Отважный герой, нежные поцелуи - Грегори Джил

– Нет. Мы не станем опять убегать от этого человека – ни ты, ни я. Если он появится здесь – что скорее всего и сделает, мрачно подумала она, – мы с ним поговорим. Я сделаю так, что больше он не будет нам досаждать. Обещаю тебе, Бекки.

– Но тогда почему же нам нельзя остаться здесь? Ведь твой отец оставил ранчо «Синяя даль» тебе, правда? Разве тебе здесь не нравится?

Кэтлин молчала в нерешительности.

– Нравится, – тихо сказала она, и сама удивилась своим словам. – На самом деле мне здесь очень нравится!

– Тогда почему же ты не хочешь остаться?

Потому что мне здесь слишком нравится. Слишком нравится Уэйд. Я влюбилась в человека, который ни разу не сказал, что любит меня, в человека, который чувствует себя ответственным за мою безопасность. Она знала, что Уэйда влечет к ней, что он хочет с ней спать – это доказала их взаимная страсть прошлой ночью. И она знала, что она ему нравится. Но любит ли он ее?

Нет. Уэйд чувствует себя ответственным за нее, но разве не привык он с детства отвечать за братьев? Это стало свойством его натуры – заботиться о тех, за кого он считает себя ответственным, и благодаря Ризу в эту избранную группу теперь входит и она.

Вместо того чтобы утешиться этой мыслью, Кэтлин вдруг почувствовала себя глубоко несчастной. Ей не хотелось, чтобы Уэйд относился к ней как к человеку, за которого он обязан отвечать.

Ей хотелось, чтобы он любил ее.

Но он ее не любит. А ей нужно нечто большее, чем пыл и страсть, большее, чем просто товарищество, чем дружба и долг.

Ей нужны доверие и забота, исходящие из самой души. Ей необходимо любить и быть любимой. Любимой глубоко, навсегда, крепко, так же по-настоящему, как настоящие эти горы, небо, сияющий лунный свет.

На меньшее она никогда не согласится и не позволит этого Уэйду.

– Мне придется пожить на ранчо некоторое время, – медленно проговорила она, пытаясь говорить сухо, потому что Бекки тревожно посматривала на нее. – Из-за отцовского завещания. Но я не уверена, что это подходящее место для нас, Бекки. Мне хочется быть уверенной, что мы поселились там, где обе будем счастливы. Помнишь, я тебе обещала?

– А почему мы не можем быть счастливы здесь?

Тут Маркиз вскочил и лизнул ее в лицо, и девочка радостно засмеялась.

– Смотри, даже Маркизу хочется, чтобы мы остались! Кэтлин, не отвечая, пошла к двери.

– Пойдем узнаем насчет пирога.

Позже, когда она мыла тарелки после ленча и смотрела в окно, как Бекки бродит по ранчо с Мар-кизом, она попыталась разобраться в противоречивых чувствах, обуревавших ее. Ей все труднее становилось казаться неизменно спокойной и бодрой в глазах Бекки, в то время как она ощущала полное смятение. Когда Кэтлин проснулась утром в постели Уэйда, его уже не было, и она почувствовала себя страшно одинокой, потому что его руки не обнимали ее.

С тех пор он не попадался ей на глаза. И она совершенно не представляла себе, каково будет встретиться с ним утром, после того, что произошло между ними ночью. От одной мысли об этом все в ней сжималось.

Если Уэйд считал ошибкой их первый поцелуй, то что же должен он думать о вчерашней ночи?

Вчерашняя ночь.

«Это самая большая ошибка, какую я совершила в жизни», – огорченно думала она, но при этом ей страстно хотелось повторить каждое мгновение этой ночи, будь у нее такая возможность. Часы, проведенные в объятиях Уэйда, его ласки и поцелуи… она еще не знала мгновений, настолько полных радости. Но теперь ей все больше и больше кажется, что она вела себя глупо.

Как могло случиться, что он оказался в состоянии проникнуть сквозь все ее защитные заграждения и обнажить самое уязвимое место в ее сердце? Она думала, что стала сильной, но любовь к Уэйду сделала ее слабой.

У двери раздался какой-то шум, она вздрогнула и выронила из рук намыленную тарелку.

– Сеньорита, это я. – В голосе Франчески слышалось нетерпение. Покачав головой, она прошла через кухню и взялась за веник.

– Я сама, Франческа.

– Нет. Вы достаточно сделали.

Кэтлин стала на колени и принялась подбирать более крупные осколки.

– Прошу прощения за тарелку, но вы меня испугали…

– Дело не в тарелке, сеньорита. Тарелка есть тарелка, ее не склеить.

