Ульяна Соболева
Небо ледяное
Глава 1
«Снег может скрыть следы, но он не способен стереть путь, что ведёт тебя к самому себе.»
Клэр стояла в просторной прихожей их дома, которая скорее напоминала фойе роскошного отеля. Полы из мрамора сияли в свете кристальных люстр, идеально натёртые до такой степени, что на них можно было увидеть собственное отражение. Все вокруг дышало богатством: картины в массивных золотых рамах, свежие орхидеи на столике, огромные окна, которые выходили на идеально ухоженный сад. И в этом ледяном великолепии она чувствовала себя маленькой, чужой, ненужной.
Она инстинктивно положила руку на живот, защищая того, кто был единственным источником тепла и надежды в её жизни. Тридцать шесть недель ожидания. Она была на тридцать шестой неделе беременности, и каждый день её ребёнок напоминал ей, что она живёт не только для себя. Но даже это чудо, растущее внутри неё, не казалось важным для человека, который стоял перед ней.
Джон – высокий, подтянутый, безукоризненно одетый – стоял напротив неё. Его серый костюм сидел идеально, словно его сошили по приказу самого Бога. Каждый миллиметр его внешности кричал о статусе, успехе, власти. Но Клэр знала: под этим идеальным фасадом не было ничего настоящего. Ни тепла. Ни любви. Только холодный расчет.
– Ты уверена, что хочешь лететь? – спросил Джон, даже не подняв на неё глаз. Он скользнул взглядом по экрану телефона, а его пальцы лихорадочно набирали сообщение.
Она хотела закричать: "Посмотри на меня! Посмотри, чёрт тебя побери, как на живого человека, а не как на часть своей коллекции!" Но вместо этого она просто сжала зубы.
– Да, я лечу.
– Ну, хорошо, – его голос был деловитым, сухим, как будто она попросила разрешения взять машину, а не улететь на другой конец страны. – Я организовал для тебя первый класс. Постарайся расслабиться, отдохнуть.
Первый класс. Вот он, его способ показать "заботу". Не тепло, не поддержка, не слова, которые могли бы согреть её. Нет, только деньги. Для Джона всё решали деньги. От них, как от универсального инструмента, он ждал, что они заменят и любовь, и внимание, и сочувствие.
Она перевела взгляд на свой живот. Их ребёнок. Их сын. Разве это не должно было что-то изменить? Она не просила у Джона многого. Она хотела, чтобы он смотрел на неё с любовью, как когда-то. Чтобы он хотя бы притронулся к её животу, почувствовал шевеление их ребёнка. Но Джон этого не делал.
Он ни разу не положил руку на её живот. Ни разу не задал вопрос о том, как она себя чувствует. Для него она была "функцией": идеальная жена, которая обеспечит ему наследника и сохранит статус-кво.
– Спасибо, – коротко ответила она.
Но в её голосе не было благодарности. Только сухость и усталость. Джон этого даже не заметил. Он снова уткнулся в телефон, поглощённый своими важными делами.
Как же так? Как ты, Джон, мог стать таким? – думала она.
Они ведь когда-то были другими. Были вечера, когда они смеялись, пили вино на террасе, говорили обо всем и ни о чём. Когда он смотрел на неё так, словно она была центром его вселенной. Но всё это растворилось. Он стал холодным, как этот дом. А она стала лишней в его мире – красивым, но ненужным украшением.
Её взгляд упал на чемодан у двери. Чёрный, кожаный, безупречно дорогой. Он выглядел так, будто принадлежал не ей, а какой-то другой, идеально пдстроенной к этому миру женщине.
Она хотела сказать ему: "Джон, что с нами случилось? Почему я больше не чувствую себя живой рядом с тобой? Почему я тону в этой роскоши, будто это вода, которая затягивает меня на дно?"
Но она не сказала ничего. Потому что знала: он не услышит. Он никогда не слышал.
Джон поднял на неё глаза только тогда, когда курьер с её билетом вошёл в прихожую. На его лице появилось нечто вроде улыбки – лёгкий, автоматический изгиб губ, который казался больше обязательством, чем настоящим чувством.
– Ладно, Клэр. Хорошо слетать. И позвони, как приедешь, – сказал он, вновь уткнувшись в телефон.
