Капитуляция - Джойс Бренда

Трев взял бутылку бренди.

— Не возражаешь?

Джек кивнул, и Трев отхлебнул из бутылки. Уорлок всегда ставил интересы Великобритании превыше всего. Раньше Джек думал, что он ведет себя точно так же, но в этот самый момент он вдруг осознал, что для него самую большую ценность представляет жизнь Эвелин.

Он вздрогнул, боясь признаться себе, что значит подобный вывод.

— Прежде чем мы продолжим обсуждать это, я должен убедиться: всё, о чём мы здесь говорим, будет держаться в строжайшем секрете.

Трев сделал ещё один глоток бренди и опустил бутылку.

— И кому, по-твоему, я всё это разболтаю? Кого ты опасаешься? Я ведь не разыгрываю из себя французского шпиона, как ты, — бросил Трев, прекрасно зная, что его друг ни за что не выдал бы конфиденциальную информацию врагу.

Джек не хотел, чтобы Уорлок знал о том, что Эвелин д’Орсе оказалась опаснейшим образом втянута в эту военную игру.

Главе шпионской сети не стоило сообщать и о том, что Джек собирается защитить её.

— Ты не должен говорить об этом никому, — твердо произнес он. — Даже Лукасу.

Ничего удивительного, что глаза Трева медленно, с пониманием округлились.

— Так ты не желаешь, чтобы я рассказал твои тайны Уорлоку!

— Я ничего подобного не говорил, — с легкостью солгал Джек, не меняя выражения лица, — но его тоже не стоит информировать.

Трев смерил его долгим, пристальным взглядом. Не вызывало сомнений, что Тревельян пытается понять, почему Джек хочет держать в неведении куратора шпионской сети.

— Продолжай. Даю тебе слово.

— Моя операция в самом разгаре, — медленно произнес Джек. — Я должен убеждать своих французских руководителей в своей искренности, по крайней мере, до конца лета.

— Избавь меня от подробностей, я не хочу знать, чем ты там занимаешься. И как же ты сможешь убедить их в своей преданности? А даже если и сможешь, что будет, когда операция закончится? Что будет, если всё пройдет успешно? Французы узнают, что ты — враг?

У Джека ещё сильнее заболела голова, ведь он сам задавался точно такими же вопросами.

— До сих пор я никогда не подвергал сомнению свою способность лавировать в этой игре. Однако, вполне возможно, что осенью правда выплывет наружу, и за мою голову будут назначены уже две награды.

— Прекрасная перспектива, — невозмутимо заметил Трев, но его голубые глаза вспыхнули гневом. — Лоо-Айленд не будет вечно оставаться безопасной гаванью, Джек.

— Ты волнуешься обо мне? — с притворным весельем спросил Грейстоун.

— Мы ведь друзья.

Посерьезнев, Джек честно признался:

— Я никогда не думал о том, чем рано или поздно может закончиться эта двойная игра. Я был слишком занят, сначала разыгрывая роль французского шпиона, потом — британского агента, одновременно пытаясь избегать и нашего военного флота, и нескольких таможенников, которые время от времени осмеливаются появляться в Корнуолле.

И это было чистой правдой. Поначалу Джек просто помогал Лукасу вывезти одного-двух эмигрантов. Потом Уорлок предложил ему доставить кое-какие сведения из Франции. Выполнять подобные задачи было достаточно легко — до тех пор, пока Джек не решил добывать информацию лично и стать настоящим шпионом. Никогда ещё он не жалел о том, что с головой увяз в этой деятельности. Просто всё его внимание поглощало бегство от того или иного флота, а заодно и от британских властей на британской земле и от французских властей — на территории Франции.

Теперь Джек думал о двух своих зятьях. Оба, Педжет и Гренвилл, шпионили во Франции, и оба сумели закончить эту свою деятельность, оставшись при этом в живых.

И сейчас оба были мужьями и отцами…

— Тебе стоит подумать об этом прямо сейчас, — сказал Трев. — Я хочу помочь. И вот мое предложение. Можно как-то увильнуть от выполнения нынешнего задания, а заодно и от любых дел с республиканцами. В сущности, тогда ты вернешься к своей жизни обычного контрабандиста. Заявишь, что покончил с войной, подобно многим фритредерам.

