Страшное гадание - Арсеньева Елена

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93

Сумерки сгущались, синие силуэты таяли в вечерней синеве. И вдруг – Марина ахнула – то там то здесь засветились фонари. Оказалось, что их здесь тысячи, один подле другого, и куда ни глянешь, везде пылали светильники, которые вдали казались огненной беспрерывной нитью, протянутой в воздухе.

Не сдержав удивления, она всплеснула руками.

– Восхитительно, не правда ли? – послышался негромкий голос за ее плечом. – Несколько лет назад некий прусский принц прибыл в Лондон. В город он въехал ночью и, видя яркое освещение, подумал, что город иллюминирован для его приезда.

Марина хотела пропустить реплику Десмонда мимо ушей, но вдруг вспомнила, что она за день ему и слова не сказала. Сименс небось уже голову ломает над странными отношениями кузенов. Конечно, делает скидку на русскую дикость. Ну и шут с ним! Пусть думает что хочет!

Так ничего и не сказав, она снова уткнулась в окно, однако карета уже остановилась перед отелем, и разглядывать сегодня Марине было нечего.

Следующие два дня и впрямь увенчались оргией покупок, и к концу второго Марина утратила счет вышитым ридикюлям, замшевым, кисейным, лайковым и шелковым перчаткам, шелковым и кожаным туфелькам, ажурным чулочкам, батистовым сорочкам, соломенным, фетровым, атласным, бархатным и кружевным шляпкам и чепцам, косынкам, платкам и шарфам, корсетам, амазонкам, нижним юбкам, пелеринам, панталонам, чулкам, пеньюарам, жакетикам, платьям… о господи, всего этого не перечесть, не запомнить!

Ничего. Она постарается. Постарается. Главное, что до 31 июля осталось уже на четыре дня меньше!

Родственники и родственницы

Они двигались на запад, и дыхание моря становилось все ощутимее.

– Конечно, я бы предпочел корабль, – однажды сказал Десмонд Сименсу, – быстрее, удобнее…

– И опаснее, – добавил тот.

Марина не могла не согласиться: и опаснее.

Ужас и безнадежность, пережитые во время шторма, порою воскресали в душе, и она думала тогда, что природа славно подшучивала над ней в последнее время: в ночь ее похищения выдалась устрашающая вьюга; для того, чтобы к ней вернулась память, был устроен внезапный шторм; а для того, чтобы этот «лорд» мог закрепить все права на нее, – столь же внезапный, почти неестественный штиль. Надо думать, 31 июля будет иметь место настоящее светопреставление, когда звук и вспышка одинокого выстрела просто-таки потеряются в грохоте и блеске молний, а струя крови будет мгновенно смыта ливневым потоком. На меньшее Марина была не согласна! Но это еще когда будет… Пока же она предпочитала, чтобы сияло солнце.

Ей никогда не случалось задумываться о свойствах своего характера; сама она считала себя существом довольно унылым, хотя порою и вспыльчивым до безобразия. Впрочем, то, что она называла унынием, было скорее неосознанным умением применяться к обстоятельствам – вернее, все их применять к себе на пользу. В жизни ее было так мало радости и любви, что она научилась ценить самые малые их проявления, и даже в гнусный, дождливый, промозглый октябрьский день ее способен был привести в восторг и умиление желто-алый кленовый лист, прилипший к стеклу, словно последний привет усталого солнца. Во всем, что бы ни случалось с ней в жизни, Марина прежде всего искала хоть малую толику радости, которая не даст душе погрязнуть в пучине уныния. И всегда ведь что-то маячило в будущем, ради чего стоило жить и терпеть: новая книга, которую должны прислать из столицы со следующей почтой; рождение жеребенка у любимой кобылки Зорюшки; цветение яблонь в саду – мимолетное, но счастье; в конце концов, желанное двадцатилетие – далекая звезда, знамение освобождения, светила постоянно. Теперь же к ней прибавилась как бы еще одна, куда более близкая звездочка – 31 июля. Мелькнула было мысль, что Маккол откажется исполнить обещанное, однако Марина тут же отогнала ее, как всегда отгоняла от себя всякие мелкие досады. Пусть попробует! И вообще – это когда еще будет! А пока – надо радоваться каждому дню, внезапному путешествию в диковинную страну Англию, обилию нарядов в баулах, венчающих крышу кареты, ощутимо осевшей под тяжестью багажа мисс Бахметефф, великолепию погоды…

Январь, январь на дворе, приходилось постоянно напоминать Марине, когда она глядела на свежую зеленую траву, в которой там и сям вспыхивали под солнцем журчащие ручейки: в них превратился мимолетно выпавший снежок. Деревья, кроме сосен, стояли голые, однако же среди них виднелся кустарник с жесткими темно-зелеными листьями, много было можжевельника, усыпанного лиловыми шишечками-ягодками, и все это придавало округе вид праздничный и нарядный.

