По соседству с бывшим мужем - Горская Саяна

– Аривидерчи! – Зло улыбается мне в лицо и возвращается за руль.

Автомобиль с визгом трогается с места, горящие фары растворяются в серой пелене дождя.

– Постойте! Сумка! Моя сумка! – Пробегаю за машиной пару метров, но та и не думает сбавлять скорости.

Чудесно!

До дома шлёпать и шлёпать…

Стою посреди дороги. Без пальто. Без сумки и телефона. Зато с чётким ощущением, что сегодняшний день решил окончательно меня добить.

Отчаянно хочется немного поплакать, прямо как в кино, однако я выпрямляю спину, втягиваю холодный воздух и прищуриваюсь, мысленно прокладывая в голове путь до дома.

– Только не реви, Синичкина, – шепчу себе. – Всё хорошо. Дойдём.

Делаю решительный шаг вперёд.

Глава 14

Агата.

На бодрый марш меня хватает минут на тридцать.

До дома ещё пять кварталов. Зубы отстукивают чечётку, тело покрылось мелкими мурашками. Я вымотана непрекращающимся дождём и собственными мыслями, что крутятся в голове заевшей пластинкой.

У Журавлёва роман.

И с кем? С длинноногой красоткой, словно сбежавшей со страниц глянцевого журнала. Самое грустное, что они очень подходят друг другу.

Она статная, грациозная, изящная, полная какого-то благородства и породистости.

А я совсем-совсем не такая. Я Агата Синичкина. Женщина, что путает направления, врезается в стеклянные витрины и вечно попадает в нелепые ситуации, вот как эта, к примеру.

Ну не могла ты что ли прикусить свой длинный язык и добавить жадному таксисту на чай? Да, незаслуженно. Да, это был шантаж и вымогательство, и в конечном итоге таксист оказался настоящим свином, но не вредничай ты, уже отмокала бы дома в пенной ванне.

При мысли о горячей воде, окутывающей тело, колени подкашиваются. На глазах выступают слёзы обиды.

Вечер, который должен был знаменовать мой триумф, стал вечером унижения и переосмысления той точки, в которой я нахожусь.

Думала ли я, что к тридцати трём годам у меня не будет ни семьи, ни детей? Кошка, и та не моя…

Нет. Я была уверена, что мы с Маратом обзаведёмся сначала лапочкой-дочкой, а потом и сыночком. Купим большой просторный дом за городом, возьмём какого-нибудь лентяя-кота британской породы для полного счастья. Вместе состаримся и скукожимся, по утрам на веранде будем пить кофе из кружечек с сердечками, а по вечерам, сидя в уютной гостиной, будем рассказывать внукам истории из нашей молодости.

Грандиозные были планы на будущее.

Они рухнули не в один день. Они разрушались медленно, как башня в игре «Дженга». Мы с Маратом медленно и методично вытаскивали бруски, лишая нашу семью основания и опоры. Оставили её без устойчивости. Хватило одного неосторожного дуновения ветерка, чтобы эта конструкция обрушилась в один прекрасный момент.

А теперь вот…

У Марата роман, а у меня…

Заставляю себя не думать об этом больше, потому что это лишь провоцирует неуместную сейчас жалость. А мне нельзя себя жалеть, пока до дома не доберусь – рискую совсем раскваситься и лечь прямо на асфальт, умирать под холодным дождём.

«Соберись, Агата! Ты сильная! Ты справишься!» – повторяю себе, как мантру.

И мантра работает.

Ровно до тех пор, пока каблук моей туфли не проваливается в канализационную решетку, и не застревает там.

– Чёрт… – Шепчу через плотно сжатые зубы и дёргаю туфлю на себя.

Застряла конкретно.

– Вылезай же ты, дурацкая хреновина! – Снова дёргаю, приложив все оставшиеся силы и…

Победа!

Туфля у меня в руках. Однако, уже без каблука.

Мои любимые… Дизайнерские… Дорогущие! Помню, как откладывала деньги на эти туфли. Покупка была не блажью, а заслуженной наградой за старания, упорство и трудолюбие.

И это становится последней каплей…

Прижав раненую туфлю к груди, вою белугой. Редкие прохожие отшатываются и рассыпаются в стороны, но мне совершенно наплевать на то, как я выгляжу сейчас.

А выгляжу я, должно быть, как настоящая городская сумасшедшая.

