Французов ручей - дю Морье Дафна

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56

Привыкнув жить в водовороте звуков и красок, она чувствовала себя околдованной, опутанной какими-то чарами, но не враждебными, а добрыми и привычными, словно она наконец попала в то место, куда давно стремилась, но никак не могла попасть – то ли по беспечности, то ли по неведению, то ли просто по досадному стечению обстоятельств.

Она понимала, что ради этого спокойствия, ради этой тишины она и уехала из Лондона и именно их надеялась обрести в Нэвроне, но понимала также и то, что в одиночку ей это ни за что не удалось бы: ни лес, ни небо, ни река не могли ей помочь, и только когда она была рядом с ним, видела его, думала о нем, спокойствие ее становилось глубоким и нерушимым.

И чем бы она ни занималась: играла с детьми, бродила по саду, расставляла цветы в вазах, – стоило ей вспомнить о корабле, замершем в тихом ручье, как на душе у нее сразу теплело, а сердце наполнялось неясной, тревожной радостью.

"Это потому, что мы с ним похожи, потому, что мы оба беглецы", – думала она, вспоминая фразу, сказанную им в первый вечер за ужином, – фразу об их общем изъяне. Неожиданно она увидела, что он выбирает леску, и быстро подалась вперед, задев его плечом.

– Клюет? – взволнованно спросила она.

– Да, – ответил он. – Хотите попробовать еще раз?

– Но это же нечестно, – дрожащим от волнения голосом проговорила она.

– Это ваша рыба.

Он с улыбкой передал ей удочку, и она осторожно подвела бьющуюся рыбину к борту. Еще минута – и добыча трепыхалась на дне среди спутанных мотков бечевы. Дона опустилась на колени и взяла рыбу в руки. Платье ее намокло и перепачкалось в иле, растрепавшиеся локоны упали на лицо.

– Моя была больше, – заметила она.

– Конечно, – ответил он, – упущенная всегда больше.

– Но ведь эту я все-таки поймала! Разве у меня плохо получилось?

– Нет, – ответил он, – на этот раз вы сделали все правильно.

Стоя на коленях, она попробовала вытащить крючок из рыбьей губы.

– Бедняжка, ей больно, она умирает! – огорченно воскликнула она, поворачиваясь к нему. – Помогите же ей, сделайте что-нибудь!

Он опустился на колени рядом с ней, взял рыбу в руки и резким рывком выдернул крючок из губы. Потом засунул пальцы ей в рот и быстро свернул голову – рыба дернулась в последний раз и затихла.

– Вы убили ее, – печально проговорила Дона.

– А разве вы не об этом просили?

Она не ответила. Теперь, когда все переживания были позади, она впервые осознала, как близко они стоят – сплетя руки и прижавшись друг к другу плечами. По лицу его блуждала все та же знакомая затаенная улыбка, и ее вдруг, словно горячей волной, захлестнуло страстное, беззастенчивое желание.

Ей хотелось, чтобы он стоял еще ближе, чтобы его губы касались ее губ, а его руки лежали на ее плечах. Оглушенная и испуганная этим внезапно разгоревшимся огнем, она отвернулась и принялась смотреть на реку. Она боялась, что он догадается о ее волнении и почувствует к ней такое же презрение, какое Гарри и Рокингем испытывали к потаскушкам из "Лебедя".

Пытаясь хоть как-то защититься – не столько от него, сколько от себя самой, – она начала торопливо и неловко оправлять платье и приглаживать волосы.

Немного успокоившись, она посмотрела на него через плечо: он уже смотал бечеву и уселся на весла.

– Проголодались? – спросил он.

– Да, – ответила она дрожащим, неуверенным голосом.

– Потерпите, скоро разведем костер и приготовим ужин.

Солнце село, на воду легли таинственные тени. Француз вывел лодку на середину реки, быстрое течение тут же подхватило ее и понесло вниз. Дона съежилась на носу, поджав под себя ноги и уткнувшись подбородком в ладони.

Золотое сияние в вышине потухло, цвет неба сделался загадочным и нежным, река же словно потемнела еще больше. Из леса потянуло запахом мха, свежей листвы, горьким ароматом колокольчиков. Лодка медленно плыла вдоль реки. Неожиданно француз повернулся к берегу и прислушался. Дона подняла голову: издалека доносился странный резкий звук – низкий, монотонный, завораживающий.

