Креольская честь - Мартин Кэт

Веди себя тихонько, и, может быть, они оставят тебя в покое.

— Здесь… мне… не место, — запинаясь, пробормотала Ники. — Все это ужасная ошибка.

— В этом аду ни для кого нет места, милая. Но тебе надо взять себя в руки. Долго ты тут не пробудешь. Через две недели тебя, как и всех нас, выставят на продажу. Тогда ты выйдешь отсюда.

— А мне все равно, выйду я или нет. Какая разница — жить или умереть? Мне некуда идти. На всем белом свете нет никого, кто мог бы обо мне позаботиться.

При свете свечи Лорна внимательно осмотрела лицо Ники.

Ей сразу же бросились в глаза темно-лиловые синяки на нежных щеках девушки. Не ускользнули от ее внимания и пряди красивых медных волос, выбивавшихся из-под поношенного коричневого капора.

— Ты говоришь как образованная девушка. Стало быть, о тебе было кому заботиться. Кто-то оплачивал твою учебу в школе, ну и все такое.

Ники закрыла глаза. За три года все в ее жизни перевернулось.

— Обо мне заботились мои родители! — шепнула она.

Это, казалось, было так давно, что она с трудом вспоминала прошлое. Можно подумать, что все это случилось в другой жизни. — До того как мы разорились, у нас была плантация возле Байю-Лафурш.

— Это хорошее место. Я там была однажды.

Охваченная вдруг воспоминаниями, Ники печально улыбнулась.

— У нас был двухэтажный дом со стройными белыми колоннами на фасаде. Сложен он был из светлого камня. Видела бы ты, как красиво выглядел наш дом на закате весь лучисто-розовый!

Ники проглотила ком в горле. В детстве она никогда не плакала, зато теперь заливалась слезами по всякому поводу.

— Значит, когда наступили тяжелые времена, вы потеряли свой дом?

Ники кивнула. Для нее было большим облегчением рассказывать о том, что она так долго держала внутри себя.

— Я знала, что папа испытывает денежные затруднения.

Я помогала ему вести бухгалтерские книги… Но только после его смерти я узнала, как плохо обстоят дела. Он так беспокоился за маму и меня. Потерять Медоувуд было выше его сил.

Этого его сердце не могло выдержать. — По ее щекам опять заструились слезы, она отвернулась.

— Продолжай, — сказала Лорна. — Пока ты не выскажешься, ты не сможешь начать жизнь заново.

— А я и не собираюсь начинать жизнь заново, — огрызнулась Ники, вконец расстроенная воспоминаниями обо всем, что потеряла. — Не хочу жить. — И она вновь залилась слезами, еще более горькими, чем прежде. Лорна обняла ее за плечи, но даже не попыталась утешить. И постепенно рыдания стихли и прекратились.

Они разговаривали до позднего вечера. Лорна рассказала ей о своем доме в Шотландии, о потерянной семье.

— Я надеялась, что смогу найти в Америке то, о чем молилась, — насмешливо фыркнула она, осматривая грязную камеру. — Ну что ж, теперь нам остается одно — — как-нибудь выкручиваться.

— То же самое сказала и моя мама, когда умер папа, но у нее явно не хватило силы воли. — Николь устало вздохнула. — Я пробовала спасти нашу плантацию, но было уже слишком поздно.

Никого из прежних друзей у нас не осталось — почти все они, как и папа, потеряли и дома, и все свое состояние. И когда явились люди из банка, чтобы описать наше имущество, мама встретила их на крыльце с мушкетом в руках. Они пытались урезонить ее, но она упала и тут же умерла. Доктор сказал, что у нее был удар.

— И ты нанялась в служанки? — спросила Лорна, когда Ники вдруг замолчала.

— Я просто не могла придумать ничего другого. Не к кому было даже обратиться за помощью. Лучший друг отца, дю Вильер, в том же году умер во Франции. Семейной плантацией около Нового Орлеана управлял его младший сын Франсуа, но они с моим папой… не смогли столковаться.

— Мы все перенесли много несчастий, — сказала Лорна. — И чем дольше до этого мы жили спокойно и безмятежно, тем больнее ударяют по нам невзгоды.

