Сыграем на любовь (СИ) - Дока Анастасия Константиновна

— Не только ради тебя, — смутилась Лиля, — ради своего шедеврального спектакля.

Он не удержался и притянул её к себе, а затем поцеловал. Лиля была удивительной врушкой. Лиля была удивительной девушкой.

А пока одни готовились к довольно странному обеду и побеждали предрассудки с негативом искренним чувством, свежим, как утренняя роса, Ксюша договаривалась с одним из бывшей парней об услуге. Пусть, в отношениях её никто долго не выдерживал, но строить жертву у неё получалось отменно. Ксюша как никто умела давить слезу и играть припадочную. Когда-то она даже надеялась построить карьеру актрисы, но потом рассудила, что гораздо приятнее будет просто выйти замуж за богатого парня.

Ксюша набрала номер и пару раз всхлипнула, подготавливаясь и входя в привычную роль.

Обед вышел необычным. Не только потому, что в захламленной квартире с подранными обоями сидела такая девушка, как Лиля и ножичком отрезала от пельменя кусочек, и даже не потому, что личный водитель принёс кальмаров и не каких-нибудь, а таких, каких Петя видел лишь на экране. Дело заключалось в атмосфере, в совершенно необъяснимом уюте. В мыслях, будто они с Лилей не первый раз сидят вот так на его кухне и смотрят друг на друга.

В чувстве, будто они самые родные люди на свете.

Ощущения и пугали, и одновременно с тем успокаивали. Да что там! Они были на своём месте.

— А я собиралась тебя побить, — призналась Лиля, осторожно разделив пельмень на четыре части.

Петя лишь поражался.

— А бывшей твоей хотела выдрать волосы, — продолжала Лиля. — И по правде говоря, последнее хочется сделать до сих пор. Твоя Ксюша бесит.

— Она не моя. Как пельмени?

— Довольно съедобно. Я представляла их более отвратительными.

— Потому что они не покупные. Это я мамины достал из морозилки. Берёг на особый случай.

— Особый случай — это я?

Улыбнулся.

— Твоя мама живёт рядом?

— Нет, в Новгороде. Они меня с отцом как-то навещали, и мама оставила пельмени. Была уверена, что я тут с голода помираю.

— А ты помираешь?

— Я умею готовить.

— Как холостяк настоящую яичницу? — подмигнула.

— Обижаешь. Могу и суп, и картофель, и мясо. Я даже однажды мороженое пытался сделать.

— И как?

— Я же говорю. Пытался.

Лиля улыбнулась, положила в рот кусочек, принялась резать следующий пельмень.

— А ты умеешь готовить?

Она едва не подавилась. Впервые за обед испытала что-то схожее со стыдом. Она в жизни ничего не готовила и даже не знала, как пользоваться плитой в доме. Навороченной, с разными режимами. В общем, какой-то профессиональной. Но не скажешь же об этом Пете?

— Я дурак. У тебя же есть прислуга. Конечно, ты не готовишь, — Пете стало неловко, ведь он понял, что неловко стало ей.

— Зато я пишу картины! — воскликнула Лиля, оправдываясь. — Мне даже выставку предлагали! — Соврала. Не предлагали. Любезно соглашались устроить, потому как отказать никто не смел. Но Пете же этого не скажешь?

— Круто! — и это всё, что он сказал.

Доедали молча. Когда Петя понёс тарелки в раковину, Лиля спросила:

— А ты всегда такой?

— Какой?

— Спокойный. Мы вроде как поскандалили, а…

— Не били посуду? — убрал тарелки, но не стал включать воду.

Лиля кивнула.

— Ты фильмов насмотрелась.

— Не скажи. У меня знаешь какой характер!

— А у меня другой. Мои родители всегда ругались мирно, и я пошёл в них. — Он сказал это так спокойно и легко. Лиля заулыбалась.

— А хорошо, что мы всё выяснили, правда?

Он подошёл к ней, заключил в объятья и ответил на все-все-все вопросы одним долгим сладким поцелуем.

Идиллию прервал звонок из её сумочки.

— Ответишь?

— Не хочу.

Но звон раздражал и сбивал с романтического настроя. Лиля вздохнула и взяла телефон. Лучше бы она этого не делала. Звонил отец: кричал, бесновался. Один звонок, один монолог, и весь хрупкий мир любви, созданный с таким трудом двумя влюблёнными, оказался на краю пропасти.

