Не отдавай меня ему (СИ) - Султан Лия

Латифа кивает и уходит. Юбка мягко скользит по полу, шаги лёгкие. Я слушаю их до последнего.

Джала ставит передо мной чашку. Аромат густой, терпкий. Я делаю глоток — кофе обжигает губы именно так, как люблю.

— Быстро учится, — говорит Джала. — Умная девочка. И, несмотря на внешнюю хрупкость, сильная.

Я не отвечаю. Смотрю в окно. За горами мерцает солнечный свет. День только начинается, но я уже знаю — спокойным он не будет.

— Джала, — произношу негромко, — присмотри за ней сегодня. Предупрежу парней, чтобы никого не пускали в дом. Особенно брата.

— Поняла, — кивает она.

Я снова делаю глоток и думаю о Зауре. Мой брат. Моя кровь. Мой позор.

Если он ещё раз посмеет подойти к ней — я сделаю то, о чём потом пожалею. И пусть потом молятся все, кто решит, что я перегнул.

Потому что есть вещи, за которые мужчина отвечает сам. Без суда и слов. До конца.

Я знал, что он приедет. Не сразу, конечно. Сначала переварит случившееся, успокоит маму, подберёт слова. Потом — приедет.

Не для того, чтобы извиниться, а чтобы отстоять своё.

У таких, как Заур, это в крови — не признавать вины, доказывать, что прав, даже когда весь мир видит обратное.

Он врывается ко мне без стука, а следом вбегает испуганная секретарша. Прошу её оставить нас одних и закрыть дверь.

— Нам нужно поговорить, — бросает с порога.

— Я слушаю, — отвечаю спокойно, сидя в кресле за столом.

Он стоит, нервно перебирает пальцами ключи.

— Что ты устроил вчера, а? На глазах у всех? Маму довёл до слёз, Латифу опозорил!

— Я опозорил? — насупившись, отвечаю. — Или ты сам?

Он морщится.

— Не надо так, Джафар. Ты старший, должен понимать — это семья, всякое бывает.

— Семья — это когда мужчина заботится, а не бьёт жену.

Он хмыкает.

— Тоже мне, моралист. Ты что, святой?

— Нет, — говорю ровно. — Но я не поднимаю руку на женщину. И бывшую жену отпустил с миром.

В его глазах вспыхивает раздражение.

— Латифа — моя жена. Моё дело, как с ней говорить.

— Уже нет, — перебиваю спокойно. — Я помогу ей с разводом. Лучше тебе согласиться.

Он делает шаг вперёд.

— Ты не посмеешь!

— Я не спрашиваю разрешения.

Он застывает. Секунда. Две. Потом рывком выдыхает, бьёт кулаком по столу:

— Она моя женщина!

— Зачем? — спрашиваю. — Зачем тебе женщина, которую ты не любишь, не уважаешь, не щадишь?

Он молчит, дышит тяжело. Вены на шее вздулись. Я прищуриваюсь.

— А-а-а… понимаю. Для имиджа.

— Что ты несёшь?

— Всё просто, — наклоняюсь вперёд, убираю чашку с недопитым кофе в сторону. — Ты же метишь выше, да? Для этого нужно выглядеть хорошим семьянином, верным мужем. Электорат это любит. Латифа — из интеллигентной, но небогатой семьи. Идеальная картинка: молодая, воспитанная, молчит, где надо, улыбается на фото. А вторая жена где? — делаю паузу. — Или, правильнее сказать, любовница? Та, без роду и без племени, но готовая лечь под женатого мужчину?

Его взгляд дёргается.

— Не лезь, — рычит. — Это не твоё дело.

— Моё, — в голосе сталь. — Потому что ты изменяешь и бьёшь женщину, которую я лично ездил сватать. Потому что ты позоришь не только себя, но и нашего покойного отца. И нашу кровь. На правах старшего брата я беру её под свою защиту.

Он молчит. Стоит, тяжело дышит. Глаза полны злобы, но в глубине — страх. Настоящий. Я поднимаюсь. Медленно.

— Латифа не вернётся к тебе. Забудь. Развод оформим быстро. Попробуешь препятствовать — сам себе подпишешь приговор.

Он открывает рот, но я уже поворачиваюсь к окну. Солнце бьёт по стеклу, воздух дрожит от жары.

— Можешь идти, — говорю, не глядя.

Несколько секунд он стоит, потом разворачивается и уходит, громко хлопнув дверью.

