Самый короткий путь (СИ) - "Elle D."

зачем, если от мальчишек больше проку в постели, чем в такие минуты? Позовите лекаря,

Уильям, и ложитесь спать.

Уилл позвал лекаря, но спать не лёг: сидел и смотрел, как тот зашивает рану Риверте

суровыми нитками. Во время этой операции Риверте рассеянно смотрел в окно, на его

лице не дрогнул ни один мускул. Лекарь перевязал рану, прописал ему полный покой в

течение двух дней и ушёл: у него было много работы внизу, во дворе замка.

Риверте налил себе вина и встал у окна. Занималась заря; мутные розовые лучи освещали

его обнажённый торс, иссечённый белыми полосками старых шрамов.

– Как вы думаете, Уильям, – проговорил он, глядя туда, где над Чёртовым лесом светилась

тонкая кромка рассвета, – всё это имеет хоть какой-нибудь смысл?

– Что?.. Что именно?

– Всё это. Вы. Я. Все эти драки, завоевания, оскорбления, попытки кому-то что-то

доказать. Что говорят по этому поводу Священные Руады?

– Не знаю, – ответил Уилл, помолчав. Он сидел на кровати, ему хотелось, чтобы Риверте

подошёл и сел рядом с ним, но тот стоял у окна, чужой и далёкий, и Уилл не знал, как

попросить его об этом.

– Правда? – хозяин Даккара посмотрел на него с насмешкой. – Но это ведь самый простой

вопрос из тех, которые вам будут задавать ваши прихожане, когда вы станете монахом.

– Значит, – сказал Уилл, помолчав, – я стану очень плохим монахом.

– О, – обронил Риверте. – Неужели вы наконец-то это поняли?

Он поставил бокал, опорожнённый едва на треть, и подошёл к кровати, но не сел. Его

пальцы легли Уиллу на лицо, медленно скользнули по щеке вниз, большой палец, едва

касаясь, провёл по губам.

– Иногда, – сказал Риверте, – ты так похож…

Он осёкся и качнул головой, словно возражая самому себе – и его рука скользнула с лица

Уилла на его затылок.

– Вам же прописали покой! – попытался возразить Уилл – он всегда возражал, каждый раз,

это было уже почти ритуалом.

– Я абсолютно спокоен, – заверил Риверте, мягко и настойчиво укладывая его на спину и

пристраиваясь рядом. Потом последовало неизбежное, то, чего Уилл в глубине души так

желал.

– Не хочу, чтобы Рашан снимал эту осаду, – сказал Риверте вполголоса, когда они лежали

рядом в сумрачном свету пасмурного утра. – Не хочу, чтобы это кончалось. Пусть он

стоит у моих ворот вечно.

Уилл не спросил, что он имеет в виду. Ему казалось – ему хотелось верить, – что он

понимает.

А когда утро сменилось днём, он узнал, что во вчерашней вылазке Риверте проник в

самый лагерь руванцев и убил Дьярда Ширкана – правую руку Индраса и одного из

командующих его армией, лучшего, после самого Индраса, военноачальника в

объединённой армии Рувана.

Ещё через четыре дня стало известно, что войско, собранное королём Рикардо, наконец

выступило из Сианы и прибудет к Даккару в течение недели. К этому моменту из

защитников крепости погибло около восьмидесяти человек: три десятка воинов и

полсотни крестьян. Впрочем, все понимали, что, если бы Риверте не удержал замок, жертв

было бы намного больше.

Ещё через день армия Рувана снялась с лагеря и ушла к границе.

Глава четвёртая

В первый день осени Уилл Норан сидел за столом у окна своей комнаты в замке Даккар и

пытался писать письмо домой.

За три недели осады у него, разумеется, не было такой возможности, и теперь он, после

долгих колебаний и проволочек, всё-таки засел за это необходимое, но не очень простое

занятие. Ему предстояло описать своё положение и то, что он наблюдал, по возможности

точно и сжато, при этом не сболтнув лишнего и постаравшись объяснить, почему он до

сих пор не воспользовался ни одной из множества возможностей выполнить свою миссию

– а ведь, он не сомневался, Роберт уверен, что таких возможностей у него была тьма. Уилл

сразу решил адресовать письмо матери – это позволяло писать как можно более туманно,

ссылаясь, конечно, на опасность раскрытия их переписки. Но и это не сильно облегчало

его задачу.

