Аромат рая - Блейк Дженнифер

– Мадам, – учтиво произнесла Элен и поклонилась.

– Джентльмен позади меня – мой муж, месье Клод Туссар, – сказала жена помощника комиссара, указывая на кругленького усатого человека в помятых брюках, камзоле, жилетке и рубашке, высокий воротничок которой не давал бы ему возможности поворачивать голову, если бы не был таким обмякшим от влаги.

Джентльмен оценивающе оглядел Элен и поклонился.

И прежде чем Элен успела сделать реверанс, его жена навязчиво продолжила:

– В самом деле, присаживайтесь и расскажите нам обо всем.

– Нет, нет, – торопливо заговорил Морвен, – вы не должны монополизировать эту леди.

Все заметили, как мадам Туссар поджала губы.

– Насколько я понимаю, это вы присвоили себе такую привилегию.

– И как можно предполагать такое, ведь ваш хозяин находится так близко! Уж не хотите ли вы все-таки увидеть, какого цвета у меня кровь? Просто на судне есть и другие пассажиры, с кем Элен Ларпен и, конечно, Байяр должны познакомиться.

Элен показалось, что она наблюдает борьбу за влияние, которая обычно происходит в любой группе случайно собравшихся людей. Морвен Гент стремился занять центральное место на сцене, а мадам Туссар производила впечатление женщины властной, привыкшей полагаться на высокое служебное положение мужа, чтобы поднять и свой авторитет. Однако в данный момент жену бюрократа перехитрили.

Элен, сопровождаемая Морвеном с одной стороны и Райаном с другой, была представлена и остальным собравшимся в гостиной-столовой. Первой оказалась третья участница труппы – молодая женщина с Мартиники, назвавшая себя Жозефиной Жоселин, поразительно напоминавшая чертами лица и всем своим обликом жену Наполеона, у которой актриса, по всей видимости, и позаимствовала часть своего сценического имени. Покручивая завиток своих темных волос и развалясь в кресле, она выразительно помаргивала ресницами и надувала полные губки, глядя на Райана и совершенно не обращая внимания на Элен.

– Все зовут меня Жози, – пропела она, – и я не возражала бы, если б вы называли меня так же.

Следующей была Флора Мазэн, крайне застенчивая девица, почти не поднимавшая опущенную от смущения голову. Ее желтоватая кожа приобрела малиновый оттенок, когда она оказалась в центре внимания. Тонкие брови и ресницы на ее лице казались незаметными, а плоскогрудая фигура походила на вешалку. Тихим, невыразительным голосом она пробормотала свое приветствие, взглянув на Элен и Райана близко посаженными цвета лесного ореха глазами.

– Поговори же с господами, Флора, – предложил ей стоявший рядом отец таким усталым голосом, будто заранее знал, что ничего из этого не выйдет.

У месье Мазэна – по-видимому, вдовца, – полноватого мужчины, одетого в серое, были такие же, как и у дочери, глаза и привычка прижимать руку к животу. До недавнего времени он владел плантацией, которая, как и у отца Элен, подверглась разграблению и сгорела. Однако у него оставалась собственность в Луизиане, так что он не мог пожаловаться, что разорен полностью.

– Теперь, когда закончены формальности, – сказала мадам Туссар после первой паузы, – мы могли бы приступить к еде. Я вижу, что блюда подали и капитан уже здесь, чтобы пообедать с нами.

За обедом их было одиннадцать – шесть мужчин и пять женщин, занявших три столика. Райан и Элен оказались по соседству с Морвеном Гентом и Эрминой. Капитан шхуны сел с Жозефиной, месье Мазэном и его дочерью Флорой. Дюрану оставалось сесть с месье и мадам Туссар. В крохотном салоне столики стояли так близко один к другому, что люди за ними могли свободно разговаривать между собой. Пища, которую им подали, оказалась простой – тушеная смесь колбас с креветками и другими морскими растениями и животными, поданная к рису. Это блюдо называли «гамбоу». За ними ухаживал стюард, раскладывая еду половником по тарелкам из кастрюли, которую держал за ручку, как у ведра. Потом он принес три бутылки вина и хрустящие булочки. Не торопясь разложив все по столикам, он удалился.

