Звезды для моей герцогини (СИ) - Вайра Эль

*

Моя мать забрасывает Кромвеля письмами. Требует повлиять на отца и короля. Освободить ее из плена. Она не кто-нибудь, она — герцогиня Норфолк, и требует уважительного отношения к себе. Требует, чтобы ее муж оставил любовницу и вернул ее, свою жену, на законное место подле него.

Это так похоже на то, чего требует Екатерина. Возможно, мать даже наслаждается своим положением мученицы и особой связью со своей «королевой», ведь она повторяет ее судьбу.

А я смотрю на свои виндзорские комнаты и представляю, что она могла бы про них сказать. О, ей бы точно не понравилось.

«Слишком тесно»

«А где камин? Герцогине не нашли комнат с камином?»

«Пыльные шторы, и цвет ужасный»

«Балдахин наверху потерся»

«Окна слишком высоко»

«Я бы потребовала что-то получше, Мэри, начни уважать себя»

«Тебя выдали за ублюдка, унижают, а ты только рада»

Она бы начала перекладывать мои вещи. Рыться в моих сундуках и шкатулках, перекладывать с места на место драгоценности, как она всегда это делала в Кеннингхолле. Меня каждый раз трясло. Я никогда ничего от нее не прятала, но в такие моменты чувствовала себя воровкой. Как будто меня обыскивают. Ищут улики, чтобы упечь в Тауэр.

Я закипаю, когда вспоминаю об этом, и сжимаю руки в кулаки, хотя матери здесь нет. Она давно живет только как голос в моей голове. Надо сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться. Я так давно ее не видела, и даже не скучаю. Могла бы я поехать ее навестить?

Наверное. Если бы отец бы позволил. Но я не хочу к ней ехать. Я хочу к Генри.

Глава 14

Вулфхолл, сентябрь 1535 года

Мне не нравится в Вулфхолле. Поместье новое, с двумя башнями, окруженное холмами, лесами и осенней свежестью, но всё портит семейство Сеймуров, которое им владеет. Надеюсь, мы не задержимся здесь надолго.

Король проводит всё свободное время на охоте — он отправляется туда первым же делом, когда мы приезжаем на новое место. Когда мы прибыли в Вулфхолл, он уехал в дубовый лес в полном одиночестве. Настолько, насколько оно возможно для короля.

Джейн Сеймур притворяется хозяйкой дома, хотя сама и шагу не может ступить без оглядки на братьев и отца. Я немного пугаюсь, глядя на нее. Неужели я веду себя так же? Надеюсь, что нет.

Контраст между Джейн и ее братом Томасом подобен дню и ночи. Жизни и смерти. Она что-то тихо бормочет, а он сыплет шутками и развлекает гостей, чем очень нравится королю. А девушки млеют рядом с Томасом Сеймуром. Роятся вокруг него, как мухи вокруг меда.

— Он такой забавный, — шепчет Шелти мне на ухо, когда мы встречаем его в саду, пока сопровождаем королеву.

Сеймур отвешивает каждой даме по комплименту, и, кажется, задерживает взгляд на мне и Шелти дольше, чем на всех остальных.

Когда вечером мы ужинаем в главном зале Вулфхолла, я пытаюсь рассмотреть Томаса получше. Может, я чего-то не понимаю? Слишком предвзята к нему? Он замечает мой оценивающий взгляд и подсаживается ближе.

— Как вам наше скромное логово, Ваша Светлость? — спрашивает он и лукаво улыбается.

— Тут довольно мило, — говорю я.

— А давайте я устрою вам экскурсию! — восклицает Сеймур. — Тут полно укромных уголков, о которых никто не знает, кроме меня.

Он подмигивает мне, а я, наконец, понимаю, почему он мне не нравится. У него красивое лицо, высокие скулы и озорные темные глаза, но он слишком уверен в своей неотразимости. Даже не допускает мысли, что может быть кому-то неприятен. За его бравадой не видно его настоящего, а такие люди могут использовать тебя, как захотят, если ты на это поведешься.

— Спасибо за предложение, — отвечаю я с ему большей любезностью, чем он заслуживает. — Но мой долг велит оставаться рядом с королевой.

Мы проводим в Вулфхолле совсем немного времени, но в короле что-то меняется, когда мы покидаем это место. Он больше не такой задумчивый. Более приветливый. Стал чаще приглашать на охоту своих приближенных.

