Мой грешный муж (ЛП) - Винси Мия

Пытаться заставить его остаться с ней - все равно что пытаться остановить восход солнца.

И поэтому она лгала ему.

Она ничего не сказала ни об отсутствии месячных, ни о тошноте, усталости и болях в груди, и он, казалось, ничего не заметил. Она сказала себе, что это не было ложью, по крайней мере, не совсем: еще слишком рано говорить наверняка. Даже после того, как она рассказала об этом маме, акушерке и подруге, она не упомянула об этом ему. Подумать только, когда-то она верила, что, если у нее будет ребенок, она сможет обойтись без мужа! Теперь чувство вины смешивалось со страхом, и у нее заплетался язык, потому что, как только она произнесет эти слова, он вскочит на ноги и скажет: «Отлично. Моя работа здесь закончена».

И все же он дал ей обещание, и она должна была ему сказать. Как это было жестоко: родить ребенка, о котором она мечтала, означало потерять мужа, которого она любила. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой разбитой.

Но, может быть, если бы она попросила его остаться с ней, может быть, только может быть, он бы согласился. Может быть, этот ребенок объединил бы их.

Если у нас будет ребенок, то это будет твой ребенок, а не мой. Я не хочу иметь к этому никакого отношения.

А, может, и нет.

В самые мрачные моменты она думала, что, как только он уедет, станет лучше. По крайней мере, тогда она избавится от этого страха, который был хуже тошноты и усталости, потому что страх боролся с надеждой, и эта борьба терзала ее. По крайней мере, тогда ее сердце было бы разбито сразу, а не разбивалось бы с каждым днем все больше.

ОДНИМ СОЛНЕЧНЫМ УТРОМ, почти неделю спустя после разговора с акушеркой, Кассандра сидела в эркере своей гостиной на первом этаже, шила одежду для малыша, и спорила сама с собой, когда, подняв глаза, увидела Джошуа, который шел через сад к ее окну, перекинув сюртук через плечо.

Все в ней замерло, кроме бешено колотящегося сердца и дрожащих рук. Сегодня. Сегодня.

Конечно, она принимала это решение каждое утро в течение нескольких дней, но каждый вечер, когда она видела его, слова застревали у нее в горле.

«Но я должна», - подумала она, пожирая его глазами, боясь, что это будет в последний раз. Если я и не могу удержать его, то я сохраню хотя бы эти воспоминания: его лицо, обращенное к солнцу, улыбка, играющая на его губах, вихрь энергии, когда он двигался легкими, мощными шагами.

Внезапно она не могла это больше выдерживать, но прежде чем успела спрятаться, он заметил ее, сидящую у огромного открытого окна, всего в нескольких футах над ним.

- А, прекрасная принцесса! - окликнул он, останавливаясь и снимая шляпу. - Ты занята?

- Ничего важного.

Она неуклюже сунула шитье в рабочую корзинку и выдавила из себя улыбку.

- Оставайся там, я сейчас приду, - сказал он, отворачиваясь.

- Не понимаю, зачем тебе тратить время на то, чтобы идти к двери, - крикнула она в ответ. - Было бы эффективнее просто залезть в окно.

Он ухмыльнулся. Возможно, это был последний раз, когда она видела, как он улыбается.

- Миссис Девитт, а вы гений.

Одним прыжком он вскочил на подоконник и застыл там, освещенный дневным светом. Образ мужественности и силы, за который можно держаться, о котором можно вспоминать, когда он уйдет.

- О боже, - сказала она.

- Я произвел на тебя впечатление? Скажи, что я произвел на тебя впечатление. Я обожаю производить на тебя впечатление.

- Я безмерно впечатлена.

Она соскользнула с подоконника, думая о своей корзинке для шитья и бумагах на столе, наблюдая, как он спрыгнул и бросил сюртук на стул.

- У меня был очень интересный разговор с мистером Ридли, - сказал он, поворачиваясь к ней лицом. - Вместе мы были просто великолепны. Наш мост будет крепче и долговечнее любого другого моста в истории Уорикшира. О, и я познакомился с миссис Кинг - ты ее знаешь?

- Она акушерка.

