Каждый твой взгляд - Томас Шерри

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50

— Полагаете, мне будет приятно читать о том, как вы надо мной издевались?

Он посмотрел на конверт, который сжимал в руке.

— Я написал это не для того, чтобы испытать возбуждение. Точнее говоря, не только ради этого. Отправляя вас в Америку, родственники надеялись, что время и расстояние охладят страсть к мистеру Мартину. Но я опасался, что вынужденная разлука лишь обострит чувства и толкнет на безрассудные, опасные поступки. Если бы роман раскрылся, я бы немедленно вмешался и предложил себя в качестве мужа. Чтобы спасти честь семьи, вам пришлось бы принять предложение. И все же в сердце постоянно жил страх: что за участь ждет подобный брак? Вот почему я написал эту книгу.

Объяснение показалось неубедительным.

— И что же, вот этот роман сделал бы нас менее несчастными?

— Не исключено… — Он глубоко вздохнул. — Да, мне так показалось. По сути, это любовное письмо. Здесь сосредоточено все, что я никогда не осмеливался сказать.

Какая грустная история! Значит, он все-таки пытался ухаживать, пусть и столь диковинным способом.

— К сожалению, — продолжал Гастингс, — я написал и проиллюстрировал эту книгу таким образом, что вам вряд ли удастся одолеть больше двух страниц.

О, какое разочарование! Хелена была готова его задушить.

— Страшнее врага, чем вы сами, у вас нет, правда?

Только сейчас он поднял голову и взглянул потемневшими от печали глазами.

— Да. И я давным-давно об этом знаю.

Хелена не произнесла ни слова, однако Дэвид и не нуждался в ответе. Он стоял неподвижно и нервно барабанил пальцами по конверту, где сосредоточились запоздалые признания — точнее, их копия, потому что оригинал хранился в конторе фирмы «Фицхью и К°».

— Если не возражаете, оставлю это вам. — Он положил конверт на край стола. — Спокойной ночи.

Возле двери его остановил голос Хелены.

— Фиц велел мне помнить о том, что вы чувствительны и горды. Я ничего не имею против людей подобного склада, но должна заметить, что по сравнению с ними вы выглядите примерно так же, как Тадж-Махал рядом с обычным мавзолеем: беломраморный храм с садами, минаретами и зеркальной водной гладью. — Пытаясь совладать с чувствами, она помолчала. — Ну почему, почему вы такой?

Гастингс стоял в полной растерянности.

Хелена прищурилась и, повернувшись, посмотрела на каминную полку. Только сейчас он понял, что, сам того не замечая, смотрит на фотографию матери, а она всего лишь повторила направление его взгляда.

Хелена встала, подошла ближе и прочитала надпись на рамке:

— «Белинда Монтегю в роли Виолы».

— Бог мой! — прошептала она. — Так это ваша мама?

Ему достались ее светлые кудри, ее глаза, ее овал лица. Потрясающее сходство.

— Да.

Хелена обернулась и взглянула с нескрываемым интересом.

— Значит, она была актрисой?

Дэвид не знал, какой реакции ожидать, однако жизненный опыт подсказывал, что многие считают актерскую карьеру всего лишь удобным способом продажи благосклонности, а потому инстинктивно встал на защиту.

— Очень талантливой актрисой.

— Не сомневаюсь. Но неужели семья допустила подобный брак?

— Мой дядя был старше отца на шестнадцать лет и души не чаял в младшем брате. Отец без труда сумел убедить его, что сразу после свадьбы невеста бросит сцену, остепенится и станет образцовой домохозяйкой. Прошлое забудется, как прошлогодний снег.

Рассказывать семейную историю было трудно и больно — должно быть, точно так же чувствует себя тот, кому приходится публично раздеваться. Прежде Дэвиду никогда не доводилось этого делать: как правило, окружающие уже знали все пикантные подробности. А если не знали, то вскоре узнавали из других источников. Ну а в школе самым надежным аргументом неизменно служили кулаки.