Он даже не подошёл к ней. Не обнял. Даже не притронулся.
Она почувствовала, как внутри что-то обрушивается. Нет, не сразу. Это было медленное, тягучее разрушение, которое длилось годами. Сначала упали маленькие кирпичики. Потом стены начали трещать. А теперь рухнула крыша, оставляя её одну под холодным открытым небом их брака.
Когда дверь за курьером закрылась, она резко повернулась к Джону.
– Знаешь, – её голос был тихим, но острым, как нож. – Тебе даже не интересно, зачем я лечу, да?
Он поднял голову, будто удивлённый, что она заговорила. Но её слова не вызвали в его глазах ничего, кроме лёгкой досады.
– Ты хотела повидаться с родителями. Всё логично. Я думаю, это пойдёт тебе на пользу.
Пойдёт ей на пользу. Как будто она была проектом, который нужно настроить. Как будто её эмоции – это система, которую можно починить.
– Да, конечно, – коротко ответила она, поднимая чемодан.
Она знала, что больше не скажет ему ничего. Потому что всё, что она скажет, будет встречено той же ледяной стеной. С ним говорить бесполезно.
Но, уходя, она подумала про себя: "Когда я вернусь, Джон, этой Клэр, которую ты знаешь, больше не будет. И, возможно, я больше никогда не вернусь."
И с этой мыслью она шагнула за порог дома, который давно уже перестал быть домом.
Клэр сидела в кожаном кресле частного самолёта, поглаживая рукой округлый живот. Каждый день ребёнок напоминал ей о своей маленькой жизни: лёгкими толчками, движениями, которые вызывали улыбку, и одновременно напоминали о том, как она ужасно одинока.
Всё вокруг кричало о роскоши. Идеальная обивка кресел. Тёмное дерево отделки. Бокал с шампанским, который ей любезно предложил бортпроводник, хоть она сразу отказалась. Даже воздух казался фильтрованным, безупречным. Здесь не было ни единой царапины, ни следа человеческой слабости. Как и в её жизни.
Первый класс. Забота Джона.
Его слова всё ещё крутились в её голове, острыми осколками впиваясь в её мысли. Забота. Он так это назвал. Первый класс, самолёт, бокал чёртового шампанского – вот и всё, что он мог предложить. Ни объятий, ни слов напутствия, ни прикосновения к её животу.
Она посмотрела в иллюминатор. Город уплывал куда-то вниз, а вместе с ним – её жизнь. Дом, который давно перестал быть домом. Муж, который давно перестал быть мужем.
– Мэм, вам удобно? – вежливый голос бортпроводника заставил её вздрогнуть.
– Да, всё прекрасно, спасибо, – ответила она с натянутой улыбкой. Она всегда умела казаться идеальной. Это было её ролью.
Но внутри всё кипело.
"Ты никогда не спрашивал, как я себя чувствую, Джон. Ты даже не потрудился узнать, как я справляюсь с этой беременностью. Ты просто купил мне билет и посчитал, что на этом всё кончено. Я не твоя кукла, не твоя витрина, Джон. Я человек. Чёрт побери, я человек."
Она положила руку на живот. Малыш шевельнулся, как будто чувствовал её гнев.
"Ничего, мой хороший," – подумала она, – "у нас с тобой всё будет иначе. Я сделаю всё, чтобы ты никогда не чувствовал себя таким одиноким, как я."
Клэр глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Её взгляд начал блуждать по салону. Другие пассажиры – всего несколько человек – сидели в креслах, погружённые в свои дела. В руках у кого-то планшеты, у кого-то бокалы. Все выглядели идеально. Каждый из них был частью этого стерильного мира, где всё куплено, всё подогнано, всё безупречно.
Кроме одного.
Её взгляд остановился на мужчине, сидящем чуть поодаль, ближе к хвосту самолёта. Он сразу бросался в глаза своей резкостью. Казалось, он совершенно не вписывался в это окружение.
Грубые черты лица. Жёсткая линия скул. Небритый, словно не удосужился подготовиться к такой "престижной" поездке. Его куртка выглядела поношенной, помятой, словно он больше привык сидеть в кабине грузовика, чем в кожаном кресле частного рейса.
