Знак судьбы - Куксон Кэтрин

— Вперед! Вперед! — подгонял юноша лошадей, но лошадь Констанции еле плелась, приближение грозы ее не пугало: слишком много их пережила она на своем веку. А вот молодая лошадь встревожилась, вскинула голову и заржала.

— Тихо, тихо, ничего страшного, — Мэтью пытался успокоить ее. Одновременно с этим в голову пришла странная мысль: нехорошо обманывать лошадь.

В небе сверкнула первая молния. Констанция, тихо вскрикнув, втянула голову в плечи. Мэтью снова приблизился к ней и взял за руку.

— Все в порядке, все в порядке, смотри — уже почти вершина. Каких-то пять минут, и мы будем в безопасности.

Констанция испуганно взглянула на Мэтью.

— Ты… можешь поторопить лошадь?

— Нет, боюсь, ее ничто не может поторопить — ни наводнение, ни гроза, ни буря. Но не волнуйся, все будет хорошо, только держись крепче.

— Темнеет, — жалобно промолвила Констанция.

Действительно, долина слева от них уже скрылась во мраке, а небо, похоже, опустилось на холмы. В темноте лицо Констанции казалось неестественно белым, вокруг рта у нее выступили капельки пота. Увидев это, Мэтью вздрогнул. Он схватил повод ее лошади и, хлестнув свою, крикнул:

— Вперед! Пошла! Пошла! — Лошадь Констанции не ускорила шаг, но Мэтью продолжал подгонять ее. При следующем раскате грома Мэтью и сам испугался, потому что на секунду ему показалось, что Констанция упала с лошади. Он вернулся к девушке, припавшей лицом к гриве, наклонился и положил ладонь ей на плечо. — Все, все уже прошло. Посмотри, все прошло.

С неба упали первые капли дождя. И к тому времени, как они проехали еще сотню ярдов, хлынул настоящий ливень, такой сильный, что их тела сгибались под струями.

Руководствуясь скорее интуицией, чем какими-то приметами, Мэтью свернул с тропы как раз в том месте, где стоял заброшенный дом. Спешившись, он подошел к лошади Констанции, и девушка буквально свалилась ему на руки. Мэтью торопливо отнес ее в темное промозглое укрытие и прислонил к стене.

— Подожди, я вернусь через минуту, — пообещал он, — только позабочусь о лошадях. — Юноша выскочил из дома, отвел лошадей в развалившуюся конюшню, привязал их там и бегом вернулся в дом.

Констанция стояла, прижавшись спиной к стене и закрыв лицо ладонями.

— Иди сюда, — позвал Мэтью, — тут есть скамья и что-то вроде стола. Путники, да и просто бродяги используют этот дом как убежище, так что здесь могут быть сухие дрова, мы разведем костер.

Когда Мэтью усадил Констанцию на скамью, она вцепилась в его руку и пробормотала сквозь стиснутые зубы:

— Ты весь промок, а… тебе нельзя. Анна говорила, что больным чахоткой нельзя даже ноги мочить, а тем более попадать под дождь. Снимай куртку, она насквозь промокла.

Подобная забота вызвала у Мэтью усмешку, но уже было то хорошо, что девушка хоть на мгновение забыла о своем страхе.

— Я в порядке, — заверил он, — обо мне не беспокойся. Ты сама похожа на мокрого кролика. — Мэтью указал на поникшие от воды поля шляпки. — Мокрый кролик с обвисшими ушами. — Когда Констанция сняла шляпку, Мэтью посоветовал: — И пальто тоже снимай.

— Нет, — возразила дрожащая Констанция, — мне холодно.

Мэтью пробрался в темноте в дальний угол комнаты, где находился сложенный из камней открытый очаг.

— Констанция, нам повезло! — радостно воскликнул он. — Здесь есть сухие дрова, довольно много, и лучины тоже. Сейчас ты согреешься.

— А спички у тебя есть?

— Нет, но, насколько я знаю бродяг, они заботятся друг о друге, поэтому здесь должен быть коробок. — Некоторое время Мэтью молчал, затем раздался его торжествующий крик: — Ну, что я тебе говорил! Вот и спички.

Констанция наблюдала, как разгораются лучины. Значит, скоро у них будет костер, и они смогут высушить одежду. Господи, побыстрей бы прошла эта дрожь. Почему гроза приводит ее в ужас? Она старалась преодолеть свой страх перед грозой, но у нее ничего не выходило, при первых раскатах грома она буквально впадала в панику.

— Смотри, костер разгорается. Иди сюда, высуши свое пальто, — позвал Мэтью.

