Рыжая невеста - Осборн Мэгги

— Ты что, собираешься всю дорогу меня опекать, Мисси? — Пич посмотрел на нее внимательно. — Почему ты не намазала лицо тем средством от загара, которое я для тебя приготовил?

— Забыла. Завтра намажусь.

Теперь, когда ей не надо беспокоиться о том, что на озере мало льда, она наслаждалась солнцем и теплым ветерком, дувшим ей в лицо. Было приятно снова услышать, как шумит река, наблюдать за животными, пасущимися вдоль дороги, прислушиваться к звукам человеческих голосов. В данный момент ей с трудом верилось, что единственной целью этого путешествия была месть.

Когда они оседлали лошадей, чтобы снова тронуться в путь, к ней подъехал Таннер.

— Мне кажется, что мы отклонились на милю от основной дороги и начинаем подниматься в сторону Комстока. Этот отрезок пути я мог бы и сам повести.

— Вы правы. — Она глянула на него искоса из-под полей шляпы. Он смотрелся великолепно. Впрочем, он выглядел хорошо, что бы он ни делал — сидел, стоял, ходил. — Но вы не знаете, где надо свернуть на юг, где лучше расположиться лагерем и как найти место для водопоя.

— И тогда я начну оправдывать свои расходы, — поддразнил он ее. Они проехали бок о бок почти милю, когда он наконец заговорил: — Я благодарен вам зато, что вы изменили свое мнение по поводу перевозки золота.

— Я вздрагиваю всякий раз, как о нем подумаю, — призналась она, — но ведь выбора не было. Если бы у меня был отец, я бы сделала то же самое.

Фокс не помнила своего отца, а ей временем из ее памяти стерлись и воспоминания о матери. Остались лишь смутные впечатления, главным образом о больничной палате и страшном горе, от которого у нее перехватывало горло. Но она помнила своего отчима. Его-то она никогда не забудет.

— Ваша мать, верно, умерла, не то похитители забрали бы ее.

— Моя мать умерла вскоре после того, как я появился на свет, — сказал Таннер. — Я ее совсем не помню.

— А ваш отец после ее смерти больше не женился? — Этот вопрос был слишком прямолинейным и скорее всего недозволенным, но она не смогла не задать его.

— Отец женился много лет спустя, но его вторая жена умерла меньше чем через год после свадьбы. Я не был с ней знаком.

— А сколько вам тогда было лет?

Щеки Фокс пылали. Она мысленно приказывала себе перестать задавать личные вопросы, пока он не догадался, что он ее интересует.

— Мне было лет десять или одиннадцать. Я учился в школе на востоке.

У него по крайней мере есть отец. Фокс подумала о том, как это хорошо, когда есть кто-то, кто тебя любит независимо от того, что ты делаешь. У нее был Пич, но она отдала бы все на свете за то, чтобы у нее были также отец и мать.

Когда она повернула голову, то увидела, что Таннер отстал и ехал позади мулов. Ему, видимо, не очень понравились ее вопросы. Вот что делает с человеком школа на востоке — он становится сдержанным, даже скрытным. На западе люди более свободны в общении, они всегда хотят знать, с кем разговаривают, а для этого надо задавать вопросы. А когда они узнают о человеке основное, их беседа становится непринужденной. Может, так, а может быть, ей просто хочется найти оправдание своему любопытству.

Около трех часов дня они въехали в Золотой каньон. Это был один из самых старых городов на территории Невады, расположенный в узкой долине около реки. Постоянный грохот рудника Комсток и отсутствие солнца свели бы Фокс с ума, если бы ей пришлось здесь жить. Хотя солнце стояло еще довольно высоко, весь и без того мрачный город уже был в тени.

Поскольку городская водокачка была главным местом слухов и сплетен, они остановились возле нее, чтобы набрать воды и размять ноги. Фокс воспользовалась случаем, чтобы задать несколько вопросов. То, что она услышала в ответ, ей не понравилось.

Размышляя о новостях, она повела свой караван сначала вдоль главной улицы, а потом мимо нескольких небольших ферм за город и остановилась на самом краю пустыни. Здесь, на берегу реки в небольшой тополиной роще, они разбили лагерь.

Соскочив с мустанга, она сделала несколько приседаний, чувствуя, как одеревенели ноги. Что-то еще будет утром, подумала она.

