Зима была холодной (СИ) - Милоградская Галина

— Расскажите мне что-нибудь, — попросила она, думая, что отвлечься от мыслей о случившемся надо обоим.

Киллиан вздрогнул — он успел провалиться в сон, и теперь заморгал, пытаясь понять, где находится. Потом прислонился к стене, увлекая Алексис за собой, вздрогнув от прикосновения холодного камня к коже. Потянулся к фляжке, поболтал ею в воздухе, с сожалением отмечая, что осталось всего ничего.

— Что бы вы хотели услышать? — тихо спросил он, вытягивая ноги и слабо пошевелив пальцами.

— Может, расскажите мне о битве при Чаттануге? — вопрос сам сорвался с губ, и Алексис не могла даже самой себе сказать, почему хочет услышать об этом. Она не раз слушала рассказы выживших в госпитале, но Киллиан… Он был на другой стороне, может, это поможет ей взглянуть на произошедшее по другому?

— О войне? — Киллиан нахмурился — он ожидал чего угодно, только не этого. Даже был готов рассказать о Мэренн и детях, но война…

— Пожалуйста, — видя его колебания, Алексис укрепилась в своём решении узнать именно это.

— Хорошо, — вздохнул он, откидывая голову назад и прикрывая глаза. Поначалу Алексис казалось, что он снова заснул, но через минуту Киллиан заговорил, сначала тихо, но с каждым словом голос его набирал силу, возвращая в один из противоречивых дней, наполненный сладостью победы и горечью потерь…

Ноябрь 1863 г., Чаттануга, Теннеси

Костёр уютно потрескивал, разгоняя холод, окружавший со всех сторон. Закопчённые, с горящими глазами, солдаты сидели вокруг, протягивая покрытые мозолями руки к пламени и передавая по кругу флягу.

— Драчливый Джо пообещал выставить по бочонку каждому взводу, если мы выкурим чёртовых джонни* с высоты.

Глотнув из фляги, старший сержант Коннели обвёл взглядом своих солдат. Засиделись они под этой Чаттанугой. И ведь все победы на руках ребят Хукера, на их руках! Это они отбили переправы на Теннеси и наладили сообщение с осаждённой армией. Они сегодня, или уже вчера? бились у Миссионерского хребта, выбивая проклятых дикси, и они же выбьют южан с высоты, на которой они засели так плотно, что казалось — проще взорвать сам хребет. Но генерал Хукер не зря носил свои погоны и прозвище Драчливый Джо. И если он сказал, что его полк должен взять высоту, они вырвут её зубами, но к обеду будут там!

Небо было тёмным, почти чёрным, как всегда бывает перед рассветом, и звёзды, как назло, светили так ярко, что можно было разглядеть каждую веснушку на носу рыжего Тайлера, что шёл рядом. Киллиан зябко выдохнул, подул в ладони, пытаясь согреться. Перед битвой его всегда охватывало спокойствие. Уверенность в своих силах, что вела вперёд, заставляя плевать на опасность. Серело, когда полк остановился у подножия хребта, и офицеры вышли вперёд, выслушивая вернувшуюся разведку. Киллиан вытянул шею, пытаясь угадать, есть ли среди них Колум. Брата он видел трое суток назад, когда тот вместе с несколькими солдатами собирался к Шерману. Но разглядеть в неверном предрассветном сумраке лица не представлялось возможным.

Команду передавали по цепочке, и вскоре солдаты полезли вверх, прижимаясь к камням, от которых руки моментально леденели, а острые осколки царапали замёрзшие пальцы. Чем выше они поднимались, тем хуже становилась видимость, хотя рассвет уже вовсю разгорался над головами, и вскоре должны были показаться окопы и артиллерия южан. Но время шло, и ничего не происходило. Звуки вокруг стихли, осталось только дыхание соседа справа и шорох камней, отлетавших от сапог ползущего впереди. А ещё холод. Пронзающий до костей, несмотря на постоянное движение. И сырость, забиравшаяся под одежду, проникавшая прямо в кожу. Киллиан потерял счёт времени. Ему казалось, они ползут так вечность. Изредка из тумана выплывали низкорослые деревья, и когда они оставляли их за спиной, можно было слышать, как капает с веток. Тихо.

Впереди послышался шум. По цепочке вниз пришёл приказ: «Приготовиться!» Шорох вынимаемой стали, тихие щелчки магазинов, приглушённое, но очень сочное ругательство — воздух вокруг ожил, завибрировал, готовясь взорваться.