- Верно. Я рассказал ей о парне, которого мы встретили в Лондоне, который считает, что болезни передаются через воду, и она сказала, что, по ее мнению, это правильно, что бы там ни говорили модные врачи. Более того, она говорит, что ее тошнит от модных докторов, рассказывающих ей о вещах, в которых они ничего не смыслят, например, о женском теле - говорю тебе, я так сильно покраснел.

- Ты ничего подобного не делал.

- Так что, я думаю, мне следует пригласить этого доктора и узнать, что ему нужно, потому что, если он прав, мы могли бы спасти жизни всех этих людей. Что ты думаешь?

Он закружил ее в безумном импровизированном вальсе. Она обвила руками его шею и крепко прижалась к нему. Может быть, прежде чем она скажет ему об этом, они могли бы еще раз заняться любовью. В последний раз.

- Я думаю, что ты делаешь мир лучше, - сказала она и поцеловала его.

Это должен был быть простой поцелуй, но он превратил его в нечто более продолжительное, и когда они прервали его, у нее перехватило дыхание. Он улыбнулся ей в губы.

- Мне нравится, когда ты целуешь меня первой, - сказал он.

- Мне нравится, когда ты запрыгиваешь в окна.

- Я бы запрыгнул в любое окно в мире, если бы это принесло мне один из твоих поцелуев.

Тогда она тоже улыбнулась. Он действительно заботился о ней. Она была важна для него. Ему здесь нравилось. Он жаждал встречи с ней. Он начинал понимать, что Санн-парк - это его дом, а она - его жена.

Она напрасно беспокоилась. Все будет хорошо.

- Ты помнишь тот первый день, когда мы встретились, я имею в виду, тот день в Гайд-парке, - сказала Кассандра. - Знаешь, что я о тебе подумала?

- Что я был невыразимо груб и мне стоило бы побриться?

- И это тоже. Но в тебе было столько энергии, что я вообразила, будто в тебя ударила молния и что эта молния все еще мечется внутри тебя. И самое приятное, что, когда я с тобой, эта молния проскальзывает и внутрь меня.

Он замер на слишком много ударов ее бешено колотящегося сердца, а затем обхватил ее за ягодицы и притянул к себе.

- Что ж, Кассандра, если ты хочешь, чтобы я был внутри тебя...

- Ой! Ты!

Он изобразил невинность.

- Что? Почему виноват я, когда именно ты говоришь шокирующие вещи?

Его прикосновения и поддразнивания разожгли в ней желание, сила которого удивила ее, учитывая, что она уже была беременна. И все же это желание еще и раздражало, потому что она знала, что он делает: он использовал его, чтобы спрятаться.

Он уже убегал.

- Я хочу тебе кое-что показать, - прошептала она, неохотно высвобождаясь из его объятий.

- Миссис Девитт! День на дворе.

- Тише!

Она подвела его к столу, где оставила планы дома. Ее руки были неловкими, когда она их разглаживала, а во рту пересохло. Подумать только, когда они впервые встретились, ей было все равно, что он думает, и она говорила все, что ей заблагорассудится!

Каким-то образом ей удалось развязать язык, чтобы заговорить.

- Я предлагаю несколько изменений в доме, чтобы отразить перемены в семье.

Она указала пальцем, надеясь, что он не заметит, как он дрожит.

- Вот это крыло; мы им не часто пользуемся. Я подумала переоборудовать несколько комнат в квартиру для мамы. Это недалеко от огорода и ее винокурни, так что она может выращивать зелень и иметь свой собственный огород. У нас нет вдовьего дома, но так она сможет уединиться, но одновременно быть с нами.

Он ничего не сказал, изучая бумагу и задумчиво поджав губы.

- А здесь, ну, я теперь меньше занимаюсь хозяйством, так что папин кабинет - я имею в виду, главный кабинет - не используется, я имею в виду, кроме... Так что...

Не было нужды этого говорить. Он смог прочитать надпись, которую она написала: «Кабинет мистера Девитта», а соседняя комната была обозначена как «Рабочий кабинет миссис Девитт», и ему понравилась идея, что они будут работать бок о бок.

Она взглянула на него.

Он ничего не сказал.

Она отодвинула верхнюю страницу, чтобы показать планы спален на втором этаже.