— Я не знаю, так ли это, ведь я ее не видела, — холодно возразила Корнелия.
Но, решив, что она уже достаточно помучила герцога, Корнелия собрала письма со столика.
— Так или иначе, мы скоро вернемся домой, — улыбнулась она мужу. — Лично я считаю, что мы и так слишком долго находимся в Париже. Будет приятно поскорее вернуться в Англию.
Удаляясь к себе, Корнелия мимоходом подметила выражение, написанное на лице герцога.
Сомнений быть не могло — он любит Дезире. Но достаточно ли сильно, чтобы приносить жертвы во имя этой любви? Не забудет ли он ее по возвращении в Лондон так же, как забыл Лили и прочих женщин, до которых когда-то ему было дело? Что будет тогда?
Эти же вопросы, которыми так мучилась Корнелия, задала ей и Рене, пока они занимались предобеденным туалетом.
— Если вы возвращаетесь в Англию в четверг, что произойдет, когда герцог лишится возможности видеться с Дезире?
— Как раз это я и хочу знать, — ответила Корнелия. — Я хочу выяснить, что значит Дезире в жизни герцога.
— Он любит Дезире, — мягко произнесла Рене.
— Он любил множество женщин до этого, — твердо ответила Корнелия.
— И каждая была уверена, что именно с ней у герцога настоящая любовь, — вздохнула Рене, добавив:
— Но как бы плохо я ни разбиралась в мужчинах, на этот раз все действительно иначе для Дрого.
— Думаете, это так? — с надеждой спросила Корнелия.
— Я уверена в этом. Помни, Дезире, что герцог был ужасно испорчен. Он слишком красив, слишком богат и знатен, чтобы заботиться о разбитых сердцах несчастных глупых, неосмотрительных женщин, которые доверились его обаянию.
— И я — одна из них, — у Корнелии неожиданно перехватило дыхание от горечи.
— Девушка, на которой женился герцог, была одной из них, — поправила ее Рене. — Но что касается Дезире, то тут другое дело. Дрого любит тебя так же, как и ты его, если не сильнее.
— Я должна быть уверена в этом, — упрямо сказала Корнелия.
— А если он не сможет убедить тебя?
— Тогда он никогда больше не увидит Дезире.
— Ты это серьезно? — спросила Рене. — Ты имеешь в виду, что она останется в Париже?
— Именно, — кивнула Корнелия. — Я знаю, Рене, вы можете подумать, будто я резка и жестока.
И все это из-за того, что я слишком люблю герцога и не вынесу еще раз те страдания и унижения, через которые мне пришлось пройти. Если он узнает правду, если я подчинюсь ему как Дезире и Корнелия в одном лице, тогда я навсегда пропала. Я буду принадлежать ему полностью и безвозвратно, и если он бросит меня, то мне ничего не останется другого, кроме как умереть, — я не смогу этого перенести.
— Это должно бы напугать меня, — улыбнулась Рене, — но не пугает. Я знаю, что ты найдешь счастье с Дрого. Он любит тебя, а ты — его. Кроме того, вы уже женаты. Вам предстоит долгая счастливая жизнь.
— Я надеюсь на это! Я очень надеюсь на это! — с надрывом воскликнула Корнелия.
Она дернула за шнурок звонка. Вошла Виолетта, чтобы помочь своей хозяйке одеться. Корнелия первой покинула «Ритц», предоставив горничной объясняться с герцогом — в качестве предлога был изобретен визит к парикмахеру, который должен продлиться так долго, что герцогу придется уйти на деловой обед, не дождавшись жены.
— Все прошло нормально? — спросила Корнелия.
— Да, ваша светлость.
— Тогда поторопись, Виолетта, у нас не так много времени.
— Что ваша светлость предпочитает надеть сегодня вечером?
С этими словами Виолетта открыла гардероб.
Перед Корнелией предстал длинный ряд платьев, которые Ворф сшил специально для нее, — настоящая радуга всех цветов и оттенков. Мгновение Корнелия колебалась — здесь висело несколько совершенно новых платьев, которые она еще ни разу не надевала. Наконец она остановила свой выбор на том самом платье с огненно-красными кружевами, которое было на ней в тот памятный первый визит к «Максиму».
