Роза пустыни - Симмонс Сюзанна

Элизабет не могла понять, чего ей хочется сильнее: отвесить ему хорошую оплеуху, рассмеяться ему в лицо или начать его целовать.

— Не было другого способа сделать что?

— Это суровая земля. Ты должна была стать моей, чтобы я мог предоставить тебе защиту и мой шатер. Если бы я этого не сделал, любой горячий жеребец племени мог бы бросить мне вызов, чтобы получить твою благосклонность, — и сделал бы это.

Она искоса посмотрела на Джека:

— Мою благосклонность?

— Твои ласки в постели.

Несмотря на прохладный ночной ветер, Элизабет почувствовала, что от смущения у нее загорелись щеки. Чтобы мужчины ссорились из-за нее? Чтобы Джек вступал в бой и, может быть, убивал, защищая ее? Такого она представить себе не могла.

Она откашлялась и решила немного прояснить для себя ситуацию:

— Мы действительно женаты?

Его лицо не изменилось.

— Согласно законам и обычаям Народа — да.

Она начала растирать виски.

— Но я совершенно не помню…

— Церемония была очень короткой, а невеста, мягко выражаясь, была не совсем проснувшейся.

— Понятно.

— Вне рамок этой культуры наш брак недействителен. Я буду защищать тебя. Когда необходимость в этом исчезнет, ты сможешь вернуться в Англию. Если захочешь.

Наступило странное молчание.

— А ты веришь в те брачные обеты, которыми мы обменялись?

После короткой паузы Джек признался:

— Верю. Но я уже много лет живу с Народом. Для посторонних это иначе.

Элизабет хотела знать всю правду — ей просто необходимо было знать всю правду.

— А в глазах Народа я по-прежнему посторонняя?

Джек произнес пугающе тихо:

— Выйдя за меня замуж, ты стала членом племени.

— Поэтому ты и знал, что можешь спокойно поручить меня их заботам.

— Да.

Теперь она до конца поняла, что этот человек сделал для нее. Он спас ей не только жизнь — он спас ее достоинство. Взяв Элизабет в жены, Джек сделал ее госпожой.

Она беспокойно облизала губы.

— Не знаю, как я смогу тебя отблагодарить.

— Меня благодарить не за что. — Джек закинул сильные бронзово-смуглые руки за голову и зевнул. — Я проехал сегодня много миль. Я устал. Ты тоже прошла через много испытаний. Нам пора спать.

Она оглядела уютное пространство шатра.

— А где мы будем спать?

Внезапно между ними вновь возникла атмосфера страстного ожидания, которой совершенно не ощущалось с тех пор, как Джек закончил мыться.

— Наше ложе нас ждет, — напомнил ей Джек.

— Но оно только одно!

— Здесь места хватит и для двоих. — По его лицу скользнула быстрая улыбка. — Мы считаемся мужем и женой. Но если тебя это тревожит, дорогая, можешь быть спокойна: сегодня я не собираюсь овладеть твоим прекрасным телом. По правде говоря, я твердо намерен немедленно заснуть.

Элизабет подумала, что ей, видимо, следует этому радоваться.

Черный Джек начал тушить лампы, так что вскоре единственным источником света в шатре стал бледный луч луны, проникавший внутрь сквозь отверстие в высоком своде. Они легли друг подле друга — но их действительно разделяло немалое расстояние.

Ночь была полна знакомых звуков: шипел привязанный неподалеку от шатра верблюд, тихо смеялись мужчина и женщина, коротко заржала кобыла, и ей протяжно и громко ответил жеребец. Бронзовые колокольчики, развешанные по всему шатру, чуть слышно позванивали.

Прошло некоторое время — Элизабет не смогла бы сказать, сколько именно. Не выдержав, она вздохнула и прошептала в темноту:

— Ты спишь?

— Нет.

— Почему?

— Не могу заснуть.

— И я тоже. — Элизабет легла на бок лицом к нему. — А мне казалось, что ты был твердо намерен немедленно заснуть.

Она услышала негромкий смех Джека, полный самоиронии. Как она любила его звучный, мужественный голос!

— Ну, это не первый случай, когда мои лучшие намерения ни к чему хорошему не приводят.

Осторожно проведя рукой по их необычному ложу, Элизабет нашла его правую руку. Ее пальцы сразу же ощутили прикосновение прохладного металла.

