Непрожитая жизнь - Шамшина Евгения

Всё изменится в одну секунду.

2

– Останови машину! – скомандовал мужчина, обращаясь к водителю, который реагировал молниеносно и уже аккуратно парковался на обочине, не задавая никаких вопросов.

Мужчина внимательно смотрел сквозь тонированное стекло. Его пульс участился, достигая критических показателей. Моментально бросило в жар. Ослабил воротник рубашки, который превратился в удавку. Ему хотелось вдохнуть свежего воздуха, но открыть окно, казалось, будет самой провальной ошибкой. В голове друг за другом проносились лихорадочные мысли: «Это не может быть она! Не она! Не может быть! Этого не может быть!». Он боялся упустить этот образ, прильнув к окну автомобиля. Водитель внимательно посмотрел на него, после чего перевёл любопытный взгляд на предмет наблюдения. Он по-прежнему не задавал никаких вопросов.

Кира спустилась с высокого крыльца сетевого супермаркета, держа в руке небольшой пакет с продуктами, поправляя лямку сумки, которая всё время сползала с плеча. Могла ли она что-то подозревать? На секунду остановилась, оглядываясь по сторонам. Для мужчины, наблюдавшего за ней, все её движения замедлялись, словно при покадровой съёмке. Ему хотелось, чтобы время остановилось. Девушка медленно пошла вперёд по тротуару. Навстречу ей пробежали двое мальчишек, смешно бранясь и в шутку толкая друг друга. Она посмотрела им вслед, улыбаясь. Сердце мужчины в машине громко ухнуло и провалилось куда-то вниз, на доли секунды перестав биться. К горлу подступила удушливая волна, голова закружилась, вокруг поплыл неплотный туман. Мысли теперь скакали словно маленькие кролики. Он открыл дверцу и практически вывалился на тротуар, не выпуская девушку из виду. Кира уже переходила дорогу, теряясь в толпе прохожих, спешивших по своим домам после тяжёлого трудового дня. Мужчине так отчаянно захотелось прокричать её имя, но приступ дурноты не дал ему произнести ни звука, и более того, он совершенно точно знал, что это не Она. Не та, которую он видит ночами, о которой он мечтает всю свою жизнь и никогда не сможет забыть.

Водитель помог ему сесть на заднее сиденье, закрыв за ним дверцу. Мужчина был подавлен. Расстегнул все верхние пуговицы рубашки и, открыв бутылку воды, жадно отпил несколько глотков.

– Едем? – уточнил водитель.

– Едем, – хрипло ответил он.

Неуверенными шагами переступил порог своего дома. Поднимался в кабинет. Лихорадочно, дрожащими руками что-то искал в шкафу, выбрасывая книги, ещё какие-то мелочи прямо на пол. Небольшая потрёпанная шкатулка. Он коснулся её кончиками пальцев, по руке словно скользнул электрический разряд. Машинально отдёрнул руку. После чего медленно достал вещицу, покрутив её в руках. Постарался припомнить, как давно он её не касался. По телу скользнули мурашки, а в горле застыли непрошенные слёзы, такие неуместные. Открыл шкатулку. В ней лежал небольшой локон волос, перевязанный тоненькой алой лентой, которая выцвела от времени, как и сами волосы. Мужчина бережно скользнул по ним пальцем, после чего аккуратно подцепил золотую цепочку. Теперь она лежала в его ладони, такая холодная, он невольно передёрнулся, так и не поняв: от холода или от нахлынувших воспоминаний. На ней был кулон Богородицы и два кольца. Одно сейчас казалось совсем крошечным, а второе заметно больше – его кольцо.

Сердце мужчины так болезненно сжалось, стало трудно дышать. Закрыл глаза, сжимая в руке цепочку. А перед глазами всё в той же замедленной съёмке он видел её (Киру) там, на улице, так близко, что при желании мог бы коснуться её и обнять, обнять так крепко, чтобы никогда больше не отпустить. Эти картинки плавно перемешивались с блёклыми кадрами далёкого прошлого. Он осел на пол, отпуская шкатулку из рук. На дне её покоился маленький оборванный и очень потрёпанный снимок девушки, который никто сейчас не смог бы разглядеть.

Кира не могла даже помыслить, что отныне её судьба уже была предрешена. И счёт пошёл на дни.

