Вкус греха - Джонсон Алисса

В ответ — громкий скрип, порыв свежего воздуха и поток яркого света в глаза.

— Ну же, успокойся. Ни к чему все это, — уговаривал знакомый голос.

— Выпусти меня, — потребовала, она, выкарабкиваясь наружу. — Выпусти…

— Я и не собирался все время держать тебя в сундуке.

Костлявые пальцы сжали руку Мирабеллы и помогли ей выбраться. Она высвободилась, пошатываясь, сделала несколько шагов к карете вдоль грязной дороги, затем вдруг согнулась пополам и наполнила легкие ночной прохладой.

— Вот так, дорогая. Еще раз глубоко вдохни, — советовал голос. — Удар в голову — это ведь не шутка. Какой наглец! К счастью, ты его больше никогда не увидишь.

«Удар в голову», — подумала Мирабелла. Дорога и карета. Пронзительный голос и костлявые пальцы. Память понемногу возвращалась.

О боже! Ее похитили: оглушили, засунули в сундук и увезли прочь. Сама мысль об этом была настолько невероятной, что попросту не укладывалась в голове. В романах Кейт полно подобных историй: барышень против их воли увозили из отцовского дома. В жизни такого не происходит.

Она медленно выпрямилась и вытянула перед собой руку, заслоняя глаза от ослепительного света.

— Где мы?

— На полпути домой, дорогая, — сказал мистер Хартзингер, опуская фонарь.

— Домой? — «О чем он? Разве похититель возвращает жертву домой?» — Вы везете меня в Хэлдон?

Он засмеялся.

— Конечно, нет, глупенькая. Мы едем в твой новый дом — Сент-Бриджит.

Сент-Бриджит.

Происходящее перестало казаться ей таким уж невероятным. Может, романы Кейт о дамах, оказавшихся в опасности, и были выдумкой, а вот рассказы Иви о неугодных родственницах, которых отсылали в богадельни, ужасно походили на правду.

Мирабелла обвела взглядом дорогу. Она не сможет убежать, особенно в таком состоянии, но если ей удастся метнуться в сторону, она спрячется в лесу…

— Нет, нет, нет. И думать забудь, — пропел Хартзингер и направил на нее пистолет, о котором она совсем забыла. — На твоем месте я бы не стал искать помощи у кучера. — Он кивнул в сторону чернеющего силуэта, который как раз сталкивал сундук с обочины. — Ему щедро платят. Полезай в карету.

Мирабелла хотела ослушаться. Если бы ее поставили перед выбором: умереть здесь и сейчас или провести остаток жизни в приюте вместе с такими, как мистер Хартзингер, — она бы предпочла получить пулю.

К счастью, ей не нужно выбирать. Ей нужно только терпеливо ждать, пока не подвернется случай сбежать. Или пока ее не спасет Вит.

Мирабелла не сомневалась в первом и была абсолютно уверена во втором, поэтому села в карету.

Виту бывало страшно. Например, в тот день, когда Мирабелла упала с холма. И в ту ночь, когда она настояла на своем участии в операции.

Ему было знакомо мучительное чувство неопределенности перед боем и вязкий страх сражения, когда солдаты умирали на его глазах.

Но он никогда, никогда в жизни не испытывал такого леденящего душу ужаса, как сейчас.

Вит пришпорил лошадь, хотя знал, как опасно мчаться сломя голову по дороге, освещенной только бледным светом луны. У него не было выбора.

Какую фору получил Хартзингер? Пять минут? Четверть часа? Больше? Сколько времени они потеряли на конюшне, раздумывая, как поступить, пока Мирабеллу увозили прочь?

В сундуке.

Она до сих пор там? Ее держат под замком и в страхе?

«Пусть лучше Хартзингер выпустит ее из сундука и пересадит в карету», — подумал Вит и сразу пожалел об этом. Мужчина может причинить женщине много вреда, если у него есть карета и преимущество в четверть часа.

Он подал Кристиану знак свернуть налево. Скакать по узкой тропе было рискованно, но это давало единственный шанс обогнать Хартзингера и устроить засаду там, где тропа пересекает дорогу. Если им повезет и они выбьют кучера с козел, погоня закончится и Мирабелла будет спасена.

— Здесь уютнее, правда? — вздохнул Хартзингер, сев напротив Мирабеллы. Держа ее на прицеле, он постучал по крыше, и карета тронулась. — Одеяльце? Сегодня прохладно.