Глава 7

Латифа

Я всё же не могу сидеть без дела, поэтому помогаю Джале на кухне. Она затеяла дюшбара — маленькие пельмени в бараньем бульоне. Говорит, Джафар-бей сам попросил их сегодня приготовить — соскучился. Я и не знала, что он так любит это блюдо, мама никогда не говорила.

Я помогаю ей раскатывать тесто, а потом мы вместе лепим и разговариваем.

Джала очень давно работает у Джафар-бея. Она ещё Аише косы заплетала, когда та ходила в школу. Говорит, хозяин хоть и строгий, но всегда был добр к ней и её семье. Оплатил операцию её мужу, помог с лекарствами. Я слушаю — и диву даюсь: оказывается, я совсем не знала деверя.

— Эх, жаль, Джафар-джан никак не женится, — качает головой Джала. — Пришла бы в дом хозяйка, родила бы ему наследника.

— Дай Аллах, чтоб так и было…

— Да уж когда? — вздыхает женщина. — Сорок три уже. Аиша, дай Аллах, замуж выйдет и внука подарит. А Джафар-джан всё по своим женщинам так и будет до старости ходить.

Щёки заливает краской при этих словах.

— А у него что много женщин?

— Не моё дело, конечно… но сейчас есть одна. Постоянно воротники его рубашек пачкает красной помадой, а я потом отстирываю.

Я невольно смеюсь, представляя, как Джала остервенело трёт щёткой воротник белой рубашки Джафар-бея. Интересно, какая она — его женщина? Представляю её красивой, эффектной, стройной… ему под стать. Всё же он мужчина видный, серьёзный.

После обеда домой возвращается Аиша. Джала уговаривает её поесть, но она говорит, что перекусила с одноклассниками. Надеялась, что заедет Джафар-бей — но тот задержался.

— Латифа, — Аиша ловит меня в гостиной и берёт за руку, — поехали со мной в субботу по магазинам? Мне нужно найти платье.

— Куда?

— На выпускной. С папой ехать — стрём, а ты мне поможешь выбрать.

Я улыбаюсь. Её простота обезоруживает.

— Конечно, поедем.

Мне непривычно, как легко она говорит со мной — без снисходительности, без осторожности, словно между нами нет ни разницы в возрасте, ни всего того, что случилось.

В этот момент в дверь настойчиво звонят, и Джала идёт открыть. Через секунду слышу её тревожное:

— Ханум…

Внутри всё сжимается. Приехала свекровь — Зулейха-ханум.

Я не видела её такой злой никогда. Платок сбился, лицо бледное, глаза — два угля, полных ярости.

— Вот ты где! — резко говорит она. — Нашлась, красавица!

Я делаю шаг вперёд.

— Здравствуйте, мама.

— Не смей меня так называть! — слова летят, как камни. — Я тебе не мать. Неблагодарная! Я относилась к тебе как к дочери, а ты… Что ты сделала? Двух братьев стравила! Позор этому дому!

Аиша встаёт рядом со мной.

— Бабушка, пожалуйста…

— Молчи! — обрывает её Зулейха. — Ты ничего не понимаешь. А ты, — поворачивается ко мне, — собирайся. Поедем домой.

Я делаю вдох, пытаясь говорить спокойно.

— Нет. Я не вернусь.

— Что ты сказала? — в голосе свекрови лязг металла. — Думаешь, Джафар тебя спасёт? Он может перечить кому угодно, только не мне! Я его родила, я его воспитала. И если я скажу вернуть тебя — он вернёт!

Аиша подходит ближе.

— Бабушка, не надо. Папа сказал, что Латифа теперь под его защитой.

— Не вмешивайся, девочка! — кричит Зулейха и тычет в меня пальцем. — Смотри на будущее, как не должна вести себя жена! Ни покорности, ни стыда! Ни детей, ни чести!

Я опускаю глаза — но внутри что-то поднимается. Не обида. Решимость.

— Вы несправедливы, мама, — говорю тихо.

— Что?! — она замирает.

— Я молчала два года, — выдыхаю. — Терпела, как вы учили. Сохраняла семью, как велели. Но всё, что получила взамен — боль, предательство и унижения. И слава Аллаху, что я не родила от него. Потому что ребёнку не место там, где мать плачет от страха.

Зулейха бледнеет.

— Замолчи! Клевета! Мой сын не мог!

— Вот это, — я указываю на щёку, — от него. — Задираю рукав. — И это. Старое.

Она хватается за сердце.

— Нет… нет! Не верю! Ты сама ударилась! Ты хочешь разрушить семью!

Джала ахает. Аиша закрывает рот рукой. Тишина висит тяжёлая, как перед грозой.