Поцелуй незнакомца - Картленд Барбара

Граф подвел Шенду к оттоманке возле камина и принес ей с подноса стакан грога. Она отрицательно затрясла головой но он с мягкой настойчивостью сказал:

– Отпейте немножко. Вам станет легче.

Напиток был сильно разбавлен» но все равно обжег ей горло. Шенду поневоле передернуло. Однако дурноту и ощущение полной безнадежности как рукой сняло. Она тыльной стороной руки принялась утирать слезы, и он дал ей свой платок. Ей вспомнилось, как он в Рыцарском лесу перевязал лапку Руфусу. И тут только, впервые с той минуты, как она бегом через площадь бросилась к Эрроу-Хаусу, она спохватилась: где Руфус? Песик мирно лежал у ее ног.

– Это Руфус… меня… спас! – сказала Шенда графу.

Он обнял ее за плечи.

– А теперь расскажите, как все было, с самого начала.

Шенда, виновато улыбнувшись, стерла последние слезы.

– Простите меня, пожалуйста.

– Вам не за что просить прощения, – ответил ей он. – Вы держались удивительно храбро, но сейчас надо позаботиться о том, что делать дальше. Так что расскажите мне все подробно.

Шенда робко начала рассказ, ни на миг не переставая чувствовать у себя на плечах его руки. Она передала ему все, что видела и слышала в доме леди Граттон. И только дойдя до того, как леди Грат-тон сообщила Жаку то, что узнала про Тайную экспедицию, Шенда замялась. Она в замешательстве смотрела на графа и не могла вымолвить ни слова.

– Что же она ему сказала? – мягко спросил граф.

– Будто вы… рассказывали ей… что Тайная экспедиция… направляется… в Вест-Индию.

Говоря это, она смотрела в сторону.

А затем, подняв на него глаза, горячо заключила:

– Но ведь вы… вы же не могли… их предать?

– А вы что же, поверили, что я их предал?

– Н-нет… но она… это она так сказала… а тогда откуда же она… могла знать?

– Она солгала, – уверенно ответил граф.

– Это… правда?

– Совершенная правда. И могу теперь вам открыть, в Адмиралтействе как раз этого и добивались, чтобы Наполеон Бонапарт так думал.

Шенда облегченно вздохнула.

– Неужели вы могли поверить, – сказал граф, – что я настолько глуп, чтобы, даже получив ваше предостережение, сообщить леди Граттон секретные сведения и подвергнуть опасности наши суда и наших моряков?

Шенда уловила в его голосе укор и, устыдившись, спрятала лицо у него на плече.

– Простите меня… – прошептала она. – Я знала, что… нарочно вы… этого не сделаете, но… думала, может быть, она… как-то вас… заколдовала… или подсыпала снадобья, чтобы… вы говорили во сне.

– Ни того, ни другого, – хмуро ответил граф. – Рассказывайте же дальше.

Обрадованная его объяснением, Шенда быстро и без заминок довела свой рассказ до конца. Только когда дошла до подслушанной у двери французской фразы, которая была ее смертным приговором, голос ее снова задрожал.

– Я… не хочу… умирать, – грустно, прошептала она.

– А этого и не будет, – ответил он. – Во всяком случае, еще много-много лет!

– Вы… вы защитите меня?

– И вы еще можете в этом сомневаться? Когда сами держались так замечательно, с таким совершенным, бесподобным мужеством?

– А вы знаете… кто этот… шпион?

– Да, я знаю, кто он. И умрет – он, а вовсе не вы, моя любимая!

Задавая вопрос, Шенда заглянула ему в лицо, теперь глаза ее расширились, губы дрогнули.

– Что… что вы… сказали? – еле слышно пролепетала она.

– Я назвал вас «моя любимая», – повторил граф, – потому что это давно уже так и есть, хоть я и старался, как м мог, противиться своему чувству. Я люблю вас, Шенда, и хочу знать, какие чувства вы питаете ко мне.

Шенда подняла к нему лицо, и его губы прижались к ее губам. Он поцеловал ее, как тогда в лесу. Но только это был уже совсем другой поцелуй – требовательный, властный, в нем была страсть и в то же время боязнь потерять ту, которую он любит.

А Шенде казалось, что над нею разверзлись небеса и в сердце ей сыплются звезды. Его губы пробудили в ней волнение, как и тогда, в первый раз, но теперь, когда она знала, что любит его, волнение это было стократ сильнее и упоительнее.

