Помнишь?.. - Хэтчер Робин Ли

Том поторопил лошадь, затем сказал:

– Я никогда не стремился к богатству, док.

– Я знаю, мальчик, знаю...

Джереми подбросил сена в стойло гнедому мерину. Он решил, что завтра вернет взятую напрокат лошадь и повозку и купит собственную верховую лошадь. Таким образом он отметит свое назначение на должность помощника шерифа.

Он покачал головой. Он не верил, что Хэнк Мак-Лиод в самом деле возьмет его. В конце концов шериф знал его с детства и не забыл, в какие неприятности он вечно попадал. В Хоусмтеде было немного людей, которые верили, что Джереми Уэсли уготована другая дорога, кроме дороги в ад. Именно так говорил ему отец...

Милли была одной из немногих, кто верил в него, кто верил, что в нем есть что-то хорошее. Она верила в него до самой смерти...

– Ты хороший человек, Джереми, – повторяла она ему снова и снова. – Не обращай внимания на то, что говорит твой отец. Я знаю – в тебе много хорошего.

Он взял фонарь, вышел из конюшни и через заснеженный двор направился к дому. Закрыв дверь, он прислушался к тишине, нарушаемой только потрескиванием дров в печи.

Когда-то он поверил Милли. Поверил, что он чего-то стоит. Поверил, что может чего-то добиться, кем-то стать. Он верил, потому что она верила Но истина заключалась в том, что единственным его достоинством была Милли.

Он рассеянно посмотрел вокруг – не было никакого смысла в его возвращении... Он опять ошибся.

Сара отодвинула занавески и окинула взглядом залитую лунным светом улицу.

– Как ты думаешь, дедушка, ребенок уже родился? – спросила она.

– Может быть. В этих делах ничего нельзя знать заранее. У твоей мамы это проходило тяжело.

Она отвернулась от окна и поплотнее обернула плечи шалью.

– Какая она была? Дедушка улыбнулся.

– Очень похожа на тебя, принцесса. Она сделала твоего отца безгранично счастливым. Дори всегда говорила, что, когда Том женился на Марии, Бог послал ей вторую дочь, чтобы она ее любила.

– Расскажи мне о ней еще. – Сара опустилась на ковер возле стула и, устремив взгляд на деда, облокотилась на его колени.

Хэнк погладил ее по голове.

– Это был их дом. Твой отец построил его, когда он и Мария впервые сюда приехали. Они хотели, чтобы дом был полон детей, и ужасно огорчались, когда твоя мама теряла ребенка. А потом родилась ты. – Он слегка ущипнул девушку за щеку. – Ты с самого начала обводила нас всех вокруг пальца.

Сара засмеялась, но она знала, что это правда, во всяком случае, что касалось ее дедушки и бабушки. Дорис Мак-Лиод никогда не могла сказать «нет» Саре и ее маленькому братцу, как бы они ни проказничали. А проказ было множество, по крайней мере когда речь шла о Томе. Он был необыкновенно изобретателен в придумывании разных шалостей.

– Из него получится прекрасный врач, правда? – спросила она тихо.

Дедушка ничуть не удивился ходу ее мыслей.

– Да, Том будет прекрасным врачом.

Сара положила голову на колени деда и закрыла глаза. Они долго оставались неподвижны, и лишь треск дров в камине нарушал тишину.

Хлопнула парадная дверь, Сара выпрямилась.

– Он вернулся, – сказала она, поднимаясь на ноги. Том вошел в столовую. Его щеки раскраснелись от мороза, глаза возбужденно блестели.

– Мальчик, – объявил он с гордостью.

– А как Ларк? – спросила Сара.

– Хорошо. Мистер Джонс тоже.

Говоря, он стянул с себя пальто и шапку, потом скрылся в передней и повесил их на вешалку. Вернувшись в столовую, он спросил:

– Кофе готов? Я промерз насквозь.

– Сейчас налью. – Сара направилась на кухню, остановившись на минуту, чтобы поцеловать брата в щеку. – Пойдем со мной. Я хочу услышать все подробности.

Том взглянул на дедушку.

Хэнк махнул рукой, как будто прогоняя надоедливую муху.

– Ступай вместе с сестрой. Я все равно собирался лечь спать. Мы сможем поговорить завтра утром.