— Так, теперь давайте устраиваться. — Пич знал, что надо делать. О нем она не беспокоилась. — Разложите свои спальные мешки, потом один должен принести воды, другой — разжечь костер, кто-то — приготовить ужин. Вы, джентльмены, договоритесь между собой, кто что будет делать. Я помогу мистеру Эрнандесу разгрузить мулов и найду все, что нужно для ужина.

Она как раз привязывала свою лошадь к дереву, когда услышала, как Каттер Ханратти прорычал:

— Только попробуйте, мистер, дотронуться до этого мула, и вы мертвец.

Фокс моментально оценила ситуацию. Пич стоял с одной стороны мула, груженного золотом, а Ханратти — с другой, приставив револьвер к груди Пича.

Через секунду Фокс уже стояла между Ханратти и мулом, чувствуя, как в спину ей упираются мешки, а в живот нацелен револьвер Ханратти.

Но она также поняла, что Ханратти почувствовал, как острие ее ножа упирается ему в бок.

— Сейчас же опустите оружие. — Ее голос дрожал от ярости. — Не смейте направлять револьвер ни на кого из членов экспедиции, вы меня поняли?

Чуть нагнувшись, она сильнее нажала на нож, так что Ханратти опустил взгляд и выругался.

— Никто не смеет прикасаться к золоту.

— Мистеру Эрнандесу поручено заботиться о животных, нагружать и разгружать их. — Револьвер не дрогнул в руках Ханратти, но и ее нож — тоже. Они стояли так близко друг к другу, что Фокс увидела мелкие пузырьки слюны в уголках губ охранника.

Он оскалился.

— Таннер не говорил, что никто, кроме мистера Эрнандеса, не должен прикасаться к золоту. Он сказал — никто.

— Я, наверное, был недальновиден. — Рука Таннера опустилась на плечо Ханратти. Он повернул охранника к себе и заставил его опустить руку, державшую револьвер. — Я доверяю мистеру Эрнандесу разгружать золото. И я доверяю всем, кто хотел бы ему помочь. — Его взгляд остановился на Ханратти. — Сейчас же убери оружие, Каттер.

Пич с шумом перевел дыхание и, откинув брезент, взглянул на банковские мешки так, словно ничего не произошло.

— Куда вы хотите, чтобы я их переложил?

— Положите их возле моего спального мешка и прикройте моим седлом.

— Никогда больше не смейте так делать, — сквозь зубы процедила Фокс, обращаясь к Ханратти.

Ханратти отошел и стал картинно прятать револьвер в кобуру.

— Я просто выполнял свою работу. Никто не пострадал. Фокс внимательно посмотрела на его грубое небритое лицо и маленькие глазки.

— А я делала свою, и тоже никто не пострадал. — Но она была не права. Сквозь рубашку чуть повыше пояса у Ханратти выступила капля крови. Все же она его поцарапала. — Простите.

Ханратти вытащил из-за пояса рубашку и удивленно уставился на пятно.

— Черт возьми, — сказал он, обернувшись к Брауну и показывая каплю крови на коже. — Она меня порезала!

— Ты этого не переживешь, — ухмыльнулся Браун. Оба охранника посмотрели на Фокс так, будто видели ее в первый раз. — Мэм, это был самый смелый и самый глупый поступок, который мне когда-либо приходилось видеть. Вы знаете, сколько человек застрелил на своем веку Ханратти?

— А мне на это наплевать! — отрезала Фокс. — Только бы он не застрелил кого-нибудь из нашей компании.

Они продолжали смотреть на нее так, словно она стала на фут выше ростом.

— Так кто из вас будет сегодня готовить ужин? Пусть поторопится.

— Похоже, поваром будешь ты, Джубал. Я не могу. Я раненый.

У них ушло на сорок пять минут больше, чем следовало, на то, чтобы устроиться лагерем, сварить кофе и поджарить мясо — для ужина. Фокс это не расстроило. Через несколько дней они привыкнут и будут все делать быстрее и лучше.

Фокс вымыла тарелки в реке и оставила их у костра до утра. Как во всяком хорошем лагере, кофейник был оставлен на углях, а свою кружку каждый оставлял при себе. Ей понравилось, что никто из мужчин не достал из своей сумки бутылку виски. Если у них и была бутылка, они, видимо, сохраняли ее для особого случая. Фокс посчитала, что это было хорошим предзнаменованием.