Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Она дошла почти до кормы, когда новый голос заставил ее замереть.
– Завтра. И с Богом!
В этом голосе не было беззаботности, не было усталости. От него исходила явная угроза. Он прозвучал так близко, что на миг Лизе показалось, будто кто-то обратился к ней. Но тут отозвался Шукал, и в его словах звучало отчаяние:
– Да как же завтра, ежели пороха у нас всего ничего припасено? Не мог я более принести, стерегут его пуще глаза, а с тем, что есть, каюту не взорвем!
– Некуда тянуть. Не нынче, так завтра дойдем до архипелага. Причалит Гирей к берегу – бог весть, что там ждет нас. В море свободы мы лишились, в море ее и добудем, – произнес негромкий надорванный голос, и Лиза догадалась: говорит тот самый седой гребец, который давеча сцепился с Гиреем. – Помните, что план наш рассчитан только на помощь Господа. Тут уж кого Бог больше любит, тот жив и останется.
– Ну, Волгарь, на бога надейся, а сам не плошай! – сердито отозвался кто-то рядом, наверное, рыжий сосед по скамье.
Лиза прижала руки ко рту. Галерники сговаривались о бунте, а Шукал был с ними заодно!
Но отнюдь не это заставило ее задрожать, а имя, имя!
Волгарь.
«Он москов, как и ты. Лех Волгарь…»
* * *
Позабыв обо всем на свете, она кинулась на голоса и упала на колени возле скамьи.
– Во имя Господа! Это ты Лех Волгарь? Ты?!
От неожиданности гребец отшатнулся, зазвенели цепи. Сзади кто-то грубо схватил Лизу, заламывая руки. Послышался изумленный голос Шукала:
– Святые угодники! Это османская шлюха! Откуда она знает твое имя?
От обиды у Лизы даже челюсти свело. Она откинула голову с такой силой, что затылком угодила в подбородок державшему ее Шукалу. Зашипев от боли, тот выпустил ее руки, чтобы тут же получить две весомые оплеухи.
– Сам ты шлюха османская, поганый вероотступник! Только тронь меня, глаза выцарапаю. А что до его имени, то Господь дал человеку уши слышать, о чем болтают такие глупцы, как вы!
– Она все знает, – булькнул Шукал разбитыми в кровь губами. – Она донесет!
Чья-то рука потянулась из тьмы и остановила Шукала.
– Стой, брате. То не турчанка, не татарка. Сдается мне, христианка своих не выдаст, верно, паненка? – сказал сосед Волгаря.
– Ее зовут Рюкийе-ханым. Я же говорю, османская… – непримиримо проворчал Шукал.
Лиза снова взвилась:
– Так меня Гирей кличет, а имя мое – Елизавета!
Там, где затаился во тьме Волгарь, слегка звякнула цепь, как будто пленник вздрогнул от неожиданности; однако голос его был по-прежнему ровен:
– Что ты хочешь от меня?
Лиза почему-то робела и с запинкою пробормотала:
– Мне говорила про тебя Дарина.
– Дарина?
Лех Волгарь, Шукал и рыжий гребец выкрикнули это имя в три голоса, и три пары рук вцепились в руки Лизы.
– Дарина? Она жива? Где она?
Лиза прикрыла глаза. На нее вдруг накатилась страшная усталость. «Дарина? Она жива?!» А кто встрепенется при упоминании о ней? Кому нужна ее жизнь?..
– Говори! – тряс ее сосед Волгаря, но тот остановил его:
– Погоди, Рудый! – И к Лизе: – Скажи хоть словцо, не томи. Мы за ней шли весь прошлый год, когда крымчаки повязали нас да пленили. С тех пор маемся, а так и не узнали, где она да что с ней.
– Упокой, Господи, ее душу! – чуть слышно отозвалась Лиза.
– Она умерла? – выдохнул Волгарь, но Лиза не ответила, и тогда Волгарь повторил, как эхо: – Она умерла… умерла…
– Да, – всхлипнула Лиза. – Недели три, а то и месяц тому – я утратила дням счет. Ее убил Гирей.
– Проклятый пес! – с ненавистью выговорил Шукал. Рудый протяжно вздохнул, а Волгарь не издал ни звука.
Лиза осторожно протянула руку во тьму и коснулась его пальцев. Они слабо дрогнули в ответ.
Больше всего она боялась, что Волгарь начнет ее расспрашивать о Дарине, и порешила ни за что не говорить ему, что та когда-то звалась Чечек и была валиде-султаншею. Пусть сохранит незамутненной и светлой память о своей любви к несчастной малороссиянке.
– Ты утешаешь меня? – чуть слышно выговорил Волгарь. – Но для меня она умерла давно-давно. Что-то твердило мне, что больше нам не свидеться. И отец ее погиб. Он был мне как отец, как брат, как лучший товарищ во всей жизни моей, а она… сестра.
«Вот так бывает всегда, – подумала Лиза с тяжелым сердцем. – Дарина думала – Волгарь любил ее, а он говорит – сестра».
– Царство небесное всем христианским душам! – тихо молвила она, искренне моля Всевышнего простить Дарине ее отступничество. Мужские голоса печально подхватили:
– Царство небесное!
Наконец Волгарь прервал долгое молчание:
– Так завтра, брате? Умри, Шукал, но пороху добудь.
– Умру, так кой с меня будет прок? – проворчал молодой надсмотрщик.
И тут Лиза робко подала голос:
– Может, и я на что сгожусь?
Шукал только хохотнул:
– Предложила как-то кошка поискать у мышки вошки. С той поры гуляют вошки: эту мышку съела кошка!
– Я никому не скажу, клянусь! – горячо прошептала Лиза, напряженно глядя туда, где во тьме угадывались седые волосы и мрачные очи Волгаря. – Я вас не выдам! В чем заминка ваша?
– Завтра ночью мы хотим взорвать каюту с охранниками, – спокойно, словно о самом обыденном, ответил Волгарь. – Для сего надобен порох: проделаем щели в палубе, порох туда просыплем, а сверху огня. Но бочонки с порохом под стражей в той же каюте. Миленко – он не Шукал никакой, а Миленко Шукало, серб, и магометанином только слывет – таскал оттуда потихоньку, сколько мог, да опасаемся, приметят. Гюрд, гадюка такая, с него глаз не сводит, а надобно, чтоб и в каюте бочонков вдосталь было, а то взрыва не случится.
Лиза встрепенулась. Ничего сложного, на ее взгляд, тут не было.
– А если огонь не сверху, а в самой каюте запалить?
– Как так? – насторожился Миленко.
– Да вот так. Крик, шум поднять надобно среди ночи, чобарджи повыбегут, а тут кто-нибудь в каюту прошмыгнет и сунет факел в бочонки!
– И вместе с ними – в клочки, – проворчал Рудый.
– Да сие полбеды, – откликнулся Миленко, но Лизу это в самое сердце ударило, ибо она лишь сейчас поняла, что, по ее плану, именно свободному от цепей и пригляду Миленко выпало бы взрывать порох – и, значит, самому погибать прежде других. – Беда в том, что солдат в каюте в это время не будет, а взрыв нам как раз для того нужен, чтоб их положить разом.