Он не мог говорить о том, что видел, слышал, чувствовал в эти три недели. Он просто не

знал, как.

Чистый листок пергамента (уже второй – на предыдущий Уилл, задумавшись, посадил

кляксу, прежде чем успел вывести хоть слово) лежал перед ним на столе. Немного в

стороне лежала раскрытая книга, которую Уилл читал всё утро, пытаясь оттянуть

неприятный момент. Это были «Поучительные жизнеописания» Святого Луца. История,

которая попалась Уиллу, когда он раскрыл книгу наугад, повествовала о путнике, который

долго шёл через пустыню и вот, наконец, увидел озеро, полное благословенной влаги.

Путник пал на колени и приник к живительному источнику, но тут на него налетели

всадники. Оказалось, что земля и озеро принадлежат их господину, и никто под страхом

смерти не смеет касаться воды без его позволения. Сказав это, всадники немедленно

отсекли путнику голову, а тело его разрубили на четыре части и похоронили в четырёх

оконечностях озера. Умерев, путник предстал перед богом триединым и пожаловался ему

на то, что бы умерщвлён за то лишь, что попытался утолить смертельную жажду. «Не

всякая жажда, – ответил ему на это господь, – пусть бы даже смертельная, должна быть

утолена. И закон, сущий на земле, есть отражение закона небесного. Как всё на небесах

принадлежит мне, так и всё на земле принадлежит посаженному мной на престол. Крадя у

него, крадёшь и у меня, ропща на него, на меня роптаешь. И преступивший закон земной

во имя утоления собственной жажды умрёт дважды: раз, поверженный рукою

человеческой, и другой раз – мною поверженный в пучину ада». Сказал так – и столкнул

человека в бездну.

Уилл сильно жалел, что взялся за эту книгу. Ибо он чувствовал в себе с этим путником

много больше общего, чем ему хотелось бы. Отчасти поэтому он был сейчас так рассеян и

никак не мог собраться с мыслями, чтобы написать письмо родным – так что теперь глазел

за окно, рассеянно хмурясь и вертя перо в пальцах.

Первое осеннее утро было ясным. В мирное время хозяин Даккара непременно посвятил

бы его верховой прогулке или охоте. Однако сейчас он был занят со своими высокими

гостями из Сианы – полководцами короля Рикардо, пришедшими к Даккару с тысячью

воинов на прошлой неделе. Они отставали от спешно отступающих руванцев на два дня,

но, вместе с присоединившимся к ним Риверте, нагнали их, дали бой в поле и разбили

наголову. Рашан Индрас еле успел удрать через границу – поговаривали, для этого ему

пришлось переодеться в женское платье, что немедленно заслужило соответствующий

комментарий от Риверте, посетовавшего, что он так и не смог продемонстрировать сиру

Индрасу прямое предназначение мужского естества. Затем они вернулись в Даккар.

Все эти дни Уилл почти не выходил из своей комнаты. Ночи он теперь проводил один.

Страсть к пышному обществу, казалось, задремавшая было в Риверте, проснулась с новой

силой, и как бы он ни отнекивался и обзывал своих гостей напыщенными петухами, их

общество явно не было ему слишком в тягость. Правда, на сей раз обходились без дам – но

это не помешало мужчинам пировать несколько дней кряду, празднуя окончание этой

маленькой войны. Они много охотились, пили и пели; обозные шлюхи, которых завлёк

Риверте во время осады, также не сидели без дела. Уилл пытался убедить себя, что всё к

лучшему – в конце концов, разве он не мечтал всё это время, чтобы Риверте оставил его в

покое? Что ж, похоже, Риверте оставил его в покое.

Уилл столкнулся с ним в коридоре лишь однажды, когда шёл наверх из кухни после обеда

– в последнее время он предпочитал есть там. Риверте сказал небрежно: «А, Уильям!

Доброго дня. Как ваши дела?» Потом вытер костяшкой пальца уголок его рта, сказав, что