— И что же, Белинда Монтегю действительно превратилась в образцовую миссис Хиллсборо?

— Ее настоящее имя Мэри Уэнсли. Нет, через два года мама все-таки не выдержала и вернулась на сцену. Когда отец умер, бракоразводный процесс еще не достиг и середины. А я родился спустя восемь с половиной месяцев. Мое появление на свет дядя считал постыдной уловкой: якобы таким способом мать пыталась получить часть его состояния, ведь у них с женой своих детей не было.

— Но, насколько мне известно, дядя был вашим опекуном.

— До семи лет я жил с матерью. А потом, в один прекрасный день, мы случайно встретили дядюшку, и за пару недель он оформил опекунство.

Сейчас Дэвид понимал, что, вполне возможно, мама специально подстроила эту встречу: она уже знала, что тяжело больна, и хотела обеспечить сыну все преимущества, которые мог дать богатый родственник. Однако для него благодеяние обернулось настоящей тюрьмой: казалось, опекун мстил ребенку за собственное малодушие по отношению к его отцу.

Пока мама была жива, Дэвид убегал к ней при каждой удобной возможности: стоило гувернантке отвернуться, как он пулей выскакивал за дверь. А после ее смерти полгода жил в цыганском таборе — до тех пор, пока его не поймали и не вернули домой. Из Итона, правда, убегать не пробовал; при всей строгости режима и казарменных нравах в школе все равно было лучше, чем в доме дяди. К тому же довольно скоро обидчики поняли, что этого крепкого независимого парня лучше оставить в покое: драк он не боялся и сражался отчаянно, отстаивая свою правоту до победного конца.

Хелена слушала, нахмурившись, однако взгляд заметно потеплел, как будто в эту минуту она начала понимать то, о чем прежде не догадывалась.

— Нет, — тут же возразил Гастингс. — Не пытайтесь искать причины моей глупости в сложностях, порожденных маминой профессией. Вы никогда этого не делали, так что лучше не начинайте. Ваше глубокое презрение я завоевал не родословной, а собственным упорным трудом!

Хелена смотрела на человека, которого знала с детства, и видела упрямца, не готового принять даже самое искреннее сочувствие.

— Что ж, если вам так угодно, пожалуйста. Вы вели себя как полный идиот, вашей прелестной маме было бы стыдно.

И само это заявление, и слегка раздраженное удивление, с которым оно прозвучало, показались забавными, и Гастингс улыбнулся искренне и широко — впервые с тех пор, как Хелена вспомнила о его подростковых выходках.

Уголки ее губ тоже приподнялись, но она отвернулась прежде, чем он успел заметить улыбку.

— Спокойной ночи, — пожелала она. — Можете оставить мне свой неприличный вымысел. Возможно, когда прочитаю все книги, которые стоят в шкафах, от скуки просмотрю и его.

Что ж, обещание вполне обнадеживающее.

Уже открыв дверь, Гастингс обернулся, чтобы предупредить:

— Да, кстати: в романе вы почти все время привязаны к кровати. Надеюсь, вам понравится.

Глава 14

Хелена подошла к столу, на котором виконт оставил рукопись, задумчиво потерла лоб, откашлялась, искоса посмотрела на конверт. Было уже поздно, разумные люди в это время ложатся спать. К тому же эротика не слишком ее привлекала — во всяком случае, до девятнадцати лет она подобными вещами совсем не интересовалась.

Но на практике оказалось, что невозможно оставить нераспечатанным любовное письмо, в котором тебя привязывают к кровати ради удовольствия мужа.

В рукопись под названием «Невеста из Ларкспура» была вложена закладка с надписью: «Даже если больше ничего не прочитаете, прочитайте это». Но если ограничиться одним-единственным абзацем, как же понять контекст?

Она открыла тетрадь наугад, чтобы для начала бегло ознакомиться с теми эпизодами, которые можно было бы пропустить.

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50