Если бы нам представилась возможность посмотреть на свою жизнь со стороны, так, словно кто-то снял о нас фильм с нами же в главной роли, мы очень удивились бы, осознав, сколько деталей упускаем, сконцентрировавшись на чём-то столь жалко-мелочном…

3

Водитель помог обмякшему мужчине подняться, усадив в удобное кресло. Налил в бокал добрую порцию янтарной жидкости и наблюдал, как тот нехотя пригубил.

– Как? – спросил водитель, спрашивая о состоянии.

– Нормально, – с неохотой отозвался в ответ, махнув стаканом, словно салютуя. – Спасибо, Лёш.

Мужчина прищурился, чуть склонив голову, ничего не ответив.

Внешность водителя устрашала. Огромный рост составлял без малого два метра. Тёмные волосы с проблесками седины, торчащие в разные стороны, смотрелись неухоженными. Чёрные глаза с пытливым взглядом, настолько близко посаженные, что лицо казалось нереалистичным. Мощное, с громоздкой челюстью и носом, свёрнутым несметное количество раз, что он теперь лишь отдалённо напоминал человеческий нос. Между кустистых чёрных бровей залегла глубокая морщина, словно борозда от тяжёлого удара чем-то острым. Левую половину лица от виска и до самого подбородка уродовал бугристый рваный шрам. Сложно представить, при каких обстоятельствах можно получить такое ужасное ранение. К тому же казалось, что кожа на этом лице зарастала сама собой, без какого-либо хирургического вмешательства. Он приводил в ужас, и привык к нелицеприятным взглядам в свой адрес. Мордоворот из страшных девяностых. С огромными, словно у гориллы, ручищами. Голос его был низким, хрипящим, словно каждое слово давалось ему с огромным трудом. Никому не пожелаешь услышать подобный где-то тёмной ночью в узком переулке. На людях он не любил появляться, сознавая свою внешность здоровенного Квазимодо, а уж тем более открывать свой рот. Он прекрасно понимал то, как его слышат другие, а также свою природную косноязычность. Мир не принимает подобных, шарахается, ненавидит. Лёша иногда радовался, что времена инквизиции давно прошли. В то время ему бы точно несдобровать, а в нынешнее – очень даже ничего. Он практически всю свою жизнь провёл бок о бок со Львом Витальевичем. И, разумеется, весь физический удар он принимал на себя. Девяностые были непростыми. И Лёша знал, что он бы долго не протянул, если бы не приметил его Лев на одной из уличных разборок банд, которые занимались мелким рэкетом. Лёша был здоровым физически и познавшим «сладости» жизни во всех проявлениях. А ещё он был бесстрашным, словно бронелобый бык, верным и благодарным. Все противоборствующие стороны звали его Волкодавом. И вполне заслуженно. Сейчас были совсем другие времена и нравы, Лёша это знал. А ещё он точно знал, что с лёгкостью, не напрягаясь, переломит пополам спину любому среднестатистическому мужчине. Рабочий тандем мужчин держался уже почти тридцать лет.

Лев Витальевич Огнев – выходец девяностых, злых, беспощадных и давно канувших в Лету. В те года он был юным двадцатилетним парнем, который и не думал, что окажется в эпицентре криминального мира.

В настоящем ему уже исполнилось пятьдесят. Светло-русые поредевшие волосы с неявной сединой, аккуратно зачёсанные назад, открывали высокий лоб. Мелкие морщинки выдавали возраст, хотя мужчина выглядел моложе своих лет. Но при этом не располагал отличным спортивным телосложением, он не был полным, не был и худым. Такой типаж хочется назвать обычным, среднестатистическим. Крупный нос выделялся на бледном лице, которое с возрастом уже потеряло свой овал. Тёмно-зелёные, блёклые, совершенно безжизненные глаза.

Сегодня он жил далеко за городом, обнеся свою территорию глухим забором, по которой ночью носились пять очень больших среднеазиатских овчарок. Рядом совсем никого на километры, и единственная дорога только к этому дому. Вся территория находилась под камерами. В небольшом домике несколько хорошо проверенных охранников вели свой дозор. Хотя вряд ли кому из знающих людей захотелось бы посетить территорию Огнева, зная хозяина и его личного Волкодава. В узких кругах это место значилось местом смерти. Кто попадал туда, уже никогда не возвращался.