Экономка покраснела, глаза ее сверкали, и в голосе ее слышалась досада. Кэтлин медленно поднялась с колен и положила осколки на стол.

– Если вы хотите мне еще что-то сказать, Франческа, прошу вас, продолжайте.

Некоторое время Франческа молча смотрела на нее, сжимая в руке веник. Потом покачала головой.

– Да нет, сеньорита. Мне нечего сказать.

– А мне кажется, что есть. – Глубоко вздохнув, Кэтлин продолжала ровным голосом: – Едва я приехала сюда, вы меня невзлюбили. В первый же вечер вы намекнули, что мне потребовалось слишком много времени, чтобы попасть сюда.

Экономка прямо посмотрела ей в глаза. – Да.

– Вероятно, вы вообще не хотели, чтобы я сюда приезжала. Я благодарна за то, что вы так отнеслись к появлению Бекки, что она почувствовала себя как дома, но вы никогда не старались, чтобы я стала считать этот дом родным.

Женщина крепко сжала губы.

– Это дом сеньора Уэйда, сеньора Ника и сеньора Клинта. Они жили здесь, здесь выросли. Вы не имеете права…

– Моему отцу хотелось, чтобы я жила здесь. Вот почему он оставил мне часть ранчо.

– Он был щедрым человеком, хорошим. Может, даже слишком хорошим.

– Он был более щедрым, чем я заслуживаю. Вы это хотите сказать? – Внезапно Кэтлин вспомнила о письмах, которые, как утверждал Уэйд, Риз написал ей, и о тех, что она написала ему, которых он так и не получил.

Она открыто посмотрела на экономку, которая заведовала всем хозяйством в этом доме. Франческе доверяли и полагались на нее, все на ранчо «Синяя даль» относились к ней почти как к члену семьи. И вдруг страшная догадка озарила Кэтлин.

– Франческа, вы оставляли у себя письма? – Слова эти вырвались у нее нечаянно. – Те, которые мой отец писал мне? Те, которые я так и не получила?

– Что?! – Женщина широко раскрыла глаза, и они потемнели от возмущения, а ее оливковое лицо сердито вспыхнуло. – Я ничего не знаю ни о каких письмах.

– Вы уверены? – Кэтлин сделала шаг вперед. – А насчет писем, которые я писала своему отцу? Вы не… – Она перевела дыхание, с трудом облекая слова подозрения, которые зародились в ее душе. – Вы не перехватывали их? Кто-то ведь должен был это делать! Может быть, вы забирали их с почты и не передавали ему? Или вы брали их у того, кто привозил их из Хоупа, оставляли у себя, и мой отец так и не узнал, что его дочь писала ему?

– Разумеется, нет! С какой стати я стала бы это делать?

– Вот это мне и хотелось бы узнать, Франческа, потому что кто-то это делал. Уэйд сказал, что мой отец много раз писал мне. Я не получила ни одного письма до тех пор, пока он не оказался при смерти. И я тоже писала ему, мама дала мне адрес.

Женщина хмыкнула.

– Может, она дала вам неправильный адрес. Может, ей не хотелось, чтобы вы знали сеньора Риза. Разве она не убежала отсюда, чтобы никогда больше не возвращаться? Бедный сеньор, раньше-то я его не знала, я приехала сюда незадолго до того, как появились мальчики. Но мне говорили другие, что ваша мать… лучше бы она выстрелила сеньору прямо в сердце. Так, может, ей было мало, что она так и не вернулась сюда. Наверное, ей не хотелось, чтобы вы тоже сюда возвращались…

– Франческа, не смейте так говорить о моей матери. – Кэтлин резко выпрямилась. – Она ни за что не стала бы мне лгать или красть мои письма. Ей хотелось другой жизни, чем та, которую ей пришлось бы вести здесь, с Ризом. Но злой она не была и не пыталась отдалить меня от отца. Вы ее ненавидели, не так ли? – вдруг догадалась она. – Может быть, поэтому вы ненавидите и меня?

Франческа протянула руку к черепку тарелки, которую уронила Кэтлин, и стиснула его.

– Когда она уехала и увезла вас с собой, ваш отец был вот такой – разбитый. Когда мальчики приехали к нему и им нужен был дом, вашего отца как будто снова склеили, все куски стали на свое место, но все же… целого так и не получилось. Такого, каким он был раньше. Да, у него по-прежнему оставались мечты насчет ранчо «Синяя даль» – они поддерживали в нем жизнь, и еще маленькие мальчики, которым он был нужен, а не вы… и не ваша мать. Столько раз по вечерам, год за годом, я заходила в ту комнату, где он работал, и видела, что он держит в руке ту фотографию, смотрит на нее, как будто мог оживить вас, заставить вернуться, любить его…