Когда Том переступил порог кухни, Сара уже успела налить две чашки кофе и ставила их на стол. Они сели напротив друг друга, и она с улыбкой наблюдала, как он обхватил руками горячую чашку и выпил залпом почти полчашки, прежде чем поставил ее на стол.

– Ну вот, – сказала она, – немного согрелся. А теперь расскажи мне все, что ты сегодня узнал.

– Я думаю, что это неподходящий предмет для обсуждения с незамужней девицей...

Она больно ударила его под столом ногой.

– Ой! – Он наклонился, чтобы потереть ногу.

– Не смей говорить мне такие вещи, Томми Мак-Лиод! – рассердилась она. – Я знаю намного больше, нежели ты думаешь.

– Разве что о бальных залах и английской аристократии, – пробормотал он и усмехнулся. – Если честно, это было самое потрясающее переживание в моей жизни, Сара. Очень тяжело было Ларк... Я хочу сказать, миссис Джонс. Но видеть, как начинается жизнь... – Он умолк.

Взгляд Сары упал на его руки, которые снова обхватили теплую кофейную чашку. Второй раз за эти дни она подумала о его руках, о том, как он будет лечить их друзей и соседей... Комок встал у нее в горле, и на глазах выступили слезы.

– Я так горжусь тобой, Томми, – прошептала она. – Я надеюсь, что ты это знаешь.

– Конечно, знаю, сестренка. А я очень горжусь тобой.

Сара подумала, как ей повезло, что у нее такой брат.

Фанни смотрела, как ее сестра Оупэл наклонилась к подвыпившему мужчине возле бара, открывая ему обширный вид на свой не менее обширный бюст. Ее смех перекрывал звуки пианино, на котором Куинси барабанил веселый, хотя и фальшивый мотив.

Желудок бедной девушки сжала сильнейшая судорога. Она испугалась, что ее вырвет. Повернув голову, она увидела Грейди О’Нила, который, нахмурившись, наблюдал за ней. Грейди был владельцем салуна «Поуни», и это благодаря ему у Фанни было место, где она могла пережить зиму в тепле. Когда ее мама умерла, она не знала, что ей делать, кроме как написать Оупэл. Она не знала, что ее старшая сестра работает в салуне. Впрочем, они никогда не были особенно близки. Когда Оупэл уехала из дома, Фанни было три года, и они были разлучены тринадцать лет.

– Она может здесь остаться, – сказал Грейди, когда Оупэл втащила только что приехавшую в Хоумстед Фанни к нему в контору. – Но она, как и вы все, девочки, должна будет заработать на свое содержание.

– Она ничего не знает о таких вещах, Грейди, – запротестовала Оупэл. – Ты только посмотри на нее. Ты не можешь требовать от нее, чтобы она...

– Она может подавать спиртное и улыбаться. Ничего другого она не должна делать... пока.

Желудок Фанни снова взбунтовался. Желчь подкатила к горлу, из глаз полились слезы, пока она старалась подавить тошноту.

Она не понимала, как Оупэл могла это делать. Каждый вечер ее сестра красилась, надевала вызывающе яркое платье, оставлявшее почти открытыми грудь и ноги, и спускалась вниз флиртовать с мужчинами, которые посещали салун «Поуни». Некоторые из них заканчивали вечер в постели Оупэл. Фанни это знала, потому что ее выгоняли из комнаты, которую она делала с сестрой, и она ждала, когда «гости» уйдут.

В ушах Фанни звенело. Ее бросало то в жар, то в холод, а над верхней губой выступил пот. Ей хотелось лечь в постель, но было похоже, что Оупэл скоро понадобится комната.

Она на секунду закрыла глаза и заставила себя сделать глубокий вздох, надеясь, что это поможет ей подавить тошноту. Грейди сказал, ч го она должна заработать свое содержание. В ее обязанности входило подавать напитки клиентам, улыбаться и носить платье, бесстыдно открывающее ее грудь. Кроме того, Фанни по утрам подметала помещение, мыла стаканы и кружки, и делала все, что Грейди ей приказывал.

– Эй, привет, милочка!

Она открыла глаза и увидела прямо перед собой седовласого мужчину в темном костюме и трикотажном галстуке. Его волосы были гладко зачесаны назад, а борода недавно подстрижена, но, судя по запаху, который от него исходил, он не удосужился пойти в баню, прежде чем надеть костюм. По его глазам было видно, что он уже успел принять изрядную дозу виски, и, глядя на нее, он слегка покачивался.