— Принц Рамсес носит такое же кольцо. Он сказал мне: это — напоминание, что ты спас ему жизнь.

— А он — мне.

— Ты спас его от предательства и от удара кинжалом в спину, — вспомнила Элизабет, надеясь, что ее слова побудят его быть с ней откровенным.

Джек перевернулся на спину и уставился в темные своды шатра.

— Рами спас меня от моего самого страшного врага.

— Твоего самого страшного врага?

— От меня самого.

— Он спас тебя от самого себя?

Джек вздохнул.

— Это было много лет назад. Мы с Рами вместе учились в Кембридже. Однажды меня несправедливо обвинили в том, что я украл деньги у одного типа. К сожалению, часть пропавших денег обнаружили в моих вещах. Поскольку я не захотел выдать человека, который, как мы все подозревали, и был вором, и даже защищаться не стал, меня вышвырнули не только из клуба, но и из университета. Я опозорил себя и запятнал имя семьи.

Элизабет сочувственно сжала его пальцы:

— Ох, Джек…

— Моя мать поверила, что я невиновен (она всегда брала мою сторону, прав я был или нет… всегда, пока была жива). А вот герцог, мой отец, решил, что это последняя капля. Он недвусмысленно высказал мне свое мнение: я был виновен. Более того, я был подлейшим из подлых, самой паршивой из всех паршивых овец, самым необузданным из всех голубоглазых Уиков, и он не надеялся, что я изменюсь к лучшему. У него был один сын и наследник: мой старший брат, Лоренс. Я был ничто. Нет, хуже, чем ничто.

В груди Элизабет возникла холодная боль, похожая на острый осколок льда.

— Неделю спустя Рами нашел меня в какой-то лондонской трущобе. Кажется, я все это время ничего не ел и отчаянно пытался допиться до полного бесчувствия. Если бы я остался один, то скорее всего погиб в первые же две недели. Он меня отмыл и сказал, что возвращается к себе на родину и что я еду с ним.

— И ты поехал.

— Поехал.

— И с тех пор оставался с принцем Рамсесом.

— И с тех пор оставался с ним.

— А когда шесть лет назад умерла твоя мать?

— Народ дал мне смысл жизни. Они стали моей семьей.

Прошло несколько минут, прежде чем к Элизабет вернулась способность говорить, да и тогда ее голос был едва слышен.

— Я верю, что ты невиновен, Джек.

— Это было много лет назад, и ты меня не видела, не знала и даже не слышала обо мне. В то время ты была еще маленькой девочкой.

— Ты сказал, что был невиновен. Мне этого достаточно.

Со стоном он предостерег ее:

— Милая моя, золотая моя девочка, не надо в меня верить!

— Слишком поздно, — сообщила она ему. — Я уже в тебя верю. Ты глубоко порядочный человек, и я не побоюсь доверить тебе мою жизнь.

— Но я не всегда говорил одну только правду и ничего, кроме правды.

— Значит, ты нормальный человек. Кто же всегда говорит правду?

Джек крепко сжал ее плечи и притянул к себе.

— Элизабет, посмотри мне прямо в глаза.

В лунном свете ей ясно были видны его голубые глаза.

— Смотрю, милорд.

— Слушай меня внимательно.

— Слушаю, милорд.

— Я намеренно шел за тобой в тот первый день на базаре.

— Я так и решила, милорд.

— Я выполнял поручение принца Рамсеса и Народа. Мне необходимо было узнать о тебе как можно больше, выяснить, что тебе известно о гробнице Мернептона Сети. Я был готов сделать все, что потребуется, чтобы получить эти сведения.

— Я пришла к этому выводу довольно давно, милорд. Я ведь не глупая.

Он с досадой воздел руки:

— Я так никогда не считал.

— Вам меня не оскорбить, милорд. Я давно поняла вашу игру.

— Мою игру?

— Вам не заставить меня поверить в то, что вы действительно порочны, что вы — самая паршивая из всех паршивых овец или самый необузданный из необузданных Уиков, что бы вы мне ни говорили.

Он яростно бросил ей, почти перейдя на крик:

— Я был вполне готов тебя обольстить, даже жениться на тебе, если придется, только чтобы получить эти сведения.