Фаворитки - Холт Виктория

Сеньору де Сент-Эвремону — политическому эмигранту из Франции, живущему в Англии, где благодаря своему остроумию и литературным способностям он получил от Карла пенсию — очень хотелось, чтобы его соотечественница приобрела влияние в стране, их приютившей. Он написал Луизе. До него дошли сплетни о том, что она объявила о своем намерении уйти в монастырь, поэтому он писал о загубленной жизни монахинь, лишенной радостей мирской жизни, о том, что единственное, что им остается, — это религиозное служение.

« Грустная это жизнь, дорогая сестра, когда человек обязан каяться в грехе, который он не совершал, как раз в то время, когда у него появляется желание совершить его.

И счастлива женщина, которая знает, как осмотрительно вести себя и при этом не сдерживать своих желаний! Ибо чрезмерность в любовных делах приводит к скандалам, но черствеет женская душа без любви. Не отвергайте слишком сурово искушения, которые в этой стране предстают перед девицами, с большей скромностью, чем надо. Поддавайтесь сладостям искушения, а не диктату гордости «.

Луиза прочла этот совет с обычной своей детской улыбкой, и ее проницательный ум заработал быстрее. Она уступит в подходящий момент — в тот момент, который будет наиболее выгоден ей и Франции.

Герцог Монмут, получивший выговор от короля за свое участие в деле с Ковентри, был готов обидеться.

— Но, отец, — говорил он. — Я старался защитить вашу честь. Должен ли поданный держаться в стороне, когда достоинство его короля подвергается оскорблениям?

— В мою честь так часто старались попасть, что она покрылась непроницаемым панцирем, сын мой. Прошу вас на будущее, предоставьте мне самому защищать ее.

— Не могу видеть, как пачкают ваше королевское достоинство.

— Ох, Джемми, оно уже так измазано, что еще какая-то малость грязи будет едва ли заметна.

— Но чтобы эти мужланы смели осуждать вас…

— Ковентри не мужлан. Он — дворянин. Монмут рассмеялся.

— Он до конца своих дней будет носить на лице напоминание о том, что ему следует исправлять его манеры.

— Нет, это напоминание о том, что нам следует исправлять наши, — серьезно сказал король. — Но прекратите эти дикие выходки, Джемми. Я их не одобряю. Теперь поговорим о другом. Как вам нравится возможность отправиться со мной в Ньюмаркет? Мы оба примем участие в гонках и посмотрим, кто победит.

На лице Монмута мрачная улыбка сменилась на довольную. Он был совершенно очарователен, когда улыбался. Он так живо напоминал о красоте своей матери, что Карлу казалось, будто он снова молод.

Джемми очень хотелось отправиться в Ньюмаркет. Не то чтобы его привлекали бега или общество отца, нет. Просто Джемми придавал большое значение тому, что его будут видеть рядом с отцом. Ему нравилось видеть многозначительные обмены взглядами среди придворных, слышать, как кричат люди:» Смотрите, вон герцог Монмутский, внебрачный сын короля! Говорят, его величество так любит юношу, — а кто в этом усомнится, видя их вот так рядом? — что сделает его своим законным наследником «. Джемми воображал, что многие люди будут довольны, если это случится. А почему бы и нет? Разве он не похож во всем на принца? И разве он не протестант? И разве не растут с каждым днем слухи о переходе брата короля в католическую веру? Монмут с друзьями позаботится о том, чтобы этих слухи не прекращались.

Обдумывая поездку в Ньюмаркет, он пребывал в прекрасном настроении. Король души в нем не чает. Что бы он ни делал, Карл продолжал благоволить к нему. Все знают об этом. Все больше и больше людей будет становиться на его сторону. Они будут говорить, что у него есть естественные права на трон. Все еще раз убедятся, что, несмотря на неприятность с сэром Джоном Ковентри, он не утратил и доли благоволения со стороны короля.

Он обратился к Албемэрлю и Сомерсету.

— Давайте пойдем в город, — сказал он. — У меня возникло желание поразвлечься.

