Нежный плут - Линдсей Джоанна

Джеймс едва не рассмеялся. Как чопорно говорила эта маленькая женщина сегодня утром и насколько требовательной была. Ему снова стало интересно, что за жизнь она вела до того, как надела спортивные штаны. Джеймс полагал, что после прошедшей ночи он имеет право исключить мысль о том, что она потаскушка.

– Необходимо ли напоминать тебе, Джордж, что ты единственный юнга у меня в услужении. Ты сам себя поставил в такое положение и будешь находиться в нем до тех пор, пока я не скажу тебе что-то иное. Или ты уже забыл, что я для всех здесь капитан?

– И это, должно быть, достаточно трудно.

– Ничуть. Я только объясняю тебе, что ты сам не оставляешь мне ничего иного, как настаивать. Но не думаешь ли ты, что я собираюсь как-то благоприятствовать тебе из-за твоей уступчивости прошлой ночью.

Она пристально следила за ним, но его возбуждение не утихало. Наконец она вздохнула. Пока он не объяснил ей, что может стать более внимательным с ней, ей не оставалось ничего другого, как быть честной и надеяться, что этот человек не побеспокоит ее до тех пор, пока она сама этого не захочет.

– Очень хорошо. Мы будем продолжать все, как было раньше… То есть до прошедшей ночи. – Отступив, она даже неуверенно улыбнулась ему. – Теперь я буду одеваться более тщательно, как вы понимаете, сэр, а потом идти за завтраком.

Он смотрел, как она поднимала с пола остатки своей одежды, и слушал. Ему пришлось прикусить язык и воздержаться от комментариев по поводу ее скромности после того, как она великолепно маршировала по комнате голяком прошлой ночью.

– Знаешь, тебе не надо возвеличивать меня.

Она взглянула на него.

– Простите. Это вам только кажется. В конце концов, вы в вашем возрасте годитесь мне в отцы. А я всегда отношусь к старшим с достаточным уважением.

Он видел подергивание ее губ, вызов в ее глазах – все говорило о том, что она намеренно пытается оскорбить его. Он не испытывал негодования к ней, но его гордость и самолюбие были достаточно уязвлены. Странно, но в ее взволнованности не было ничего особенного. Казалось, все началось совершенно случайно, без всякой преднамеренности, почти механически.

Джеймс стиснул зубы. На этот раз его золотистые брови даже не шелохнулись.

– Твоим отцом? Думаю, ты понимаешь, милая девочка, что это невозможно. Я могу иметь семнадцатилетнего сына, но…

– У Вас есть сын? – Она удивилась. – Жена у Вас есть тоже?

Он колебался с ответом – его поразила удрученность в ее взгляде. Возможно, это было разочарование. Но она пришла в себя, пока он подыскивал подходящие слова.

– Семнадцати? – выкрикнула она с большим недоверием, потом добавила достаточно вызывающе: – Я оставила свой чемодан, – и направилась к перегородке.

На этот раз Джеймс, не зная что ответить, повернулся и вышел из каюты, чтобы не поддаться желанию задушить эту дерзкую девчонку. Оставила чемодан, в самом деле. Проклятье! Как она осмелилась назвать его старым.

За перегородкой Джорджина просидела, улыбаясь около пяти минут, а потом почувствовала укоры совести.

– Тебе не стоило бить его по самолюбию, Джорджи. Теперь он сошел с ума.

– Чем ты озабочена? Ты не любишь его. К тому же он заслуживает этого. Он действительно слишком самодоволен.

– Небезосновательно. До прошлой ночи ты думала, что он одно из лучших Божьих созданий.

– Я знала это! Ты даже не могла не позлорадствовать по поводу того, что я сделала огромную ошибку. Ну и что? Я и живу для того, чтобы делать ошибки, и не отрицаю этого. Я ему разрешила.

– А он в этом и не нуждался. Он так или иначе взял бы тебя.

– Что я могла поделать, раз так случилось?

– Ты была слишком уступчива.

– Что-то я не особенно слышала твое недовольство прошлой ночью…»

– О Боже, я разговариваю сама с собой.

ГЛАВА XXIII

– Бренди, Джордж? – Она вздрогнула. Джеймс настолько спокойно и безучастно сидел за письменным столом, что она почти забыла, что он находится в комнате. Почти, но не совсем. В любом случае он не был тем безликим мужчиной, которого легко можно не замечать.