– Козодой, – проговорил он, быстро взглянув на нее. И в ту же минуту она поняла, что он обо всем догадался – догадался, но не стал презирать ее, потому что испытал то же самое: тот же огонь, то же желание. Но ни он, ни она не могли открыться друг другу: он был мужчиной, а она женщиной, и им полагалось молчать и ждать своего часа, который мог прийти и завтра, и послезавтра, а мог не прийти никогда – от них это не зависело.

Он снова взялся за весла, и лодка еще быстрей полетела вниз по течению.

Вскоре они добрались до устья ручья, густо поросшего лесом, и, осторожно войдя в узкую протоку, остановились перед небольшой поляной, на которой был когда-то разбит причал. Француз поднял весла и спросил:

– Нравится?

– Да, – ответила она.

Он сделал еще несколько гребков, лодка ткнулась носом в вязкий ил, и оба вышли на поляну. Вытянув лодку подальше из воды, он крикнул Доне, чтобы она шла собирать хворост, а сам достал из кармана нож, присел на корточки у берега и начал чистить рыбу.

Дона направилась к лесу. Обнаружив под деревьями груду сухих веток, она принялась ломать их о колено. Платье ее измялось и порвалось, и она усмехнулась, представив, что подумали бы лорд и леди Годолфин, увидев ее сейчас – грязную, растрепанную и беззаботную, словно нищая цыганка. Да еще в компании со страшным пиратом.

Она аккуратно сложила принесенные ветки. Он вернулся с вычищенной рыбой и, достав огниво, начал не спеша разжигать костер. Тонкий язычок пламени лизнул прутья и побежал вверх – вспыхнули и затрещали длинные ветки. Они посмотрели друг на друга сквозь огонь и улыбнулись.

– Вам когда-нибудь приходилось жарить рыбу на костре? – спросил он.

Она покачала головой. Он расчистил от углей небольшой пятачок в центре костра, уложил туда плоский валун, а сверху примостил рыбу. Вытерев нож о штанину, он склонился над костром и, дождавшись, когда рыба слегка подрумянится, подцепил ее ножом и перевернул на другой бок. У ручья было темно, гораздо темней, чем на открытых речных просторах; от деревьев на поляну ложились длинные тени. В густеющей синеве неба медленно разливалось чудесное сияние, которое можно увидеть лишь изредка, в короткую пору летнего равноденствия, когда летняя ночь подкрадется незаметно, заворожит, околдует и растает без следа. Француз снова наклонился к костру, руки его быстро мелькали над огнем, пламя освещало лицо и сосредоточенно нахмуренные брови.

Дона почувствовала аппетитный запах, поплывший по воздуху. Он, видимо, тоже уловил его, но ничего не сказал, а только улыбнулся и еще раз перевернул рыбу.

Когда она достаточно прожарилась, он выложил шкворчащую тушку на лист и разрезал ее пополам. Затем сдвинул одну половину на край, подал Доне нож, взял руками второй кусок и, с улыбкой поглядывая на нее, принялся есть.

– Жалко – запить нечем, – заметила Дона, разделывая рыбу ножом.

Вместо ответа он встал, спустился к реке и вернулся с узкой высокой бутылкой в руках.

– Я и забыл, что вы привыкли к пирушкам в "Лебеде", – сказал он.

От растерянности она не сразу нашлась, что ответить, и, только когда он подал ей принесенный из лодки стакан, проговорила, запинаясь:

– А что еще вы знаете обо мне?

Он облизнул пальцы, выпачканные рыбой, и, налив себе вина во второй стакан, сказал:

– Ну, например, то, что, отужинав в "Лебеде", бок о бок с городскими шлюхами, вы пускаетесь рыскать по большим дорогам, переодевшись в мужское платье, и возвращаетесь домой не раньше, чем ночной сторож отправится на боковую.

Она замерла со стаканом в руке, глядя вниз на темную воду. Так вот, значит, что он о ней думает, вот какой она ему представляется: легкомысленной, испорченной бабенкой, вроде тех шлюх из лондонской таверны.

И то, что она сидит с ним наедине в лесу, ночью, прямо на земле, он расценивает всего лишь как очередную причуду, легкий, ни к чему не обязывающий флирт, который она могла бы завязать с кем угодно – с ним, с Рокингемом, с одним из приятелей Гарри, – завязать просто так, из любви к острым ощущениям, из распущенности, которую нельзя оправдать даже бедностью.

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56