Албемэрль был рад присоединиться к другу. Его, как и других, удивляло доброе отношение короля к Монмуту. Неприятность с сэром Джоном Ковентри была довольно серьезной, и все же король постарался замять ее из-за замешанных в ней людей. Албемэрль уверовал, что дружба с таким влиятельным молодым человеком может быть ему очень полезной. Сомерсет разделял взгляды Албемэрля.

Было забавно бродить по городу в сумерках и искать приключений. Что за веселье было встретить какого-нибудь важничающего горожанина, которого несли в портшезе, и, внезапно перевернув кресло, вывалять его в уличной грязи! Иногда поздно вечером можно было встретить на улице юную девушку, а если юная девушка гуляет поздно вечером, то чего же она еще ждет, как не внимания таких юношей, как Монмут с друзьями?

Они добрались до одной из таверн при гостинице и заказали ужин. Они сидели и пили, разглядывая проходящих молодых миловидных женщин. Хозяин гостиницы заранее принял меры в этом отношении, заперев жену и дочерей в дальней комнате и горячо надеясь, что распутный герцог ничего не прослышал об их красоте.

Монмут и на самом деле еще не прослышал об этом, поэтому удовлетворялся предложенным хозяином вином; когда они выбрались на улицу, то были так пьяны, что шатались из стороны в сторону, и приходилось придерживаться за стены домов, чтобы не упасть.

Они были именно в таком состоянии, когда увидели приближающихся к ним пожилого мужчину с девочкой.

— Ну, — воскликнул Монмут пьяным голосом, — вот и развлечение.

Девочка была почти ребенком и, когда трое пьяных мужчин преградили им путь, она в страхе прижалась к своему деду.

— Подойди, моя славная, — икая, говорил Монмут. — Ты почти ребенок, но, клянусь, тебе пришло время расстаться с детством. Если ты еще не рассталась…

Старик, определив по изящной одежде и манере говорить, что перед ним придворные, испуганно выкрикнул:

— Добрые господа, позвольте мне и внучке пройти. Мы бедные и скромные люди… моей внучке всего лишь десять лет.

— Достаточно взрослая! — воскликнул Монмут и схватил ребенка.

Ее вопли заполнили улицу, послышался голос:

— Что там такое? Кто зовет?

— На помощь! — пронзительно кричала девочка. — Грабят! Убивают!

— Держитесь! Держитесь там, иду! — ответил голос.

Три герцога повернулись на голос и посмотрели в ту сторону. К ним подходил старый городской сторож, высоко подняв фонарь. Он был так стар, что едва ковылял.

— Вот подходит доблестный рыцарь! — рассмеялся Монмут. — Признаюсь, я весь дрожу от страха.

Девочка схватила деда за руку, и они заторопились прочь. Пьяные герцоги не заметили, что они ушли, так как все их внимание сосредоточилось теперь на городском стражнике.

— Милорд, — сказал сторож, — я обязываю вас вести себя спокойно.

— По какому праву? — спросил Монмут.

— Именем короля.

Это показалось Монмуту забавным.

— А знаете ли вы, приятель, с кем говорите?

— С благородным лордом. С воспитанным дворянином. Прошу вас, сэр, спокойно отправляйтесь к себе домой и отдыхайте, пока не протрезвеете от выпивки.

— А знаете ли, — сказал Монмут, — что я сын короля?

— Тем не менее, сэр, я должен просить вас… Монмут вдруг рассердился и ударил старика по лицу.

— Опускайтесь на колени, сэр, когда обращаетесь к сыну короля.

— Милорд, — начал было старик, — я стражник, в чьи обязанности входит поддерживать спокойствие…

— Опуститесь на колени, когда говорите с сыном короля! — воскликнул Албемэрль.

— На колени! — закричал Сомерсет. — Становись на колени прямо на мостовую, пес, и нижайше проси прощения, потому что ты посмел оскорбить благородного герцога.

Старик, помня о недавнем нападении на сэра Джона Ковентри, начал дрожать. Он просительно протянул руку и дотронулся до камзола Монмута. Герцог ударом отбросил его руку, а Албемэрль и Сомерсет силой заставили стражника опуститься на колени.

— Итак, — властно спросил Монмут, — что ты там говоришь, старикан?

— Я говорю, сэр, что я выполняю свой долг… Сомерсет ударил старика ногой, тот громко вскрикнул от боли. Албемэрль снова ударил его ногой.