– Нет, спасибо, капитан. – Она ответила ему дерзкой улыбкой. – Никогда не прикасаюсь к этой дряни.

– Слишком молода, чтобы пить, да?

Она ожесточилась. Это был не первый случай, когда он позволял себе замечания о том, что она ребенок, или по-детски мыслит, или слишком молода, чтобы понимать что-то глубже, хотя прекрасно знал, что она зрелая женщина. Она отлично видела: он делает это в отместку ей за ее намеки о том, что он слишком стар для нее. Но она не позволяла себе раздражаться, и ему приходилось быть по-другому учтивым с ней, холодно-вежливым, – он ясно давал понять, сколь обидела она его своими замечаниями о его возрасте.

Три дня прошло с той роковой ночи ее откровения, и хотя Джеймс говорил, что они будут вести себя как раньше, он больше не приглашал ее помочь, когда принимал ванну, не блистал перед ней наготой и даже скрывал свою одышку, одеваясь перед выходом из каюты. Он ни разу не прикоснулся к ней снова с того самого утра, когда ласково погладил ее щеку своими пальцами.

В глубине души она сожалела, что он не пытался больше соблазнить ее. Она не позволила бы ему этого, но он в конце концов мог хотя бы попробовать. Она рано закончила свою работу и лежала в койке, тихо покачиваясь и подстригая ногти, чтобы они походили на мальчишечьи. Она собралась было спать, сняв с себя все, кроме рубашки и штанов, но не чувствовала себя достаточно усталой.

Взглянув на человека, сидящего за письменным столом, она была не против дать ему возможность разрядиться и тем самым прояснить их отношения. С другой стороны, она не уверена в том, что хочет вновь увидеть того, другого Джеймса, под чьим взглядом таяла. Пусть лучше он лелеет свою обиду до конца плавания.

– Капитан, – сказала она, отвечая на его замечание, – это значительное преимущество… Я никогда не пробовала бренди. Портвейн, с другой стороны…

– Так сколько же тебе лет, деточка?

Итак, он наконец спросил об этом и достаточно язвительно.

Ей стало интересно, как долго он сможет держаться.

– Двадцать два.

Он фыркнул.

– Я думал тебе по крайней мере двадцать шесть.

Она усмехнулась, злонамеренно решив не потакать ему.

– Вы действительно так думаете, Джеймс? – спросила она ласково. – Для меня это комплимент. Меня всегда огорчало, что я выгляжу слишком молодо для своего возраста.

– Я уже говорил, ты чертовски нахальна.

– Ну! Да вы ворчливы сегодня. – Она коротко рассмеялась. – Интересно, почему?

– Отнюдь, – холодно возразил он, открывая ящик стола. Раз так случилось, возьми стул и подсаживайся ко мне.

Она не ожидала приглашения и замешкалась с ответом, обдумывая, как бы поизящнее отказаться. Она видела, как изысканно он наполнял прекрасный бокал из полупустой бутылки портвейна и неожиданно решила, что половина бокала не повредит и даже поможет ей скорее заснуть. Она придвинула тяжелый стул к письменному столу и, прежде чем сесть, приняла от него бокал, опасаясь попасть в ловушку его зеленых глаз и прикосновений, как это уже было.

Усмехаясь, она словно случайно потянулась к нему бокалом, перед тем как сделать глоток.

– Должна сказать, вы сегодня очень общительны, Джеймс. – Его имя на ее устах (при том, что она никогда не называла его так раньше) раздосадовало Джеймса. – Особенно, – продолжала она, – с тех пор, как я решила, что разозлила вас кое-чем.

– Разозлила? Такой очаровательный ребенок? Почему ты так подумала?

Она едва не захлебнулась сладким красным вином.

– По вашим горящим глазам, – отважно сказала она.

– Страсть, милая девочка. Чистая… подлинная страсть.

Ее сердце учащенно забилось, хотя внешне она оставалась

очень спокойной. Она поймала его взгляд и увидела в его глазах жгучую, всепоглощающую чувственность, какой невольно прониклась и сама. Она еще не барахталась на полу? Бог мой, если нет, то это должно было случиться.