— А если к вам?
— У меня же мама. Болеет.
Вера выбрала тактику мелкого фола. Соблазняла походя и ненавязчиво: опиралась на его руку в транспорте, смотрела жарко в глаза, целовала при встрече и расставании, прижимаясь максимально недвусмысленно. Олег Петрович плыл, но на экстремальное сближение не соглашался. Конечно, если он дожил до тридцати лет девственником, то так просто не дастся.
Однажды Вера похвасталась:
— Я наконец собрала тысячу евро, — она похлопала по своему рюкзачку, где лежал бумажник и загранпаспорт. — Некоторые клиенты наличкой расплачиваются, много неучтёнки. Завтра отнесу деньги в банк и выкуплю забронированные билеты. Полечу лоукостом через Осло, так дешевле.
Олег Петрович вздохнул как-то порывисто, словно у него кольнуло в сердце, и сказал:
— Что ж, пришла пора действовать, да?
— Да! — расплылась Вера. — Через неделю я стану самым знаменитым фотографом в мире! Вы будете мной гордиться! На церемонии вручения нобелевки я упомяну вас в благодарственной речи и, конечно, подарю фотоальбом. С автографом!
— Буду счастлив. Кстати... то предложение ещё в силе?
Вера обмерла. Она сразу догадалась, о чём речь. Перегнулась через стол, заглядывая в смущённое лицо:
— Олежек Петрович! Милый! Я вам тоже нравлюсь, да?
— Диктуйте адрес. Я приеду вечером.
Ох, как мнообещающе это прозвучало!
***
Вера впервые за лето отскрёбла комнату до блеска. Собрала и вынесла пустые коробочки из-под конфет, суши и китайской лапши, убрала разбросанные платья и бельё. Сдвинула к одной стене стойки с отражателями, у другой стены положила на пол матрас. На раскладушке-то неудобно будет, Олег Петрович крупный. Застелила матрас новым икеевским бельём, гладким и прохладным — не пожалела полторы тысячи рублей для создания постельного уюта. Сверху бросила белую оленью шкуру на малиновом подкладе, получилось по-скандинавски стильно.
Под подушку засунула упаковку презервативов: если у Олега Петровича это первый раз, вряд ли он позаботится. Наверное, так волнуется, что имя своё забыл. Вера хихикнула, вспомнив свой первый раз. Также она купила бутылку вина — не самого дешёвого, но со скидкой. Купила винограда, спелых персиков и, на всякий случай, говяжьих сарделек. У Олега Петровича здоровый аппетит. Если он и трахается, как ест...
Он пришёл, когда стемнело. Сгорбившись, шастнул по коридору в комнату, словно боялся, что его увидят. В мастерской он огляделся, увидел ложе страсти, вино и фрукты на подносе и нервно затрещал пальцами.
Вера сказала:
— Вы самый интересный, талантливый и увлечённый человек, которого я встречала. Вы понравились мне с первой встречи, но это ни к чему не обязывает. Мы можем прекрасно провести вечер и лечь спать как брат с сестрой.
— У меня нет сестры.
— Оу... ну, как брат с братом. У вас есть брат?
— Если позволите, я схожу в ванную комнату.
— Конечно-конечно. Я вам покажу, чтоб вы не заблудились.
— Надеюсь, вы не возражаете, если я надену свою любимую пижаму? Мне так будет комфортнее.
У Веры защемило в груди. Бедный Олег Петрович. Нервничает, наверное, до потери пульса. Для учёного сухаря, интроверта и закоренелого девственника прийти в гости к женщине, должно быть, чрезвычайное жизненное событие.
Пока Олег Петрович отсутствовал, Вера уселась на постель и отщипнула виноградинку. Слабый вечерний свет проникал сквозь жалюзи и расчерчивал комнату полосами. За окном шумели машины, доносились обрывки смеха и разговоров.
Когда Вера устала ждать и начала волноваться, в комнату вошёл Олег Петрович. На нём была голубая фланелевая пижама, застёгнутая под горло. Длинные рукава ниспадали до костяшек, широкие штаны скрывали форму ног. На носу поблёскивали очки с треснутым стеклом. Вера обняла Олега Петровича, согревая своим теплом, вливая в него решимость. Потом осторожно сняла очки и поцеловала растерянное лицо. Коснулась поджатых губ.
— Какой вы удивительный, Олег Петрович, совершенно не такой как все, — шепнула Вера и потрогала за фланелевые яйца. — Снимете штаны?
— Нет.
Абсолютно чокнутый профессор. Эталонный образец.
— Ладно, — не стала спорить Вера.
Она увлекла Олега Петровича на шкуру. Олег Петрович вздрагивал и даже постанывал, но выставлял перед собой растопыренные пальцы, как противотанковые ежи. Это мешало его ощупывать. О том, чтобы снять или хотя бы расстегнуть пижаму, не было и речи. Тогда Вера разделась первой и заметила, что Олег Петрович не отрывает от неё глаз. Наверное, впервые в жизни увидел грудь. Вера легонько покачала ею из стороны в сторону, наслаждаясь производимым эффектом. На щеках доцента выступили алые пятна, он выглядел как мужчина на грани оргазма.
— А вы раздеться не хотите? Тут жарко, да и неудобно в пижаме.
— Нет.
— А... как?
Олег Петрович скупо приоткрыл разрез на штанах и выпустил на волю головку. Фантастический вид открылся Вере. Гладкая, глянцевая, влажно поблёскивающая головка покорила её с первого взгляда. Судя по её размерам, всё остальное тоже было в порядке. Зачем он скрывает такое сокровище? Стесняется? Боится её испугать? Не в силах отказать себе в удовольствии, Вера взялась за головку двумя пальцами и пощекотала под уздечкой. Из Олега Петровича вырвался хриплый рык, и Вера поняла, что он на пределе.
Пьяная от желания, она попробовала стащить пижаму. Хочется же и тело мужское потрогать. Хотя бы увидеть! Но Олег Петрович намертво вцепился в штаны и курточку, словно головка — это единственное, что он мог предложить миру. Может, у него тело уродливое? Может, запущенный сколиоз, пупочная грыжа или третий сосок на груди?