Констанция поднялась со скамьи и побрела на свет, но в этот момент прямо над домом с оглушительным треском прогремел гром. Когда его грохот затих вдали, Констанция опустилась на пол возле костра, уткнув лицо в плечо Мэтью, а он обнял ее и прижал к себе. Сейчас тишину нарушал только частый стук дождя по черепичной крыше да редкое шипение капель, попадавших через дымовую трубу в костер. Мэтью с Констанцией так и сидели, прижавшись друг к другу.

Костер разгорался, языки его пламени потянулись вверх. Девушка подняла голову, взглянула ему в лицо и прошептала:

— Я… извини меня, Мэтью.

Он ничего не ответил. Оба они стояли на коленях, в очень неудобной позе, но даже не замечали этого. Девушка пристально смотрела на Мэтью, как вдруг неожиданно для себя прочла в его глазах причину перемены, произошедшей с юношей в последние месяцы.

Наблюдая, как блики костра играют на его волосах цвета соломы, Констанция ощутила огромное желание запустить пальцы в эти волосы и уткнуться в них лицом. Ох, какой же она была дурой, глупой девчонкой, не смогла распознать, что творится в его сердце, да и в своих чувствах не разобралась. Она всегда ощущала нечто особое по отношению к Мэтью, даже когда любила Уилла Хедли. Однако она принимала это за сострадание и сочувствие к больному человеку. Да, наверное, все началось именно с этого, но позже переросло в более глубокое чувство.

— Ох, Констанция! Констанция! — прошептал Мэтью.

— Мэтью! Мэтью!

Держась за руки, они сели на пол, продолжая смотреть друг на друга. А костер тем временем разгорался все выше и выше.

Прошло несколько минут, наконец Мэтью тихо спросил:

— Неужели ты не знала о моих чувствах к тебе?

— Нет, не знала… — Констанция покачала головой. — До этого момента.

— А ты, что ты испытываешь ко мне? Посмотри на меня, прошу тебя… прошу. Скажи мне. — Мэтью был вынужден наклониться к Констанции поближе, чтобы услышать ее ответ сквозь шум усилившегося дождя.

— Я… я не знаю, Мэтью, правда не знаю. Мне все это кажется каким-то нереальным. Разве можно внезапно осознать это? Такие чувства должны созреть.

— Они и зрели годами.

Констанция снова подняла взгляд на Мэтью.

— Но ты никогда даже не намекал мне о своих чувствах, почему?

— Да разве я мог? Да и сейчас не должен был говорить о них, потому что мой конец уже близок.

— О нет, нет! — Констанция зажала ладонью рот Мэтью и приникла головой к его груди.

— Не расстраивайся, дорогая, не расстраивайся. Мне не следовало этого говорить. Слова мои прозвучали, как жалость к самому себе, но тем не менее это неизбежно. Однако я… не жалею о том, что ты узнала о моих чувствах, нет, не жалею.

— Ты… ты можешь прожить еще много лет.

— Да какие там много лет. — Мэтью медленно покачал головой. — Еще одна такая зима, как прошедшая, и…

— Нет, нет. — Констанция схватила юношу за руки. — Не говори так.

— Но это же правда. А знаешь что? Я сейчас так счастлив, как никогда в жизни. Я ведь уже умирал много раз, когда думал, что ты выходишь замуж за Дональда. Но теперь это не имеет такого уж большого значения… и я знаю, что не предал его, рассказав тебе о своей любви. Когда ты выйдешь замуж…

— Теперь я не могу выйти замуж за Дональда.

— Что? — Мэтью сжал ее ладони в своих. — Но ты должна, должна выйти за него. Ты — вся его жизнь, для него во всем мире не существует никого, кроме тебя. Я очень хорошо знаю брата. Да, он властный, надменный, но к тебе он испытывает искренние и глубокие чувства.

Вспышка молнии осветила убогую комнату, заставив девушку вновь прильнуть к Мэтью с такой силой, что он опрокинулся на пол. А когда прозвучал гром, раскат которого, казалось, ворвался в дом сквозь открытую дверь, Констанция буквально вжалась в тело Мэтью. И уже никакая сила не могла помешать тому, что неизбежно должно было случиться…

Они лежали на голом полу, в костре потрескивали дрова, дождь стучал по черепице, залетая в окна и дверь. Как ни странно, но протестовать, хотя и робко, попытался Мэтью. Нет! Он не мог поступить так подло по отношению к Дональду. И даже когда ладони Мэтью начали ласкать податливое тело Констанции, разум продолжал умолять его остановиться, но было уже слишком поздно.