Перед лицом глобальной катастрофы.

Фёдор Иванович Карелин обзванивал журналистов, грозился уволить к чертям всех, кого знает и не знает, если они не помогут. Обещал проблемы. Убеждал в своей достаточной власти для того, чтобы закрыть на хрен все издательства, весь интернет с его ютьюбом и социальными сетями.

К сожалению, Фёдор Иванович лишь плевался слюной и заходился в гневе. Он не мог сделать подобного, ведь был обычным человеком. Очень и очень богатым и очень влиятельным, но всё же его возможности были ограничены.

Фёдор Иванович страдал.

Перед его глазами то и дело мелькали, а в давно не молодое сердце ещё и проникали отравленные слова.

Кричащие.

«Карелины унижают простых смертных! Дочь Карелина нашла новую жертву! Ждите нового страдальца на ютьюбе!»

Молящие.

«Пожалуйста, не будьте такими же, как Карелины! Подумайте о душе! Разгромное свидетельство того, на что способны Карелины, смотрите на моём канале».

Философские.

«Дочь Карелиных — бомба! Так унизить парня бедняка. Но, может, унижение — это лишь оболочка? А на самом деле она творит добро?»

Дальше фигня, фигня, фигня. Набирающая лайки.

Фёдор Иванович ходил из угла в угол и посматривал на мобильный. Ждал, когда его человек позвонит и скажет, что закрыл хотя бы этих чёртовых ютьюберов. На большее рассчитывать не приходилось. Сообщения с каналов расплылось водой и протекло в Контакт, Фейсбук, мигом заполнив умы молодёжи тупыми идеями. Фёдор Иванович знал, к вечеру появятся десятки сотен клонов паршивых записей. А с минуты на минуту атаку начнут добро, и не — желатели его личного телефона и Лилиного. Но, к несчастью, у его дочери отшибло мозги. Она сказала, что сама разберётся и отказалась ехать. Фёдор Иванович подумывал дать команду водителю приволочь её силой, но понимал: тогда Лиля его не станет слушать. Это точно.

Он ждал, надеялся. Матерился. Через полчаса тишины от своего человека запил.

Лиля долго смотрела на экран, а Петя долго смотрел на Лилю. Наконец их взгляды встретились.

— Я не понимаю, — начал Петя. — Это какой-то развод?

Лиля готова была провалиться сквозь пол, землю. Испариться, стать невидимой, но только не видеть разочарования в его глазах.

— Я не первый, да?

— Петь…

— Тут даже ссылка есть. Глянем? — и он проворно забрал у неё мышку, нажал на адрес. Экран заполнился смехом, знакомым до боли, а затем появился крупный парень. Он плакал.

— Зачем ты так? — спрашивал незнакомец.

— По приколу! — отвечала девчонка, точная копия Лили, только лет на десять младше. Её забавные хвостики то и дело взлетали вверх: Лиля каталась на качелях. Снимал кто-то другой.

— Я всего лишь хотел с тобой встречаться. Ты… ты…

— Самая красивая? — смех продолжался. — Самая лучшая?

— Эй! Мы — самые лучшие, — поправил голос за кадром.

— Мы, мы, — согласилась Лиля. — Ты же не думал, что я клюну на такого простачка, как ты? Ну это же не серьёзно, дурачок. Где ты, а где я?

— Так его, так его, — подначивал женский голос.

— Лиля, ты мне правда нравишься, — тихо заметил мальчик.

— Ну и глупый. Такой, как ты не может понравится такой, как я.

Затем Лиля спрыгнула с качелей, ловко приземлилась на землю и прямо в камеру сказала:

— Карелины с бедняками не встречаются.

Видео закончилось. Сердце Лили, Лили нынешней оборвалось. Она опустила глаза на пальцы и принялась рассматривать свой идеальный маникюр. Петя поднялся и долго ходил вдоль комнаты. Старые полы скрипели. Кулаки сжимались, разжимались. Лиля подняла глаза как раз в тот момент, когда Петя вышел в коридор и сразу вернулся, держа её верхнюю одежду.

— Петь?

— Уходи.

— Петь, позволь я тебе всё объясню, я…

— Лиля, мне нужно побыть одному.

— Петь, я раньше такой была, — заплакала Лиля, — теперь другая. Честно. Петь, прошу! — она вскочила и бросилась ему в объятья. Он отталкивал её, а она продолжала прижиматься и говорить несмотря на то, что он просил её замолчать.