Джек колебался. В устах Тревельяна всё звучало так просто… Уорлок не позволил бы ему выйти из игры, да и мятежники в Вандее отчаянно нуждались сейчас в британской помощи. Джек много раз встречался с Кадудалем и чувствовал, что просто не может отвернуться от него и его благого дела. И даже после вторжения в бухту Киберон — будет ли он действительно готов капитулировать, отойти от этих военных игр? Ему ведь всего двадцать шесть! Как он будет обходиться без погони, преследования, опасности?

И тут перед мысленным взором вспыхнул образ Эвелин — она одиноко жила в Розелинде с дочерью, нуждаясь в защите, нуждаясь в муже и семье…

— Я не могу выйти из игры сейчас, — тихо сказал Джек. Странно, но он почему-то почувствовал себя неловко.

— Я так не думаю, — отозвался Трев. — А не попробовать ли тебе отойти от дел после этой операции, осенью?

Джек осознавал, что подвергает Эвелин серьезной опасности. Ей требовался кто-то цельный, основательный, кто-то очень похожий на Тревельяна, который шпионил лишь изредка и не был двойным агентом, которого не избивали до полусмерти и любимым людям которого не угрожали.

— Сомневаюсь, что получится. Я твердо намеревался пройти эту войну до конца.

— Это меня не удивляет. А как же Эвелин?

Они обменялись долгими, многозначительными взглядами, и Джек вздрогнул. А Трев добавил:

— Ты можешь поставить Эвелин под удар.

Джек опустил свой стакан и мрачно взглянул на друга.

— Это — последнее, чего я хочу. Насколько ты увлечен ею?

Вскинув брови, Трев безрадостно улыбнулся:

— Я не влюблен, если ты спрашиваешь об этом.

У Джека отлегло от души, хотя ему и не подобало так реагировать.

— Почему нет?

— Я совсем недавно снял траур, — объяснил Трев. — И Эвелин абсолютно точно ещё в трауре. Кроме того, мы старые друзья.

— А когда она снимет траур, ты подумаешь о том, чтобы начать за ней ухаживать? Чтобы предложить ей руку и сердце? Нельзя не заметить, что вы двое идеально подошли бы друг другу.

Тревельян криво усмехнулся.

— На тот случай, если ты не заметил, спешу сообщить: она считает меня другом, а не ухажером. Это ты — её рыцарь в сияющих доспехах, или мне стоит сказать «в проржавевших кандалах»? — Его взгляд стал твердым.

— Думаю, она влюблена в тебя до безумия.

Оставалось только спрашивать себя, действительно ли Трев считал Эвелин такой влюбленной. Джек знал, что ему не стоит так радоваться замечанию друга, но ничего не мог с собой поделать.

— Она говорила с тобой обо мне, Трев?

— Даже если бы и говорила, я ни за что не предал бы её доверие.

— С каких это пор ты стал таким проклятым джентльменом?

— С тех пор, как умерла моя жена, — огрызнулся Трев. И уже спокойнее добавил: — Я усвоил пару уроков. Почему ты приехал сюда? Ты мог бы отправиться во множество других мест, чтобы скрыться там и оправиться после нападения.

— Я тоже волнуюсь за Эвелин. Она может быть в большей опасности, чем я, — мрачно изрек Джек.

— Что, черт возьми, это значит? — вскричал Трев.

— Мои французские хозяева, похоже, думают, что я люблю её. Они ей угрожали.

Трев побледнел:

— Когда?

— У трактира «Черный вереск», — ответил Джек.

Глаза Тревельяна изумленно распахнулись.

— Они угрожали ей, пока били тебя? И теперь они могут использовать её против тебя?

— Они подумывают использовать её, чтобы добиться моей абсолютной преданности, но есть кое-что ещё, гораздо хуже. Эвелин подслушала беседу, предназначавшуюся только для моих ушей и ушей республиканца, с которым я договаривался. Её застукали. И оказалось, что, к несчастью, мой французский друг знал её по жизни в Париже.

Трев выругался.

— Выходит, они угрожают ей, чтобы заставить тебя идти у них на поводу, и она знает то, что ей не следует знать?

— Точно.

— Тебе не стоит оставаться здесь, — вне себя от волнения бросил Трев. — Тебе не стоит снова видеться с ней до тех пор, пока ты окончательно не выйдешь из этих военных игр.