Не лучше ли объясниться? - Лэм Шарлотта

— Понятия не имел, что она хорошо шьет. — Впрочем, что он знает о матери? Ее жизнь совершенно ему неизвестна. Они чужие люди. Как она могла ожидать другого отношения спустя столько лет?

— Она шьет на нашей старой машинке. Вообще чудо, что эта штука работает. Она сто лет пролежала на чердаке, но Джо — волшебник во всем, что касается техники. Он смазал ее и настроил, и с тех пор ваша мать шьет для всех. Кажется, она получает от этого удовольствие. Она не может долго быть на ногах из-за артрита. Ей приходится работать медленно, потому что руки часто распухают, но мне кажется, что работа идет на пользу ее суставам. К тому же она чувствует себя лучше, когда занята, а не просто сидит в кресле, читая или глядя в телевизор.

Я поддерживаю все хобби моих подопечных: рисование или работу на огороде. А еще они делают домашнее вино. Им нравится работать и чувствовать себя независимыми. Приятно пообщаться с людьми, но иногда каждому нужно побыть в одиночестве.

— А вы? Сколько у вас времени на одиночество?

Она состроила рожицу и рассмеялась.

— Не много.

Они вошли в столовую, и все присутствующие подняли головы и улыбнулись, приветствуя их. Джеймс улыбнулся в ответ и сказал:

— Добрый всем вечер. — Он очень хорошо помнил, как покинул этот дом в прошлый раз. Разумеется, все знали и говорили о том, как он ушел, хлопнув дверью.

Но все улыбались вполне дружелюбно и хором ответили: «Здравствуйте!»

Дети не сидели за столом; они столпились вокруг птичьей клетки на старой дубовой тумбочке. Канарейки весело пели, и, к ужасу Джеймса, из их клетки во все стороны летела шелуха.

— Надеюсь, птицы не будут слишком вам досаждать, — неловко обратился он к Пейшенс.

— Они очаровательны — правда? — Она улыбнулась всем, сидящим за столом, и старики закивали.

— Очень милые, — сказала одна из пожилых леди. — И мне очень нравится слушать, как они поют, от этого в доме веселее.

— У меня в комнате есть пара попугайчиков, — сказала Лавиния. — Вы должны их послушать! Тараторят без умолку, правда, не все, что они говорят, подходит для приличной компании.

— Можно говорить с птицами, а можно и с рыбами, — сказал Джо.

— Я могу, — сказал Тоби.

— И что они отвечают? — подначил Джо.

— Конечно, они не говорят, но всегда подплывают и смотрят на меня, — возразил Тоби.

— Еще бы. Как не посмотреть на придурка. А ты и есть придурок. Разговаривать с рыбами!

— Вы сидите рядом со мной, — позвала Эмми, и Джеймс протиснулся на другую сторону стола к свободному стулу. Только устроившись там, он осознал, что сидит рядом с матерью.

Он вспыхнул, когда она сказала:

— Спасибо, что пришел, Джеймс. Я боялась, что не придешь.

Он не знал, что сказать в ответ, но, к счастью, вспомнил о коробках и поставил перед ней ту, что была перевязана зеленой лентой.

— С днем рождения.

Все замолчали, наблюдая. Порозовевшая от смущения Рут Ормонд начала возиться с коробкой, и Джеймс наконец заметил, как распухли от артрита ее суставы. В прошлый раз он увидел только, что на руках больше нет колец.

— Позвольте мне, — сказал он, отбирая коробку, и распаковал ее, прежде чем вернуть.

Первым она достала флакон духов. В глазах, поднятых к сыну, блестели слезы.

— Ты помнишь мои любимые духи! Сколько лет уже я ими не душилась! Я не могла позволить себе такую роскошь.

Он опешил; ведь он же слышал этот запах в ее комнате. Неужели ему показалось?

Она попыталась открыть коробку, и Джеймс помог ей, достал духи, освободил с некоторым усилием пробку и внимательно смотрел, как она наносит духи за ушами и на запястья. Запах проник в его ноздри, и он чуть слышно вздохнул. Да, именно этот запах он слышал в ее комнате в прошлый раз. Как интересно устроен человеческий мозг! Память и воображение объединились, и он искренне верил, что в комнате пахнет духами, которыми всегда пользовалась мать во времена его детства…

— В коробке есть еще что-то, — напомнила Эмми, заглянув внутрь.

Джеймс развернул шарф, и девочка задохнулась от восторга.

