Замок Менфрея - Холт Виктория

— Хэрриет, но как ты могла? Твой бедный отец… он в бешенстве… просто в бешенстве.

— Мы послали ему телеграмму, — извиняющимся тоном сообщил мне сэр Энделион, дергая свои усы.

Я подумала, насколько грешники симпатичнее праведников. Сэр Энделион и вполовину не был так шокирован, как леди Менфрей; и Бевил тоже.

Бевил сидел за столом, ободряюще улыбаясь мне. Пока ои был здесь, я ничего не боялась и ни о чем не печалилась.

Гвеннан тихо проскользнула в комнату, чтобы ее не заметили и не отослали обратно в постель; ее взгляд, устремленный на меня, был очень выразителен.

— Не представляю, что он скажет, — вздохнула леди Менфрей. — Во всяком случае, мы сделали все, что могли.

— Тебе придется вытерпеть всю эту волынку, — заметил сэр Энделион.

— Вот и я сказал то же, — произнес Бевил. — Не стоит повторяться. Я полагаю, Хэрриет стоит лечь поспать: так ей легче будет выдержать предстоящий концерт.

— Я уже велела Пенджелл приготовить постель, — вмешалась леди Меифрей.

— Комната рядом с моей, — добавила Гвеннан.

— Гвеннан, дорогая, что ты здесь делаешь? Ты должна уже спать. — Леди Менфрей выглядела встревоженной. Похоже, все ее домашние беспрестанно причиняли ей беспокойство.

— Ее разбудил весь этот шум, — заявил Бевил. — Должно быть, появление Хэрриет для нее большая неожиданность.

— Так и есть, — с вызовом отозвалась Гвеннан.

— Полная неожиданность? — переспросил Бевил.

Гвеннан, нахмурившись, посмотрела на своего брата.

— Ты и подумать не могла, что она там, да? — ехидно спросил Бевил.

— Как и ты, — отозвалась Гвеннан. — Иначе ты не отправился бы туда сегодня ночью.

Сэр Энделион расхохотался, и я еще раз подумала, какая это потрясающая семья, всей душой желая принадлежать к пей. Похоже, все, кроме леди Менфрей, отнеслись к моему поступку вполне благодушно, а мнение леди Менфрей меня мало волновало.

— Если б я знал, что Хэрриет на острове, уверяю тебя, я поплыл бы туда еще прошлой ночью, — заявил Бевил.

Я поставила чашку на стол.

— Гвеннан, — сказала леди Менфрей, — раз уж ты здесь, будь добра, проводи гостью в ее комнату.

Я пожелала спокойной ночи Бевилу, сэру Энделиону и леди Менфрей, и мы с Гвеннан вместе поднялись по лестнице; даже в такую минуту я не могла не испытывать трепета оттого, что я — в Менфрее.

— Твоя комната рядом с моей, — объяснила Гвепнан. — Я попросила Пенджелл. Надеюсь, ты не рассказала…

— Они знают. Так что рассказывать было нечего.

— Я имею в виду, обо мне?

Я покачала головой.

Комната, которую мне отвели, была большой, как и все комнаты в Менфрее, с окнами на остров. На широкой кровати лежала розовая фланелевая ночная рубашка.

— Это — моя, — указала на нее Гвеннан. — Раздевайся.

Я заколебалась.

— Ну давай же, — поторопила Гвеннан. — Не стесняйся.

Она неотрывно следила за мной, пока я стягивала одежду, а когда я забралась под одеяло, присела на краешек кровати, подобрав колени. Ее взгляд по-прежнему был устремлен на меня.

— Не знаю, возможно, тебя посадят в тюрьму, — проговорила она. — В конце концов, в дело вмешалась полиция, а когда такое происходит, трудно что-нибудь сказать наверняка.

Я видела, что она одновременно запугивает меня и строит планы моего спасения.

— Хотя вряд ли до этого дойдет. Твой отец их подкупит, если что. И я тоже влипла. Наверняка они захотят знать, кто перевез тебя на остров и обчистил кладовку. Миссис Пенджелл недосчиталась куриной ножки, которую я принесла тебе вчера. И все такое. Подозрение падает на меня… и я окажусь вместе с тобой на скамье подсудимых. Это будет очень неплохо. Мама и папа пустятся в долгие серьезные разговоры и в конце концов решат, что мы сошли с ума. И кстати, Бевил, видимо, на тебя очень зол.

— Зол? Почему?

