Темные огни - Роджерс Розмари

— Перестань! — Джинни вскочила с кресла и сжала кулаки. — Как ты можешь говорить о наших отношениях так… так цинично? Почему ты продолжаешь мучить меня? Нет, ты просто не в состоянии понять женщину. Ведь до сих пор ты ни словом не обмолвился о том, зачем приехал в Сан-Франциско, подвергая страшному риску свою жизнь и мою… репутацию! Улыбайся на здоровье! Тебе же на всех наплевать. Ты, конечно, не знаешь Ивана, но скажу тебе, что у вас с ним есть одна общая, ненавистная мне черта. Вы лишены элементарной порядочности. Он был готов убить тебя, не зная, кто ты, но если он вдруг узнает…

— Ты что, думаешь, я его боюсь? Его или его наемных убийц? А может, ты боишься за него? Признаться, я не люблю терять того, что мне принадлежит, Джинни. И я еще не успел всласть насладиться твоим страстным телом, когда твой князь увез тебя. Конечно, я понимаю, что ни одному мужчине ты не будешь принадлежать безраздельно, ибо верность не в твоей натуре, да, честно говоря, и не в моей тоже. Признайся хоть в этом — зачем лицемерить!

Прижав Джинни к себе, Стив прильнул к ее губам. Она вдруг начала сопротивляться, хотя и сама не знала зачем. Скорее всего, потому, что слова Стива слишком задели ее. А может, и потому, что Стив поцеловал ее так, как целуют распутниц.

— Не надо, не надо! — шептала она в отчаянии, пытаясь увернуться от жадных поцелуев Стива. — Прошу тебя, Стив, перестань, я плохо себя чувствую, у меня болит голова…

— Господи! — выдохнул он и толкнул ее в кресло. — Ты, Джинни, совершенно несносна — уж не оттого ли, что твой муженек слишком часто оставляет тебя одну? Ладно, не стану домогаться тебя силой, если мысль о близости со мной вызывает у тебя головную боль.

У Джинни и впрямь так болела голова, что на глазах выступили слезы. Тело ее содрогалось от озноба, и она как сквозь сон слышала голос Стива, в котором теперь почему-то звучала доброта.

— Джинни! Боже, что с тобой? Ты заболела? Это от шампанского?

— Мне… Я должна принять порошок от головной боли, пожалуйста, поторопись, я едва могу терпеть! Там, в моем ридикюле, есть один порошок.

Стив молча принес ей порошок. Джинни тут же приняла его, и Стив, не обращая внимания на ее протесты, на руках отнес ее на кровать.

— Лежи спокойно, ради Бога. Больше я к тебе и пальцем не прикоснусь! Когда начнет действовать?

— Не знаю… Мне трудно думать… Это один из тех, что ты мне прислал. Порошки, которые мне оставил Иван, сильнее, но их у меня всего четыре. Он сказал, что даст мне еще, когда вернется. Я не понимаю, что это за болезнь, но граф Черников утверждает, что это все нервы.

— Джинни, — вздохнул Стив, — закрой, пожалуйста, глаза и ни о чем не думай. Мне очень жаль, что все так случилось — всему виной мой характер. — Стив никогда в жизни не извинялся перед ней, поэтому Джинни решила, что это ей померещилось.

Позже, очнувшись, она не могла понять, сколько времени провела в забытьи. Вокруг, в сущности, ничего не изменилось — все так же покачивался корабль и скрипели переборки. Она по-прежнему лежала на кровати, только в каюте стало гораздо темнее. Открыв глаза, Джинни поняла, что наступило облегчение: голова уже не болела, и она чувствовала прилив сил.

Стив сидел за столом, на котором вместо бутылки с шампанским стоял хрустальный графин, наполненный жидкостью янтарного цвета. Он, конечно, наблюдал за ней, пока она спала. Стив хмурился, но его голос звучал спокойно:

— Тебе уже лучше?

— Да, спасибо.

— Тогда я могу тебя кое о чем спросить?

Джинни удивилась — подумать только, Стив спрашивает у нее разрешения!

— Опять вопросы? — на всякий случай сказала она, пытаясь понять настроение Стива.

— Да, вопросы! — с издевкой подтвердил он, и это заставило Джинни собраться с духом, чтобы противостоять его нападкам.

— Не смотри на меня, как разъяренная тигрица, Джинни. Нам нужно кое-что обсудить, прежде чем я доставлю тебя к родителям. Когда мы устраним некоторые противоречия между нами, наши отношения окрепнут. Кто знает, возможно, мы даже станем друзьями.