Если бы Мирабелла не боялась, что ужин попросится наружу, она бы в изумлении открыла рот.

Он что, заботу проявляет?

— Вижу, ты удивлена, — хихикал он. — Что ж, это можно понять. Жаль, однако, что все вышло именно так. Я по-другому представлял твое возвращение домой. Но так уж получилось.

— Сент-Бриджит — не мой дом, — процедила она сквозь зубы.

— Ошибаешься. По договору, который подписал твой дядя, все законно. Тебе там понравится, — радостно сказал он. — У тебя будет своя комната с окном и камином. И мягкая кровать. Я должен признать, — хихикнул Хартзингер, — в этом деле мне важен не только твой, но и мой комфорт.

Голова раскалывалась на части, поэтому Мирабелла не сразу поняла, что он имел в виду. Понимание нахлынуло вместе с плотными и мутными волнами отвращения. У нее ужасно свело желудок и показалось, что ее вот-вот вырвет. Мирабелла забилась в угол и стала глубоко дышать, пока тошнота не отступила.

— Но, как говорится, делу время — потехе час, — продолжил Хартзингер как ни в чем не бывало. — Расскажи, что тебе известно о фальшивых банкнотах.

Она с трудом покачала головой.

— Не прикидывайся, что ничего не знаешь, не поможет. Я подслушал вашу с дядей беседу. — Он глупо заулыбался. — Не могу передать, какое удовольствие получил, наблюдая, как ты швыряешь в барона его же вещи. Я бы не стал вмешиваться, не назови ты его… — Он уставился в потолок, вспоминая. — Э… жалкий фальшиво… А потом ты замолчала. Поведай мне, дорогая, почему ты так сказала?

Она не хотела ничего говорить. Но он бы все равно заставил. Поэтому Мирабелла попыталась его отвлечь.

— Вы — сообщник.

Хартзингер задумчиво сдвинул брови.

— Мне не нравится это слово. Оно преуменьшает мои заслуги. Скажем так, я создатель. Это я придумал, как провернуть наше маленькое дельце. Но мне до сих пор не ясно, как ты о нем узнала.

— Это имеет значение?

— Уважь меня, — сказал он.

— Нет.

— Говори, — повторил Хартзингер, подняв пистолет. — Или снова окажешься в сундуке.

— Я рылась в кабинете дяди и нашла клише с банкнотами. На его лице отразилось недоумение.

— Клише?

Мирабелла не успела ответить. Выстрел, грянувший словно из ниоткуда, рассек ночной воздух. Кони понесли, карета рванула вперед, и Хартзингера бросило на Мирабеллу. Она толкала его руками и ногами, пытаясь отпихнуть назад… и выбила у него пистолет. Тот отскочил от лавки и упал на пол.

Они оба ринулись к оружию. Мирабелла была ближе и успела первой, но Хартзингер упал на нее сверху.

Мирабелле было больно, страшно и гадко, как никогда в жизни, когда он своим весом придавил ее к полу. Она двинула его локтем под ребра, но Хартзингер лишь прохрипел и просунул под нее руку, чтобы вцепиться в пистолет.

Понимая, что не в состоянии сбросить Хартзингера или навести на него пистолет, Мирабелла могла сделать только одно: крепче сжать оружие, зажмуриться и не думать, что его лапы касаются ее рук.

Карета замедляла ход. Разве нет? Разве грохот колес не становился тише? В сердце появилась надежда, когда Мирабелла услышала стук копыт сбоку от кареты и далекий голос Вита, выкрикивающий ее имя. Только бы продержаться…

Рука Хартзингера схватила пистолет, соскользнула, когда Мирабелла дернулась, и снова схватила.

Надежда угасла так же быстро, как и появилась. Она не продержится. Она недостаточно сильна. Хартзингер отберет пистолет через несколько секунд. И он не станет стрелять в свой единственный «козырь». Он застрелит Вита.

Не думая, Мирабелла сжала пистолет, направила его в сторону, подальше от лица, и, собравшись с последними силами, откинулась назад, насколько это позволял вес Хартзингера.

И нажала на курок.

Звук был оглушительный — ужасный гул, от которого у нее зазвенело в ушах. Жар обжег грудную клетку, и она закричала.

Но даже сквозь шум и боль Мирабелла слышала вопли мистера Хартзингера. Она попала в него? Она хотела лишь обезвредить оружие, но если нечаянно ранила его, то так даже лучше.