— Ну, всех же их со свету не свести?
И вновь глаза в глаза. С вызовом.
— Знала бы я кто второй…
— Анна? — удивленно. — Ты же не серьезно?
Шумный вздох. Шаг в сторону. Пройтись вместе в ней на кухню. Сесть в углу, рядом с какой-то кучей то ли сена, то ли еще чего-то непонятного.
— А ты что предлагаешь?
— Надо думать. Но… то не выход. Будут вопросы, и будут искать виноватых. Да и… только Богу известно, насколько эта паутина расплелась. Их явно не двое.
— Да понятно, — нервно рычу. Взгляд около.
Присесть на лаву.
Невольно, отчасти неосмысленно, бесцельно пялиться на то, чем занимается Беата. Однако, еще миг — и страной дымкой в голове восстает во мне воспоминания из какого-то старого, местами глупого, фильма-ужаса про древние времена.
— А что это у тебя? — кивнула я на ее руки.
— Это? — ткнула мне ближе, разворачивая плетение. — Конский волос.
— Зачем он тебе?
Смеется, сгорая в недоумении.
— Шнурки и нитки делаю. Что в полотно пойдет, поясницу в зиму греть, а что так — по хозяйству. Да и раны хорошо ими зашивать. А что?
Шумный вздох, издавая волнительный писк. Нервы натянутой струной, а страх с разбуженным безумием пустились в бесовской пляс.
— Да есть тут одна идея. Как подобраться к нему… Ну, а там — одно из двух.
— Анна, — рычит, с опаской оглядываясь по сторонам.
— Не страшись. Жить будет, — шепчу. — Но вот чего… современный человек боится больше всего на свете, сильнее даже чем саму смерть? А уж тем более… монах?
— Чего?
— Того, что не сможет ни оправдать, ни объяснить, — многозначительно, злокозненно ухмыляюсь. — А если во всем этом еще будет замешана женщина, рыжеволосая женщина.
— Ведьма, — едва внятно, задумчиво шепчет Знахарка.
Киваю головой.
Шумный вздох подруги. Еще миг настороженного, серьезного вида, взгляда — и коварно (молча) ухмыльнулась мне в ответ.
— Он хотел дискредитации? — продолжаю. — Ну что ж. Он ее и получит. У меня тут как раз, — наклоняюсь к ней ближе (отвечает тем же), шепчу, — чепчик подходящий есть. Не хватает только деталей. Поделишься со мной этим твоим… бесценным добром? — метаю взгляд на кипу конских волос.
Покорно кивает та головой. Пристальный, изучающий взгляд мне в очи.
— А еще нужна хна и наша мазь… А также, помнишь, ты как-то говорила, что некоторые масла не только могут всколыхнуть огонь, но и вызвать целый пожар, едва до них доберется искра?
Болезненно рассмеялась девушка, закачала головой в негодовании.
Но еще миг — и вновь кивает одобрительно. Закусила на мгновение губу.
— Ты только не попадись им, — шепчет Беата.
Ухмыляюсь.
— У меня отличные учителя.
Удивленно вздергивает та бровями.
— Что ты, что Жизнь.
Смеется, пристыжено заливаясь краской. Молча кивает головой, обреченно прикрыв веки.
* * *
Если вдали от Бальги всё это казалось безумием, то сейчас — просто-напросто, неисполнимой придурью. Но… увы, и долгом.
А потому глубокий вдох — и смело ступить на деревянный помост. Добродушно улыбнуться встречающим.
— Анна? — обмерла Фреджа.
— Не ждали так скоро? — язвлю.
Смеется. Улыбаюсь и я.
— Не знаешь, где можно отыскать кое-кого? — продолжаю.
— Кого?
* * *
Вступая в бой… разумно иметь при себе не только оружие, но и… какие-никакие, доспехи. На удивление, символично вышло: за защитой мой взор обратился к приспешникам Бога.
— Анна, вы хорошо обдумали свое решение?
Немного помедлить, но буквально еще один вдох — и уверенно, живо закивать головой, вглядываясь в глаза монахине.
— Да. Бесспорно. Только… можно Вас попросить… заключительный этап отложить до возвращения моего духовного наставника, брата-рыцаря Генриха Фон-Менделя, дабы получить на всё это прямое его благословение?
* * *
Теперь оставалось самое сложное.
Однако, надеюсь…. сегодня Вселенная мне вновь будет благоволить.
