Любовь авантюриста - Линн Вирджиния

Катриона удобнее устроилась среди подушек и улыбнулась:

– Я рада слышать, что ты любишь нашего Джейми.

– Вот только он такой испорченный, – вздохнув, ответила Саммер. – Мне кажется, вы слишком избаловали его.

– Боюсь, ты права. Но знаешь, нам трудно было удержаться. Есть в нем что-то такое... – Ее зеленые глаза хитро блеснули. – И еще девушки – они тоже очень влияли на брата.

Не собираясь углубляться в эту тему, Саммер принялась лениво перебирать карты. Последовавший за этим вопрос Катрионы ничуть не удивил ее.

– Почему ты не хотела выходить за него замуж?

– На то было много причин, и я не знаю, какая из них важнее всего. – Саммер посмотрела на Катриону и вздохнула. – Наверное, я боялась. У меня забрали все, что когда-то было мне дорого. И если я снова полюблю... – Замолчав, она отвернулась, не желая видеть жалость в глазах Катрионы. Она и раньше замечала подобные взгляды, заставлявшие ее чувствовать себя ущербной из-за того, что она не могла более правильно организовать свою жизнь.

– Кроме того, мой дядя тоже представляет проблему, – тихо добавила она. – В Новом Орлеане многие его недолюбливают. Я растеряла всех своих друзей. Мой дядя запятнал свою репутацию, и это пятно легло на меня. – Она пожала плечами. – Но через некоторое время я поняла, что все это не так уж важно, потому что человек ко всему привыкает.

– Даже такой разбойник, как наш Джейми. – Катриона улыбнулась. – Он не такой уж плохой. Джейми рассказывал о своей дуэли в Лондоне. Ты обидела его, оскорбила его гордость. Но боюсь, дело не только в гордости.

– Да. Иногда даже у нас едва не доходило до драки.

Катриона перекатилась на спину и устремила взгляд на высокий сводчатый потолок.

– Меня не волнуют ваши стычки, раз ты любишь его. – Она улыбнулась. – Мы с Робом деремся, как два диких кота, оказавшихся в одном мешке, но я люблю его, а он любит меня. – Она повернула голову и посмотрела на Саммер. – Поцелуи и занятия любовью – самое лучшее, что есть в этих ссорах.

– Не думаю, что в случае со мной и Джейми это сработает.

– Любовь может разрешить любую проблему, – уверенно произнесла Катриона. – Если ее достаточно.

Тут уж у Саммер не нашлось слов, чтобы возразить что-либо.

Комната, отведенная Саммер, была пуста, а это значило, что у нее появилось много времени для размышлений. Она думала о словах Катрионы и о виконте.

Защищаясь от него, она выстроила стену из лжи, но стена начала осыпаться. Камень за камнем, ложь за ложью – ее защитный барьер рушился, и, когда он исчезнет окончательно, Саммер останется одна наедине с правдой. Это соседство будет невыносимым.

Джеймс раскроет ее секрет. Нет, не тот, который касался ее имени, – все это уже ему известно. Он поймет, что его пленница любит его, и вынести этого она не сможет.

Сцепив пальцы, Саммер с трудом подавила приступ боли в сердце, вызванной этой мыслью. Гарт Киннисон отверг ее, оставив с ощущением унижения, боли, незащищенности и уязвимости. Зато теперь Саммер знала, что даже не любила его. Во всяком случае, не так, как Джеймса.

О Господи, Джеймс... Ее темный рыцарь, время от времени напоминавший шута. Но с тех пор как он обнаружил ее ложь, Джеймс больше не смеялся. Саммер украла его смех и теперь ужасно сожалела о своей лжи, которая поспособствовала этому.

Саммер медленно повернулась, ощущая растущий в груди гнев на себя и на весь мир. Ей ужасно хотелось швырнуть что-нибудь о стену, как он сделал сегодня утром. Ей хотелось ощутить мрачное удовлетворение оттого, что она смогла разрушить нечто реальное, нечто гораздо менее значимое, чем то, что уже разрушила.

Простонав от боли и разочарования, Саммер закрыла глаза и опустила руку на столик, стоявший возле двери. Глухой стук заставил ее открыть глаза, и она едва успела поймать катящееся по столу фарфоровое яйцо, точно такое же, как то, которое разбил Джеймс. Яйцо было прохладное, гладкое и тяжелое. Она разжала пальцы, глядя, как фарфоровая игрушка падает на пол и раскалывается на сотни крошечных осколков.