— Я надену это платье, — сказала Корнелия. — И как только я уеду на обед, начинай укладывать все вещи в новые саквояжи, которые я прислала на прошлой неделе.
— Сразу все, ваша светлость?
— Все, Виолетта, мы больше не вернемся сюда.
Итак, одно решение было принято, хотя его легко отменить, если она передумает и решит провести завтрашний вечер с герцогом — их последний вечер в Париже.
Огненно-красное кружевное платье, казалось, даже более шло ей теперь, чем в первую ночь превращения Корнелии в Дезире. Самоуверенность и все усиливающееся желание любви делали девушку еще прекраснее, чем прежде. С каждым разом, когда Корнелия вновь снимала темные очки и укладывала волосы по-новому, открывая изысканные черты своего лица, она выглядела все увереннее, а ее осанка становилась более горделивой.
Сегодня Виолетта испробовала новый стиль прически. Она завила волосы Корнелии и, вместо привычной короны, собрала их в пучок, который удерживался бриллиантовой заколкой, сверкавшей в темных кудрях словно звезда.
Это было единственным украшением Корнелии в этот вечер, согласно ее собственному решению. Она припомнила, что в один из вечеров наедине герцог шепнул ей, что ее ушки похожи на маленькие розовые ракушки и грешно обременять их серьгами, пусть и драгоценными. Идеальные линии ее плечей и шеи заставляли восхищаться их совершенством, и любое колье только отвлекало внимание от их красоты.
Платье, сшитое по заказу Рене и предназначавшееся изначально для нее, было смело декольтировано, но невинность всего облика Корнелии придавала этому обстоятельству такой налет очарования, что когда девушка с сияющими глазами и улыбкой на губах вошла в салон, то герцог с восхищением подумал, что перед ним живое воплощение Афродиты — грациозной и непосредственной, до конца еще не осознающей всю силу своей красоты.
Герцог протянул Корнелии руки, и она вложила в них свои. Этим вечером она была без того кольца, что привело герцога в ярость, и он прижался губами к ее пальцам, покрывая страстными поцелуями ее шелковистую кожу. Затем он поднял голову и взглянул прямо в ее глаза.
— Ну как, вы готовы? — раздался в дверях голос Рене.
Они даже не заметили, как она появилась, потому что оба застыли, глядя молча друг другу в глаза, соединенные страстью, заставлявшей их трепетать от близости друг друга.
— Мы готовы, — ответил герцог.
— Тогда идем, — сказала Рене. — Я ненавижу мешкать, к тому же я… я просто умираю от желания поскорее увидеть его.
— Я могу это понять, — мягко проговорила Корнелия.
— Тебе понадобится что-нибудь накинуть на себя в экипаже, — сказала Рене. — Вот, возьми.
Рене протянула серебристую соболиную накидку, и герцог нежно укутал плечи Корнелии.
— Я люблю тебя, — прошептал он, делая это, и Корнелия ощутила его губы около своего уха.
— Я так взволнована, — воскликнула Корнелия, — потому что уверена: вечером нас ожидает нечто необыкновенное.
— Твои ожидания могут не оправдаться, — предупредила Рене. — Но у Ивана предусмотрено все — у парадного подъезда всегда стоит наготове экипаж с запряженными лошадьми. Это на тот случай, если кто-нибудь из гостей утомится и пожелает покинуть его дом.
— С такими же лошадьми, как эти? — почти с благоговением в голосе спросила Корнелия, указав на четверку вороных арабских скакунов, впряженных в экипаж.
— Возможно, еще лучше, — горделиво произнесла Рене, зная, что породистые лошади впечатляют Корнелию больше любых бриллиантов.
Они сели в экипаж и двинулись к Елисейским Полям со скоростью почти пугающей.
— Нам нужно так торопиться? — спросила Корнелия.
Рене рассмеялась, уловив опасение в ее голосе.
— Иван вечно куда-нибудь спешит, — ответила она. — Но его кучера — мастера своего дела, так что бояться нечего.
Корнелия подумала, что ей наверняка должен понравиться обладатель таких превосходных лошадей.
Ее предположения оказались верны: когда она увидела Великого князя, то поняла даже прежде, чем успела пожать ему руку, что он обаятелен еще более, чем она ожидала, судя по рассказам Рене.