Дороги были необыкновенно хороши: или мощенные камнем, или так плотно убитые, что не страшна им была никакая грязь и ростепель. Марина вспомнила, каково будет в марте-апреле в России, где малейший дождь делал глинистые пути непроезжими.

Дорога становилась оживленнее. Близ нее виднелись сады, огороды, жилища. Марина смотрела во все глаза. Ее очаровали сельские домики с соломенными крышами, оплетенные розами и плющом до самой кровли и густо осененные деревами. Конечно, розы еще не цвели, а все же зрелище было очаровательное!

Постепенно дома делались внушительнее. У них были красные черепичные крыши, и люди, стоявшие на крылечках, казались одетыми лучше, чем простые селяне. Они приветливо махали проезжающей карете, и Марина заметила, что Десмонд иногда машет в ответ.

«Какие приветливые здесь люди, – подумала она, не удержавшись, чтобы, в свою очередь, не помахать очаровательной девчушке с волосами, как белейший лен, которая припустила к карете, что-то весело крича. – А этот-то… кузен… небось возомнил, что они в его честь здесь повыстроились. Ну в точности тот немецкий принц, который вообразил, что фонари в его честь горят!»

– Мы уже близко, – вдруг обратился к ней кузен, и Марина вздрогнула от неожиданности: тот заговорил по-русски. Очевидно, чтобы не понял Сименс, скромно притулившийся на боковом сиденье. – Просить вас хорошо себя вести с мой дядючка, тетучка и мой слуги. Понимайте?

– Понимайте, – обреченно кивнула Марина. – Значит, и у вас тоже имеется «тетучка»? Никакого от них спасения! О господи, ну не могла я, что ли, попасть к другому лорду, сироте круглому?!

Десмонд воззрился вопросительно, и Марина поняла, что сказанное ею – за пределами его понимания.

– Так и быть, – отмахнулась она. – Назвался груздем – полезай в кузов. Стерплю и тетучка, и дядючка твои… но ты ужо попомнишь все это!

– О, yes, – пробормотал Десмонд, и Сименс, напряженно вслушивавшийся в непонятную речь, облегченно вздохнул, услышав знакомое слово.

– Арендаторы все с нетерпением ждут приезда вашей светлости! – Он сделал широкий жест к окнам, и Марина воззрилась на машущих людей с изумлением: никак они и вправду приветствуют фальшивого лорда? Неужто он не врал, и это все – его земля? И эти леса, и чудное озеро, блеснувшее за частоколом елей, словно загадочный взор из-под ресниц, и эта звенящая тишина, и пение птиц, и высоченные кованые ворота, и тенистая дубовая аллея, за которой красовалось величественное строение, окруженное зеленым ковром изящного газона?!

Запыленная карета, влекомая разгоряченными лошадьми, описав круг, остановилась у высокого крыльца. Вышел Сименс, затем Десмонд подал руку Марине. Она сошла, как во сне, не видя, куда ступает, видя лишь купол, венчающий фасад, а за ним – башни, поднимающиеся до высоты огромных деревьев, освещенных заходящим солнцем.

Настоящий замок! Как в сказке! Как на картинках! Настоящая крепость – и в то же время изящная, легкая, белоснежная, с башнями, украшенными сиреневой и золотистой черепицей, – восхитительный, солидный и роскошный, изящный и легкий одновременно замок сказочных фей!

Марина так увлеклась созерцанием, что не заметила, как на крыльцо высыпали люди.

Мелькали алые с позолотою ливреи – это кланялись бесчисленные лакеи, причем голову каждого венчал белый паричок. Затем заколыхались, ныряя в реверансах, черные платья горничных. Служанки показались Марине все на одно улыбающееся лицо: миленькие, розовощекие, белокурые. Лишь одна из них оказалась черноглазой брюнеткой, смуглой и яркой. Марина невольно задержала на ней взгляд и встретилась с напряженным, немигающим взором, который, впрочем, тут же обратился на лицо милорда и зажегся тем же восторгом, каким горели глаза других слуг.

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93