– Да почему? Почему? Почему?! – Воздаю взгляд к небесам. – Чего ты хочешь от меня?! Чтобы я сдалась?! Я сдаюсь, слышишь? Сдаюсь!

Тугие дождевые капли лупят в лицо, больно припечатывают к коже. Ступня мёрзнет, и я поджимаю озябшие пальцы на ноге.

– Сдаюсь… – утыкаюсь лицом в свободную ладонь, размазывая остатки туши, смешанные со слезами. – Хватит дождя… Я сдаюсь.

И небо, будто услышав мои просьбы и мольбы, решает сжалиться – дождь перестаёт барабанить по моим плечам и макушке.

Убираю ладонь и задираю голову вверх, но взглядом упираюсь не в небо, а в чёрный зонт, раскрытый надо мной.

Медленно поворачиваюсь.

Глава 15

Агата.

Зависаю на долгие секунды.

– Так и будем стоять? – Марат недовольно поджимает губы. – Не май месяц.

Не могу заставить себя пошевелиться. Меньше всего я ожидала увидеть сейчас его!

А ведь он видел, как я унизительно рыдала, прижимая к себе туфлю, как нечто драгоценное. И слышал наверняка, как возносила молитвы отчаяния, адресованные кому-то сверху.

Шмыгаю носом.

– Ты что здесь делаешь?

– У меня тот же вопрос к тебе, – хмурая складка залегает между его бровей. – Пневмонию захотела? Острых ощущений не хватает? Могла бы просто постучаться в мою дверь, я бы тебе такие американские горки устроил, что за жизнь не забудешь! Ты посмотри на себя!

– А что? – Опускаю взгляд вниз.

Марат делает то же самое, жадно впиваясь глазами в чётко очерченные формы моего тела. Мокрое платье так прилипло, что буквально превратилось во вторую кожу.

Об этом я как-то не подумала…

– Столько извращенцев вокруг! Людей похищают, Агата! Женщин насилуют! А ты позволяешь себе вот такие выкрутасы!

– Я гуляла! – Вздёргиваю подбородок гордо.

– Вот и дура! – Стучит кулаком по своей черепушке. – Как знал, что нужно было машину брать.

– Ты меня искал?

– Нет! – Рявкает. – Делать мне больше нечего! Но скажи спасибо, что я случайно тебя нашёл!

Он качает головой так, словно перед ним стоит неразумный ребёнок, требующий как минимум порки. Впихивает в мои онемевшие от холода пальцы зонт и стягивает с себя плотный пиджак. Накидывает на мои плечи.

Пиджак тоже мокрый, но согрет изнутри теплом его тела. Приятно и хорошо становится, и от тяжёлого кайфа я готова прямо тут завалиться, лишь бы не тащиться больше никуда.

Марат с неудовлетворением разглядывает моё лицо. Выдёргивает туфлю из моих рук и присаживается, помогая надеть.

– Губы синие. Сама белая. Босиком. Почти голая. Агата, у тебя мозг есть?

– Есть…

– Почему не пользуешься?!

– Я, вообще-то, хотела…

– Хотела она, – перебивает и резко подхватывает меня на руки.

Взвизгиваю от неожиданности.

– Марат, поставь! Я сама могу!

– Может она… Зонт держи. И молчи, Синичкина, – зло цедит через сжатые зубы. – Я сейчас такой неадекват, что лучше молчи.

И я молчу.

Сначала напрягаюсь инстинктивно как кошка, схваченная за загривок. Моё тело сопротивляется, но не от страха, а от ностальгического, острого чувства, что всё это уже было с нами, только в несколько ином антураже.

Тогда он носил меня на руках только с улыбкой на лице.

Сейчас же его губы сжаты в суровую линию, красноречиво определяющую мысли, что крутятся в его голове.

Терпкий мужской запах забивается в ноздри. Я без труда различаю в нём оттенки сандала с горечью свежего табака и дождя.

Марат перехватывает меня поудобней, ещё тесней прижимает к своей груди. Чувствую себя совсем хрупкой и уязвимой в его сильных руках.

Непослушные, негнущиеся от холода пальцы ищут тепла и ложатся на шею Марата сами. Плотно прилипают к его горячей коже.

Он всегда горячий, как доменная печь.

Я – холодная. У меня вечно ледяные руки и ноги. Помню, Марат говорил, что я лягушонок, и позволял мне греться от себя.

Вот как сейчас.