И взрыв не замедлил себя ждать. Они выныривали из тумана, как ожившие призраки, повергая растерявшихся, не ожидавших атаки южан в ужас. Поначалу старались действовать как можно бесшумней, пуская в ход сабли, ножи, добивая прикладами. Но вот первый выстрел разорвал утро, и вскоре воздух наполнился грохотом.

Снаряды рвались вокруг, заставляя падать на землю, вжиматься в неё, надеясь стать невидимым. Туман вокруг стал гуще, как молоко, перемешиваясь с дымом орудий. Они шли вслепую, падали, поднимались и снова шли, пронзая новые тела штыками, не успевая перезаряжать винтовки. Несмотря на то, что дикси сидели здесь без еды и воды не один день, сражались они упорно, всё ещё надеясь выиграть и сбросить неприятеля со скалы.

Киллиану казалось, что рука навечно задеревенела, сжимая приклад, а слух никогда больше не вернётся, не станет прежним — от грохота взорвавшегося рядом снаряда заложило уши ещё четверть часа назад. Туман всё густел, хотелось протереть глаза, смахнуть его, но он будто путался с потом, стекавшим по лицу, превращавшим его в жуткую маску, перемешанную с порохом и кровью.

Кто-то из парней чертыхнулся рядом, и Киллиан обернулся, глядя, как из молочной дымки проступают колёса телеги и бочки, стоявшие на ней. «Они же говорили, что воды нет», — успело промелькнуть в мозгу, когда мир раскололся надвоё, треснул, заливая всё вокруг жидким огнём. Ближайшая бочка лопнула, плеснула в Барни, стоявшего рядом, и он упал на землю, принимаясь кататься, пытаясь сбить огонь. Всё происходило слишком быстро, мозг просто не успевал реагировать, и когда на Киллиане загорелась форма, он ещё продолжал стоять несколько мгновений, прежде чем боль не взорвалась в голове яркой вспышкой.

А потом он лежал на земле в окружении десятка таких же: обгоревших, полуживых, но боль почему-то ушла. Осталось только желание выгрызть зубами первую попавшуюся глотку в поганом сером мундире, и он пополз. Цепляясь руками в изрытую землю, таща за собой винтовку. Следом, увидев его, поползли ребята из отряда, молча, упорно.

Спустя час всё было кончено. Около тысячи южан, сидевших на неприступной горе Дозорный, сдались в плен. Только Киллиану было всё равно. Он потерял сознание, не дождавшись победных криков, так и не сумев подняться на ноги.

Киллиан замолчал, глядя в затухающее пламя, вспоминая, как очнулся в госпитале, задыхаясь от боли. Как жил на опии, выныривая из смутного тумана, чтобы получить новую дозу. Как снова встал на ноги, шатаясь и щурясь на весеннее солнце…

Алексис под его боком сонно пошевелилась — когда успела заснуть? На каком моменте? Неважно. Отчего-то сейчас, отдавая воспоминания пустоте, Киллиану становилось легче. Он осторожно потянул на себя её юбку, успевшую просохнуть почти полностью, и завернул их обоих в кокон, пытаясь устроиться как можно удобнее. И сам не заметил, как провалился в сон.

________

*джонни, дикси — пренебрежительное прозвище южан-конфедератов

========= Глава 18 ==========

Алексис проснулась резко, словно кто-то сдёрнул покрывало сна с плеч, и тут же села, пытаясь понять, где находится. Рассеянный свет лился откуда-то сверху, костёр потух и от камней тянуло холодом. Киллиана нигде не было. Она поднялась и тут же покачнулась, охнув и хватаясь за шершавую стену: тело нещадно болело, каждая мышца ныла и взывала о покое. Вздохнув, постаралась по возможности осмотреть себя, осторожно касаясь многочисленных ушибов и ссадин, покрывавших руки и ноги. Рёбра ныли, и Алексис слабо ощупала бока, глубоко вдохнула и выдохнула, убеждаясь, что ничего не сломано. Потом, воровато оглянувшись на выход, нашла рубашку и спешно надела её, пытаясь не морщиться от брезгливости — бурые пятна покрывали её сверху до низу. Изорванная ткань мало что прикрывала, вдобавок, грудь без корсета слишком приковывала к себе взгляд. Затянув пояс на юбке, Алексис обулась и только тогда решилась выглянуть из пещеры. Долгое отсутствие Киллиана начинало вызывать тревогу.