— Потому что ты испортила ему маленькое приключение. С тех пор как папа обставил дом, он использует его для своих свиданий. Очень романтично, а страх дамы перед привидениями только придает всему особую пикантность. Он берет на себя роль защитника и добивается своего вдвое быстрее: редкая леди способна устоять перед сильным мужчиной.

— Ты просто выдумываешь. Откуда тебе знать?

— Моя дорогая Хэрриет, Менфреи знают друг о друге все. У нас такой дар. Все мужчины в нашей семье ошеломляюще привлекательны для дам, а все дамы — для мужчин. Мы тут ничего не можем поделать. Приходится с этим мириться.

Я взглянула на нее и поверила, что так оно и есть; от этой мысли мне стало грустно.

— Я устала, — сказала я.

Мне хотелось остаться одной, вспомнить те мгновения, когда мы с Бевилом плыли в лодке, вспомнить каждое его слово.

— Устала! — вскричала Гвеинан. — Как ты можешь! Только подумай, что будет завтра. Хорошо еще, что я не послала то письмо — с требованием выкупа.

— Какого еще выкупа?

— Разве мы не договорились? Я уже написала черновик. Неужели ты думаешь, что я упустила бы такую возможность. Менфреи никогда не упускают возможностей.

— Глупости, — пробормотала я и закрыла глаза.

— Ну хорошо, — раздраженно бросила она и спрыгнула с кровати, — можешь спать, и пусть тебе приснится завтрашний день. Не хотела бы я быть на твоем месте, Хэрриет Делвани. Жди своего отца.

Мы с Гвениан смотрели в окно, поджидая, когда появится его экипаж, так что видели, как он приехал. Не прошло и четверти часа, как меня позвали в библиотеку.

Никогда взгляд отца не был таким холодным; никогда он не смотрел на меня с такой неприязнью; и никогда я не чувствовала себя такой уродливой, как в ту минуту, когда, хромая, вошла в комнату. Странно, но в те минуты, когда я особенно стыдилась своего недостатка, я хромала сильнее, а в присутствии отца я всегда стыдилась его.

— Подойди сюда, — сказал отец. Всякий раз, когда он обращался ко мне в подобном тоне, мне казалось, словно по моей спине пробежала струйка ледяной воды. — Я возмущен и потрясен. Я не ожидал от тебя такой неблагодарности, эгоизма, испорченности. Как ты могла… даже ты — я хорошо знаю, что ты способна делать чудовищные вещи, — но такое…

Я ничего не ответила. Последнее, что я стала бы делать, — это пытаться объяснить ему причины своего поступка. Я и сама не до конца их понимала. Корни прятались где-то слишком глубоко, и сейчас я сама сознавала, что вовсе не из-за нескольких опрометчивых слов тети Клариссы я сбежала из дома.

— Говори, когда я тебя спрашиваю.

Отец шагнул ко мне, и я подумала, что он собирается меня ударить. Я почти желала, чтобы он это сделал. Пылающую ненависть вынести легче, нежели холодную неприязнь.

— Папа, я… я хотела исчезнуть. Я…

— Ты хотела сбежать? Хотела вызвать переполох? Почему ты приехала сюда?

— Я…я хотела попасть в Менфрею.

— Блажь. Тебя следовало бы выпороть… запороть. — Его губы скривились от отвращения.

Я знала, что физические наказания были ему противны. Собаку, которая его не слушалась, не воспитывали — ее убивали. Я тогда подумала: ему бы хотелось убить меня. Но он никогда меня не выпорет.

Отец отвернулся — словно не мог на меня смотреть.

— У тебя есть все, что ты хочешь. И, однако, ты не чувствуешь ни малейшей благодарности. Тебе нравится досаждать нам и заставлять нас беспокоиться. Когда я думаю, что твоя мать умерла, чтобы дать тебе жизнь…

Мне хотелось крикнуть, чтобы он замолчал. Я не могла вынести такое. Я знала, что отец часто об этом думает, но, облеченные в слова, эти мысли получали какую-то зловещую значительность. Мне хотелось забиться в угол и разрыдаться.

Однако на моем лице вместо боли, которую я чувствовала, отражалось глупое, тупое упрямство — тут я ничего не могла поделать. Отец это увидел, и то глубокое отвращение, которое он питал к чудовищу, ограбившему его, отнявшему у его любимой жизнь, вырвалось наружу. И он позволил себе высказать до конца то, что тлело в нем долгие годы:

— Когда я увидел тебя… когда мне сказали, что твоя мать умерла, мне хотелось выбросить тебя из дома.