— Ой, как здорово!

Лицо Рут Ормонд сияло. Она пропустила тонкий шелк шарфа меж узловатых пальцев, поднесла к щеке.

— Как мило. Обожаю этот цвет. Я надену.

Джеймс встал, взял из рук матери шарф и набросил ей на плечи.

— Спасибо, Джеймс. Я в восторге от обоих подарков.

— Ах да, я забыл об открытке, — сказал он, подавая ей карточку, и сел, наблюдая, как Рут открывает ее, рассматривает картинку и читает.

Эмми не отрываясь смотрела на вторую стоящую перед ним коробку.

— А это для кого?

Чувствуя всеобщее внимание, Джеймс откашлялся.

— Ах да. Я забыл. — Он посмотрел через стол на Пейшенс. — С днем рождения. — И подвинул коробку к ней.

Она явно удивилась.

— О, зачем? Не стоило утруждаться. То есть спасибо…

Ему было приятно, что удалось застать ее врасплох и лишить обычной самоуверенности. До сих пор все происходило наоборот, и Джеймс был рад поменяться ролями.

— Открывай, Пейшенс, — торопила Эмми. Девушка аккуратно распаковала коробку, достала духи и впилась в них глазами.

— Господи!

— Такие же, как у Рут! — Эмми не упустила случай отметить очевидное.

Джеймс вспыхнул.

— Боюсь, у меня не слишком богатое воображение. Если вам не нравится, я могу в любой момент отвезти в магазин и обменять, если вы предпочитаете другие духи.

Она вытащила пробку из флакона и, прикрыв глаза, вдохнула запах.

— Мм, божественно. — Она улыбнулась, сияя карими глазами. — У меня никогда еще не было французских духов. Для меня это слишком дорого. Спасибо вам, изумительно!

— И шарф для вас тоже есть, — признался он. — Для вас я выбрал розовый. Я же говорил, что воображение у меня небогатое. — Тут его глаза остановились на огненно-рыжих волосах. Может быть, надо было подарить розовый матери, а зеленый — Пейшенс?

— Какой роскошный цвет! Вы умница, Джеймс. Как вы догадались? Я обожаю розовый, но никогда не решалась носить. Считается, что к рыжим волосам не идет розовое, поэтому мне никогда его не покупали, а сама я редко позволяю себе такие красивые вещи. — Она неуверенно посмотрела на свое зелено-синее платье. — Как вы думаете, можно надеть его с этим платьем?

Эмми испустила завистливый вздох.

— Конечно, можно. Будет словно розовые лепестки на зеленом стебле. Как здорово!

Пейшенс дважды обвила шею шарфом и спустила концы за спину.

— Как я выгляжу, Эм?

— Здорово!

— Честно?

— Хочешь, сердце перекрещу? Пусть говорят что угодно; а мне нравится розовое к рыжим волосам.

— Мне тоже.

Они смотрели друг на друга через стол — сестры в полном смысле этого слова, ребенок и юная женщина, объединенные серьезным обсуждением одной из очень важных в их жизни вещей.

Пейшенс посмотрела на Джеймса.

— А вы как думаете?

— Выглядите чудесно, — сказал он и испугался, что голос выдаст чувства, всякий раз возникающие в нем при взгляде на этот большой, теплый, зовущий розовый рот.

Под его взглядом губы изогнулись в улыбке, и Джеймс смотрел на нее, как смотрят на восход солнца, вспоминая вкус этих мягких губ.

— Мы когда-нибудь будем есть? — проворчал Том.

— Да, я умираю с голоду, — не менее сварливо поддержал Джо.

— Можете произнести молитву, Джо, — озорно улыбнувшись, предложила Пейшенс.

— Я? С чего это я? Ты должна, это твой день рождения. Или Рут. — Судя по выражению лица, Джо был настроен воинственно и не собирался сдаваться.

Рут Ормонд произнесла молитву, прежде чем Пейшенс успела вступить в спор, и все придвинули тарелки, наполненные крошечными треугольными тартинками с огурцами, помидорами и ломтиками сыра.

— Тоже мне сандвич! Раз укусишь, и нет его, — бубнил Джо, засовывая в рот по три штуки зараз.

— Это только закуска, мы еще не принесли основные блюда. — Обиженная Лавиния поспешила на кухню.

Она принесла горячие масленые лепешки и булочки — по две на каждого. Правда, Том съел три, но Эмми осилила только одну, так что обошлось.