Он целовал ее, а она чувствовала, что принадлежит ему не только всем сердцем, но и всем своим существом.

Когда он оторвался от ее губ, она сумела выговорить несвязно, но с таким восторгом, какого графу никогда еще не доводилось слышать в женском голосе:

– Я вас люблю… люблю! Но я не понимаю… как вы… можете… любить меня?

– Чего же тут не понимать? – ответил граф. – И я обещаю вам, мое сокровище, что больше ничего такого, как в эти дни, с вами не случится. Я не допущу, чтобы вас опять коснулась какая-то опасность и угроза.

– Но я… сама хотела… вам помочь.

– Знаю. И вы выказали редкую храбрость. Но теперь вы должны понять, что мне надо действовать безотлагательно, иначе этот пособник Наполеона улизнет.

Шенда, сидевшая в блаженной задумчивости, заставила себя отвлечься от его поцелуев и подумать о недавних событиях.

– Я… когда ушла… не закрыла за собой входную дверь… они поймут, что… я не вернулась, – вспомнила она.

Граф, словно ограждая от опасности, еще крепче прижал ее к груди. А затем поднялся и Шенда увидела по его лицу, что теперь он вступает в бой.

– Я отведу вас наверх, – сказал он, – и вы ляжете спать. Здесь вы в безопасности, я скажу моему слуге, который был со мной в море, чтобы он охранял вас.

– Вы меня покидаете? – тихо проговорила Шенда.

– Я еду к лорду Барэму, чтобы сообщить ему, что вы разрешили его загадку. Дальнейшее он возьмет на себя, и тогда… – Он вдруг замолчал. – А тем временем, – закончил он фразу, как бы про себя, – этот негодяй успеет скрыться.

Он сказал это таким тоном, что Шенде стало страшно.

– Что же вы… намерены делать? – робко спросила она.

Но граф не ответил. Он уже решительными шагами выходил из комнаты. Внизу он приказал слуге, вскочившему из мягкого кресла навстречу хозяину:

– Разбудите всех мужчин в доме. Пусть немедленно оденутся. Поспешите, нельзя терять ни мгновения!

То был приказ человека, привыкшего повелевать.

Джеймс бросился со всех ног по коридору, который вел в кладовую и дальше в комнаты, где спали слуги-мужчины.

Тем временем из гостиной спустилась Шенда и стала рядом с графом. Он взял ее за руку и повел наверх в комнату, которая, как догадалась Шенда, служила в доме графской спальней, – просторную и богато обставленную, но все-таки ей было далеко до графской спальни в замке. Здесь их встретил худощавый крепкий человек небольшого роста, в котором с первого, взгляда можно было угадать моряка. Он сразу вытянулся перед графом.

– Хокинс, – сказал граф. – Мисс Шенде грозит опасность. Пока я не вернусь, пусть она спит в моей постели. Возьми пистолет и стреляй во всякого, кто вздумает войти сюда и ее потревожить. Ты меня понял?

– Да, милорд, – ответил Хокинс. Граф обратился к Шенде.

– Здесь вы будете в безопасности, я ручаюсь.

– Но и вы… тоже… поберегите себя!

Шенде вдруг стало смертельно страшно за него. Но он улыбнулся, и не успела она больше ничего сказать, как его уже не было в комнате, только быстрые шаги раздались по коридору и вниз, по лестнице.

По движению в доме можно было понять, что все мужчины уже собрались в холле и ждут появления графа?

Шенде мучительно захотелось побежать вслед за ним, она вдруг почувствовала себя одинокой и брошенной и, не зная, что делать, смиренно стояла посреди графской спальни. Перед ней возвышалась огромная кровать под балдахином с тяжелыми занавесями и с гербом графов Эрроу над изголовьем.

– Полезайте-ка в постель, мисс, вот что, – сказал ей крепыш Хокинс. – Его сиятельство себя в обиду не даст, не из таковских, он и нас, сколько я состою при нем, никогда в обиду не давал, за своих горой.

– А вдруг… вдруг француз… в него выстрелит? – обмирая от страха, прошептала Шенда.

Хокинс усмехнулся.

– Можете ставить последний пенни, что его сиятельство в таком разе выстрелит первым! Ну, давайте, укладывайтесь, мисс, приказ есть приказ, его надо выполнять.