедным и нуждающимся.

Ее колени неожиданно подогнулись. Эмелайн подошла к окну спальни и села на маленькую черную лакированную скамейку, на которой любила сидеть еще ребенком, наблюдая, как мать расчесывает у зеркала свои длинные темные волосы. Эмелайн тогда забывала о времени и зачарованно смотрела на пышные локоны, которые изящные пальцы матери укладывали в красивую «восьмерку». И Эмелайн привыкла причесываться так же. Длинные пышные волосы — это все, что досталось Эмелайн от нежной и тихой Джейн Харрисон. Во всем остальном Эмелайн была папина дочка. Решительный подбородок, карие глаза и огненные волосы — она была как бы женской копией Джосии Харрисона.

— А что делать с коробкой для рукоделия, принадлежавшей вашей матери? — спросила Пегин, вернув Эмелайн к действительности.

Надо было еще упаковать свои немногие вещи и кое-какие вещи родителей. На следующий день в доме уже будет распоряжаться новый хозяин, и Эмелайн хотела уехать раньше этого времени. Она не желала видеть, как другая семья начнет тут располагаться.

Эмелайн посмотрела на красивую шкатулку розового дерева — ее подарил матери дедушка, сэр Джералд Конклин. И Эмелайн сразу же моргнула, потому что слезы застлали вдруг глаза. Эмелайн отвернулась. Она пристально посмотрела в щит на медового цвета каменные стены церкви Сент-Эндрюс, что стояла за зеленым лугом.

— Мне негде будет ее поставить, Пегин. У меня больше нет дома.

— У вас он вполне может быть, — ответила служанка. — Вам только нужно купить тот маленький коттедж у ручья. Шестьдесят фунтов годового дохода, которые оставили вам, и мы заживем там отлично. Я буду все делать в доме, как я и делала это всегда для вас, и…

— Нет, Пегин. Пока еще нет.

— Когда, в таком случае?

— Не могу сказать. Но, конечно, не сегодня, — ответила Эмелайн. — Мне нужно посмотреть мир, я хочу поездить по свету, нигде не пуская корней, хотя я буду очень скучать по тебе, и мой дом всегда останется здесь, в Бартолсби. Но у меня есть страстное желание увидеть еще кое-что, кроме нашей маленькой деревушки — я просто жажду увидеть все! Только когда утолю эту жажду, я вернусь снова в Уилтшир и в этот маленький коттедж. А до того времени ты сохранишь для меня эту шкатулку, моя дорогая?

— Всегда ваша, и вы это знаете.

Углом своего большого фартука Пегин вытерла слезы.

— И неужели вы думаете, — всхлипнула она, — что я уже настолько стара, что и забыла, каково это — быть молодой, когда хочется немного развлечься. Вы это заслужили, мисс. Весь последний год вы ухаживали за вашим больным отцом, были очень ласковы с ним и не проронили ни слова жалобы. Так что вы заслужили такую награду и можете посмотреть на большой город и позволить себе маленькие невинные забавы.

— У меня есть моя награда — это счастливое детство, проведенное с матерью и отцом, которые любили друг друга, но все-таки находили достаточно любви и для меня.

— Вы заслуживаете большего, я думаю, — сказала служанка. — Сколь добры вы были к своему отцу, не говоря уже о том, что после смерти Джейн помогали ему в заботах о пастве, и делали это прекрасно, всегда участливо относясь к бедным и больным.

— Пожалуйста, замолчи, — сказала Эмелайн слегка дрогнувшим голосом. — В самом деле, я не желаю больше продолжать разговор на эту тему.

— Конечно, конечно, я замолчу, моя милая. Но если уж речь зашла о желаниях, то лично я хочу, чтобы вы отправились в свадебное путешествие с молодым и красивым мужем. И я не хочу, чтобы вы попали к старой сварливой ведьме и исполняли все ее капризы.

Эмелайн повернулась, чтобы взглянуть в лицо доброй служанки.

— Я убеждена, что тебе еще меньше понравится, если я решу жить одна.

— Святая Мария! — воскликнула Пегин, перекрестившись. — Обещайте мне, что не сделаете этого!

— Нет, конечно, я не сделаю такой глупости, — уверила ее Эмелайн. — И поскольку я не в состоянии нанять себе компаньонку, то самое лучшее для меня — самой наняться в компаньонки. Миссис Заберт — достойная уважаемая женщина, она часто навещает своих дочерей, которые живут за городом. Она ездит на курорты каждое лето. Так что у меня будет отличная возможность посмотреть мир. Что касается старой ведьмы, то я убеждена, что меня ждет очень хороший прием, наверняка они очень добрые люди. — Хм! Если говорить о доброте, то вам следовало принять предложение мистера Гудмена, когда у вас был такой удачный случай, мисс. Этот мужчина вас бы как холил! Если бы вы ему, конечно, позволили. Он всегда называл вас богиней.