Когда Элен спросила у Райана, где питается Дивота, то он объяснил ей, что Дивота обедает вместе с горничной дочери Мазэна в маленькой комнатке рядом с кухней. Любовницы Дюрана, Серефины, за столом тоже не оказалось, хотя она едва ли стала бы завтракать с прислугой. Но Элен понимала, что мадам Туссар отчаянно протестовала бы, если бы Дюран настаивал на том, чтобы его октеронка заняла свободное место за столиком с Туссарами. Скорее всего, Серефина завтракала в одиночестве там, где для нее нашелся уголок.

Не каждому удалось и расположиться в каютах, похожих на ту, которую Элен делила с Райаном. Дивота сообщила ей, что остальные женщины спали в двух тесных каютах, а мужчины – внизу, в помещениях команды. Капитан Жан приложил максимум усилий к тому, чтобы мадам Туссар так и не узнала о существовании сравнительно просторной каюты владельца шхуны. Он опасался, что она потребует ее для себя и своего мужа.

За столиком Райана шли оживленные разговоры. Эрмина поддерживала беседу колкостями, остроумными замечаниями. Обладая способностью подмечать смешное, она не оставляла в покое никого, особенно много шутила над собой. Так же бесцеремонно вела себя и по отношению к Морвену. А это позволяло предполагать, что их объединяло нечто большее, чем любовь к театру. И несмотря на это, Морвен, не стесняясь, оказывал Элен самые откровенные знаки внимания – подмигивал, томно вздыхал...

Эрмина, перехватывая быстрые и неодобрительные взгляды Элен на актера и на себя, разражалась добрым гортанным смехом.

– Просто нужно научиться не обращать внимание на Морвена. И дело не в том, что он неискренен, а в том, что теряет над собой контроль, когда дело касается женщин, особенно тех, которых, как он знает, никогда не получит.

Морвен повернулся к ней со страдальческой миной на лице:

– Ангел, ну как ты можешь?

– Могу, поскольку это чистая правда. Я подумала, что лучше всего предупредить нашу милую Элен, чтобы ты не удостоился пощечины в самое ближайшее время.

Морвен покачал головой, бросив на Элен добродушный взгляд:

– Она у меня ревнивая мегера!

– Неужели? – Элен не удержалась от улыбки.

– Не понимаю, почему я принял ее в труппу?

– Мне кажется, все было наоборот, – возразила Эрмина.

– Et tu, Brute! [16] Ты тоже встанешь в ряды моих врагов, насмехающихся надо мной?

– Женщины такие бессердечные! – с горечью проговорила Элен. – Но мы ничего не можем с собой поделать.

– Ненавижу умных женщин! Неужели я погубил себя навек?

– Наверное, – ответила Эрмина.

– А если я пообещаю прийти и посмотреть ваш спектакль в Новом Орлеане, я надеюсь, вы там будете выступать? – спросила Элен.

– Ну конечно же! В таком случае я стану горячо любить вас.

– Разумно, – не сдержалась Эрмина.

– Элен, мне кажется, мадам Туссар делает попытки привлечь твое внимание, – вмешался в разговор Райан.

Жена государственного деятеля наклонилась в промежуток между столиками.

– Мадемуазель Ларпен, я слышала, что дом вашего отца был в числе первых, сожженных несколько дней тому назад. Мне интересно, как вам удалось спастись?

Ее вопрос, в общем-то обращенный к Элен, подкреплялся подозрительными взглядами, которые дама выразительно бросала то на нее, то на Райана.

– Я бы не сумела спастись, если бы не помощь моей горничной. Спустя некоторое время нам посчастливилось найти кое-кого, кто приютил нас, – ответила Элен, натянуто улыбаясь.

– В самом деле, редкая удача! И кто это мог быть?

– Фавье, – сказала Элен.

– Ваш знакомый, месье Байяр, я полагаю? – не отставала мадам Туссар.

– Да, так уж случилось, – недовольно проговорил Райан.

– Значит, можно сделать вывод, что этот Фавье прятал вас обоих?

Глазки Франсуазы Туссар заблестели, а ложку она схватила так крепко, что кончики ее пальцев побелели.

– Да, – согласилась Элен, пытаясь продолжить разговор. – А как вы с вашим мужем спаслись?