Вот так. Теперь ей стало намного лучше. Ощущение было настолько приятным, что Саммер не поленилась смести осколки поближе к стене, чтобы служанка не забыла выбросить их.

Что ж, все ясно: она сошла с ума. Она потеряла свое тело, душу, а теперь еще и разум в угоду полудикому негодяю, который, казалось, воспринял это как должное.

Да, но где же он?

Наступившая ночь окутала утесы темнотой, и Саммер, отпустив Летти, легла в постель. Она не собиралась вновь спускаться вниз, потому что Джеймса там не было. После их утренней ссоры он так и не вернулся домой. Никто не знал, куда он уехал, а может быть, никто из домашних попросту не хотел сообщать Саммер об этом.

Оставив без внимания остывший ужин, она натянула ночную рубашку, забралась под одеяло и сделала вид, будто не слышит, как в комнату на цыпочках вошла Летти и, постояв немного, снова вышла, оставив свою госпожу одну. Совсем одну. Огромная, укрытая пологом кровать казалась такой же холодной и пустынной, как одна из тех пещер, что прячутся у подножия скал.

Перекатившись на бок и накрыв голову подушкой, Саммер крепко зажмурила глаза. Но уснуть ей так и не удалось. Она сквозь ресницы наблюдала, как горят, превращаясь в тлеющие угольки, поленья в камине, и старалась не думать о лорде Джеймсе Камероне, виконте Уэсткотте.

Джеймс вернулся после полуночи. Виконт скакал по холмам на жеребце, таком же диком, как и он сам, до тех пор, пока оба они не изгнали всех вселившихся в них бесов.

Черт бы побрал красотку Саммер!

Он вошел в зал и обнаружил там отца, выглядевшего весьма внушительно при тусклом свете, который отбрасывали догорающие в камине поленья.

– Полагаю, все уже легли? – спросил Джеймс, быстро окинув взглядом огромный зал.

– Разумеется. – Брюс Камерон поднял руку с зажатым в ней бокалом. – Виски там.

Отец хотел, чтобы он задержался, и Джеймс принял его приглашение. Он был слишком взвинчен, чтобы сидеть, и поэтому, налив себе виски, встал у похожего на пещеру камина. Чувствуя на себе взгляд отца, он ждал. Граф пошевелился в своем кресле.

– Киннисон прислал записку: он приедет завтра утром убедиться, что леди Уэсткотт пребывает здесь по собственной воле и без принуждения.

Джеймс отхлебнул виски.

– И?..

– И я считаю, что это хорошая возможность обсудить вопрос, касающийся наследства.

Джеймс что-то зло проворчал себе под нос и ударил ботфортом по каменной облицовке камина.

– Нет, я все же воткну кортик ему между ребер.

– Да уж, это решило бы многие проблемы.

Голос графа прозвучал несколько насмешливо, и Джеймс вспыхнул до корней волос, словно нашкодивший школьник. Черт бы побрал Саммер! Это она заставила его делать дикие, неправдоподобные и хвастливые заявления.

– По крайней мере, после этого я бы почувствовал себя гораздо лучше, – пробормотал виконт.

Нетерпеливо махнув рукой, Брюс Камерон скрестил ноги и хмуро посмотрел на сына.

– Он имеет право знать, что происходит. Разве ты не поступил бы так же на его месте?

Джеймс вскинул голову.

– Я бы никогда не бросил ее, как это сделал он.

– Речь сейчас не об этом. Ты зол и имеешь на то полное право. Однако твоя злость не решит наших проблем. Девушка – наследница большого состояния. Этот вопрос нужно решить так, чтобы Киннисон остался доволен результатом.

– Она была влюблена в него, – бросил Джеймс после некоторой паузы. – Она последовала за ним в Англию, а он бросил ее на произвол судьбы. Я не считаю, что мы ему чем-то обязаны.

– Ему – нет, но есть еще ее дядя и есть брошенный жених. Умерь на время свой гнев, сынок. Я знаю, что тебе это под силу, потому что видел, как ты обуздываешь себя на протяжении последних двадцати семи лет, а может, и больше.

Джеймс покачал головой:

– Не знаю, что со мной происходит, но в последнее время я еле сдерживаюсь, чтобы не придушить эту лгунью. – Он поднял голову и увидел веселые искорки в глазах отца. – Смейся, смейся. Все эти годы я избегал брака и вот теперь женился на девице, которая не хочет сказать правду даже ради спасения собственной шкуры.