— Как ты и Консепсьон?

Стив усмехнулся:

— Да, что-то вроде этого.

Он присел к ней на кровать и сделал вид, что не заметил, как она сжалась.

— Я не доверяю тебе, — призналась она. — Да и может ли быть иначе? Ты обманывал меня с самого начала, проделывал надо мной всевозможные штуки. Ты притворялся…

— Черт побери, если бы ты знала, какого труда мне стоит сдержать гнев! Ты разве не понимаешь, о чем я? — Потом он вдруг спросил: — Ты любишь своего мужа? Ты вышла за него по любви?

Джинни не задумываясь ответила:

— Нет! Он мне совсем не нравится! И никогда не нравился, с самого начала. Но он… Сейчас я и не помню, как все произошло. Сначала был Карл, а до него — шок от услышанного. Я не понимаю, как попала на корабль, и даже не помню, как мы поженились! Граф Черников стал давать мне лекарства, чтобы избавить меня от ужаса, который поселился у меня в душе после истории с Карлом…

Рассказывая Стиву о прошлом, Джинни чувствовала, что он ловит каждое ее слово, сдерживая эмоции.

— Так ты хочешь сказать, что к браку тебя принудили? Так же, как Хоскинс принудил тебя отдаться ему в подвале? Должно быть, князь Сарканов влюбился в тебя по-настоящему! Только представь себе: сначала находят твоего капитана в погребе с перерезанным горлом, а потом ты едешь в Америку в обществе русского князя. А через несколько дней становишься его женой. По «всему видно, что ему просто не терпелось сделать тебя своей — ну а ты… Поняв, что исправить уже ничего нельзя, ты решила извлечь максимум из сложившейся ситуации! Ну как, я прав? Так все и было?

Джинни уселась на постели:

— Опять старая песня! Иногда ты делаешь вид, что все понимаешь, а потом… Кстати, ты и сам далеко не святой, и отлично это знаешь. Несколько месяцев от тебя не было ни слуху ни духу: ты, видно, пытался убедить себя, что избавление от меня — благо. И вот…

— Ты недооцениваешь себя, любовь моя. Да ни один мужчина, если он и впрямь мужчина, не может устоять перед тобой. К тому же мне нужно было кое-что разузнать о тебе.

— А ведь ты вовсе не телохранитель Сэма Мердока, не так ли? — спросила Джинни. — Он сказал мне, что когда-то знал твоего отца и дружит с твоим дедом. Интересно, как тебе удалось втянуть его в свои авантюры и даже переименовать корабль?

— Ах, Джинни, какое у тебя богатое воображение! Если помнишь, я уже говорил тебе, что вернулся сюда поглядеть на твои метаморфозы. И тут я понял, что ты, оказывается, ничуть не потеряла для меня привлекательности. — В его голосе прозвучало нетерпение. — Нам надо поторопиться, если ты не хочешь, чтобы за тобой отправились на поиски. Кроме того, если мы пробудем здесь еще немного, я тебя просто-напросто изнасилую.

Джинни едва не рыдала от ярости и негодования:

— И это все, что ты хотел мне сказать? Тебе, оказывается, было необходимо разузнать все обо мне — и даже об отце и Иване? Но ты это от меня утаил! — Она попыталась сорвать с шеи тяжелое ожерелье. — А на какие деньги ты купил опалы? Украл или взял взаймы? Но под какое обеспечение?

— Раньше я не мог покупать тебе дорогие побрякушки, а теперь могу, потому что преуспел в финансовых операциях. Впервые в жизни у меня в руках оказались значительные средства, которые я удачно поместил. Мы с Сэмом Мердоком своего рода партнеры. Ну как, я удовлетворил твое любопытство?

Джинни не удовольствовалась этими объяснениями. Что он имеет в виду под операциями? Он затащил ее на корабль, а теперь пытается поскорее отделаться от нее.

Корабль между тем уже вошел в залив и отдал швартовы у дока Эмбаркадеро. Джинни уже однажды приходила сюда полюбоваться на корабли, подышать морским воздухом и ароматом специй, которые свозили сюда, казалось, со всего Востока. Днем здесь бурлила жизнь, слышались крики матросов и рабочих, гудение паровых лебедок.

Но ночью царила тишина. Погода ухудшилась, и Джинни закуталась в теплую накидку, которую Стив набросил ей на плечи. Накидку, как, впрочем, и все остальные предметы туалета, он достал все из того же гардероба, укрытого за резной панелью каюты.