— Тернеры, которые наняли меня, были людьми совсем неплохими. Предполагалось, что мой контракт закончится в мой восемнадцатый день рождения. Все было бы не так уж и плохо, если бы контракт не был перекуплен другими. — Она с дрожью вспомнила об Армане Лоране и его жестокости, затем об этой подлой твари Адриане Пэкстон, которая оговорила ее.

Именно по ее оговору Ники и посадили в тюрьму. — Я никогда не думала, что дело может так обернуться.

А оно так и обернулось, подумала Ники, возвращаясь к действительности. Стоны по ту сторону коридора стали затихать, их сменили горькие рыдания.

— Отчаиваться нельзя. Ни в коем случае. — Лорна подняла ее на ноги. — Завтра ты покинешь это проклятое место.

И где бы ты ни оказалась, хуже, чем здесь, нигде уже не будет. Через несколько лет ты выполнишь свои обязательства по контракту и сможешь делать все, что тебе захочется.

— Если уж говорить точно, то не «несколько», а семь лет, — горько сказала Ники. Трехлетний срок ее контракта превратился уже в десятилетний, а это уже целая вечность. Борясь с накатившей на нее волной отчаяния, она закрыла глаза. — Не знаю, доживу ли я до истечения срока.

— Ну, до сих пор-то ты прожила.

— Только благодаря тебе.

Две недели назад, когда тюремщики начали насиловать заключенных женщин, Лорна — она была девятью годами старше Ники, — заметив выражение ужаса на лице своей подруги, сказала:

— Ты еще никогда не спала с мужчинами?

— Нет, — шепнула Ники. Не в силах отойти от двери, она наблюдала, как тюремщик насилует женщину. Мольбы о пощаде, отчаянные взмахи рук и ног, казалось, только разжигали его.

Крепко ухватившись за плечи Ники, Лорна оттащила ее в уголок камеры, откуда она уже не могла наблюдать за этой отвратительной сценой. Ники в страхе ожидала, что тюремщики вот-вот вломятся в их дверь, но Лорна поспешила прийти ей на помощь.

— Мы спрячем тебя прямо у них под носом, — решительно сказала она.

Быстрыми уверенными движениями девушка заплела густые волосы Ники и убрала их под потрепанный коричневый капор.

— Надо спрятать твои груди, — сказала затем шотландка. Она объяснила, как это сделать. Ники отодрала от своей грязной нижней юбки длинные полосы и намотала их поверх грудей, а Лорна перетянула их так, что Ники с трудом могла дышать.

— Смотри, не поднимай головы, — предупредила ее Лорна. — С убранными волосами и плоской грудью ты выглядишь не больше чем на двенадцать-тринадцать лет. Конечно, некоторых это не остановит, но большинство предпочитают иметь дело со зрелыми женщинами.

Она оказалась права.

Когда они пришли к ним в камеру, Лорна не сопротивлялась, а Ники была так напугана, что могла только смотреть на насильников, не в силах что-либо предпринять. Через два дня они снова вернулись. К этому времени Ники успела оправиться от страха и невзирая на протесты Лорны приготовилась дать отпор. Взяв в руки деревянный табурет, она спряталась за дверью и с такой силой опустила его на голову первого тюремщика, что он свалился в беспамятстве. Второй, молодой человек, лишь недавно ставший тюремщиком, поспешил удалиться, утащив и своего товарища. В тот же вечер привели очередную группу женщин, и тюремщики занялись новенькими, оставив в покое Лорну и Николь — Может быть, на этот раз тебя купит какой-нибудь приличный человек, — сказала Лорна.

Ники должны были продать в четвертый раз за эти три года, но только в первый раз с публичного аукциона.

— Навряд ли. Теперь я не просто законтрактованная служанка, меня считают воровкой.

— Но к таким, как ты, почти детям, относятся снисходительно, Только бы они не заметили, какой возраст написан в твоих бумагах.

— Какое это имеет значение? Не могу же я ходить все время одетая под девочку Рано или поздно кто-нибудь заметит, что я женщина. Один Бог знает, что случится тогда.

Лорна ничего не могла возразить на это. Ее подруга — утонченная образованная леди, но бедственное положение кладет свою печать на всех без исключения, тут уж ничего не поделаешь. А ведь, казалось бы, Ники должна была жить безмятежной жизнью, имея достойного молодого мужа, который бы любил ее, как она того заслуживает.