Дождаться поздних сумерек. Буквально сразу отыскать мерзкого Бауэра и загнать его в ловушку.
— Анна? — обомлел в ужасе Фон-Нейман, едва за мной громко захлопнулась дверь.
Коварный, похотливый (мой) взгляд, легкое, непринужденное движение — и сбросила с себя на пол рубаху.
Заледенел. Взор прикипел к обнаженным формам. Не дышит.
Плавное движение кошки — и нагло, уверенно коснуться рукой его лица, обнять за шею и притянуть к себе. Дерзкий, пылкий шепот, обжигая дыханием кожу, и вмиг впиться откровенным поцелуем в губы. Пытается противостоять, оттолкнуть меня, но напор слишком слабый, чтоб хоть как-то сойти за правду.
— Анна, что Вы задумали? — рычит, едва оторвалась я от его уст, делая вдох.
Но (тут же) грубо хватает меня за грудь, сладострастно сжимая ее, не желая спугнуть распутную игру.
— Вы же, Бауэр, четко дали понять, кто теперь правит балом. Так почему бы мне не примкнуть к победителям?
Коварный взгляд в глаза — и медленно начинаю оголять его, стягивая одежины. Нервно дышит, дрожит, взволнованно метает взгляды, то в очи, то на уста.
Облизать свои губы — и дерзко улыбнуться.
Еще миг — и подхватил меня себе на руки. Шаги вслепую к кровати. Не сопротивляюсь. Лишь страстно впиваюсь пальцами, острыми когтями дикой рыси, в кожу, раздирая плоть до крови, разливая по грешному рассудку терпкий яд дурмана.
Еще вдох, еще движение похотливых, жадных поцелуев — и наконец-то обмер, запнувшись. Испуганный взгляд мне за спину.
— Дым! — попытка вырваться, но сдерживаю его силой. — Анна! — рычит, уткнув бешенный взор мне в глаза.
А в голове его уже начинает мутнеть. Морщится гад, кривится; нервически моргает, пытаясь из последних сил удержать разум при себе.
Шум в короидоре. Нервный стук, крики, возгласы. Вот-вот выбьют дверь.
Живо освобождаю его, пьяного, из своей хватки и тотчас срываюсь на ноги.
Распахнулось дверное полотно, обреченно впуская клубни дыма внутрь.
Выскочить через противоположный выход, оставляя в ужасе крестящихся монахинь, нарочно уловивших мой отдаляющийся силуэт.
— Брат Фон-Нейман? — испуганный визг, доходящий луной.
* * *
— Это всё она! Это всё Анна! Ведьма Цинтеновская!
— Побойтесь Бога! И прикройте его, — скомандовала матушка, скривившись от ужаса.
— О, Господи! — побледнела молодая монахиня и отбросила рубаху прочь.
— Что там?
— Она вся в крови.
— Это всё… Анна, — едва уже различимо, отрешенно пробормотал Бауэр.
— А еще… у него вся спина разодрана, — едва слышно, стыдливо прикрывая рот рукой, шепнула другая.
* * *
К следующему же вечеру Фон-Нейман, практически полностью, пришел в себя, хотя с постели так и не встал.
И вновь по настоятельной просьбе ублюдка матушка у его кровати.
— Вы ее нашли? Ее заключили под стражу? Где она?
— Успокойтесь, прошу, брат Бауэр. Вы были не в себе, и могли… что-то напутать.
— Как? Да что Вы!
— Это не может быть Анна, — продолжает (хоть и сдержанно, но с напором) монахиня. — Мы вчера сами видели… ту женщину. Вернее ее силуэт.
— Это был дьявол, — едва слышно кто-то шепнул за нашими спинами. Отчего живо многие перекрестились.
Поморщилась матушка, но не отреагировала. Продолжила речь.
— И ни своим видом, ни поведением она никак не может быть нашей Анной: рыжие, длинные волосы, что едва скрывали постыдную наготу. А ведь Анна еще вчера днем приняла постриг для вступления в монастырь, и ее русые пряди покорно превратились в тонзуру. Можете сами убедиться. Анна?
Шаг вперед, пробираясь промеж столпившихся у двери монахинь, — и смиренно склонила голову я перед своими судьями.
Лихорадочно перекрестился Фон-Нейман, взволнованный бешенный взгляд по сторонам.
Шумные, нервные вздохи, запинаясь в невысказанных речах.
(… а я с последних сил едва сдерживаю свою ликующую ухмылку)