Когда мы приезжаем в следующий замок, взгляды самых проницательных придворных устремлены на Джейн Сеймур.

Глава 15

Ричмонд, декабрь 1535 года

Я расшиваю синюю бархатную ткань серебряной нитью. Это будут олени, как на гербе у Генри. Возможно, помещу вышивку на воротник и подарю ему на Рождество. Сейчас он в Валлийской Марке вместе с моим отцом, но должен вернуться на праздники. Он сам это говорил, когда приезжал в ноябре.

На вторую годовщину нашей свадьбы он снова показывал мне звезды. Рисовал в небе силуэты, рассказывал про Пегаса, Феникса и Андромеду.

— Ее отец, — говорил он. — принес ее в жертву чудовищу, приковал к утесу. Но Персей ее освободил с условием, что она будет его женой. Говорят, он был сражен ее красотой. Андромеда была прекрасна.

Он перевел взгляд со звезд на меня и тихо добавил:

— Прямо как ты.

В тот вечер наш осторожный поцелуй никто не прервал, и во мне, кажется, еще никогда не было столько радости и света.

Когда я рассказала Генри о том, как давит на меня наш титул, он, как я и думала, не понял моих переживаний.

— Ну хочешь, буду называть тебя графиней, — смеялся он, обнимая меня. — Я же еще граф Ноттингем.

— Нет. Герцогиней всё-таки лучше.

Я вспоминаю о Генри каждый день, и глупо улыбаюсь в пространство. Мысли о нем помогают мне переносить и гнетущую обстановку при дворе, и ужасную погоду. Сейчас декабрь, но зима еще не началась, и с неба каждый день сыплются струйки дождя, угрожая утопить любого, кто ступит за порог замка. Все сидят по своим покоям, вдыхая запах сырости и плесени.

Я удивлена, когда поздним вечером кто-то стучит ко мне в дверь. У меня давно не было посетителей. Никаких мероприятий сегодня не планируется — королева подпускает к себе только капелланов, а король ужинает отдельно.

Он разлюбил Анну Болейн — об этом уже не стесняются говорить вслух. Но за слова: «Анна — шлюха» люди исправно продолжают умирать. Мне кажется, король делает это не для того, чтобы защитить ее имя. Он просто не может вынести, что кто-то считает его выбор неправильным. Почему бы ему тогда не казнить себя?

Я поднимаю глаза и вижу Шелти, стоящую в дверях. Она стала тоньше. И, наверное, красивее. Но часть ее озорного блеска будто смыло дождем. Если Шелти стучит в дверь, значит она в тоске.

Служанка неуверенно стоит позади моей подруги, не понимая, уйти ей или остаться. Я прошу принесли нам немного хлеба и сыра.

— И вина, — добавляет Шелти.

Она подходит к моему скромному огню (герцогине опять не нашлось комнат с камином), и тыкает пару раз угли железным прутом. Потом поворачивается ко мне и, пытаясь напустить на себя веселый вид, спрашивает:

— Ну, когда большая ночь?

— Большая ночь?

— Ага. Когда ты уже окончательно станешь Фицрой?

— Когда король разрешит.

Она закатывает глаза.

— Господи, Мэри. Ты думаешь, никто не видит, как вы друг на друга смотрите? Все женщины Англии душу бы продали за такие взгляды, а ты воротишь нос.

— Я просто жду…

— Вот именно, ты просто ждешь. А надо делать, понимаешь? У тебя есть всё, о чем можно мечтать, а ты боишься это принять.

Мне не нравится ее тон, и я утыкаюсь носом в свое шитье. Она подсаживается ко мне и примирительно говорит:

— О-о-о, прекрасная работа, Ваша Светлость. Для твоего герцога?

— Да.

Шелти приторно улыбается. Проводит пальцами по вышивке. Я вдруг вижу, что в ее глазах скапливаются слезы. Странно, но так она становится еще красивее.

— Шелт, что случилось?

Она отворачивается, чтобы смахнуть свою печаль. Прерывисто вздыхает и говорит:

— Я не понимаю, что он в ней нашел.

Я знаю, о ком она. Король и Джейн Сеймур. Более странной пары представить себе невозможно.

— Она старая! — восклицает Шелти и бьет кулаками по коленям. — И лицемерная. Говорит, что еще девственница, но ей почти двадцать восемь! Нельзя так долго оставаться девственницей, особенно при дворе.