Судьбе вопреки - Райс Луанн

— Разве не это говорят нам все женщины? — мягко проговорила Сэм. — Когда мы их спрашиваем, что происходит?

Мариса кивнула, вспоминая, сколько женских рук она держала в своих ладонях, сколько уставших, смущенных и запуганных лиц она видела в тех клиниках.

— Самое страшное, — простонала Мариса, — это то, что он сделал со щенком Джессики. Я все еще не могу поверить, что это из-за меня она пережила такое.

— Знаю. Когда ты мне рассказала, я захотела приехать и убить его собственными руками.

— Это последнее, что я тебе рассказывала. Мне казалось, я внушаю тебе отвращение. Именно тогда я наконец сбежала. Как я могла допустить, чтобы это зашло так далеко?

— А я чувствовала себя совершенно беспомощной. Знаешь, что для меня было самым страшным? Узнать, что ты перестала понимать, насколько ты прекрасный человек, — »сказала Сэм.

— Что? — потрясенно спросила Мариса.

Сэм на секунду зажмурилась, потом взглянула на сестру сияющими глазами.

— Я просто наблюдала, как много ты ему отдаешь. Ты была настоящей звездой в Школе медсестер. Кто из всего нашего класса готов был добровольно посвятить все свое свободное время вакцинации детей в самых неблагополучных районах нашего города? Моя сестра. Мариса слушала как завороженная.

— Кто готов был репетировать на своей скрипке каждый вечер после занятий и домашней работы только для того, чтобы выдать потрясающее выступление в пятницу и субботу, чтобы наша ваза с чаевыми заполнилась доверху и мы смогли оплатить обучение в следующем семестре? Моя сестра.

— Ох, Сэм, — пробормотала Мариса.

— Ты играла как ангел. И я не говорю про падших ангелов, — продолжила Сэм. — Ты никогда не была падшим ангелом — им была я. Все время учебы в Школе медсестер я пользовалась тем, что ты — моя сестра. Именно у меня было слишком много свиданий с парнями и слишком мало пятерок.

— Нет, Сэм, — возразила Мариса. — Ты всегда была чудом. У тебя самое доброе сердце на свете. Оно полно сострадания ко всем. Именно поэтому ты такая замечательная медсестра… и просто сестра, и тетя.

— Ну, думаю, в нашей семье сострадания всегда было много, — сказала Сэм. — У тебя было столько любви, что ты делилась ею с ним. У тебя сердце из чистого золота, а он этим пользовался.

Мариса слегка улыбнулась, вытирая слезы и беря карандаш.

— Это замечательная строка для песни, — сказала она. — Думаю, ее можно продать в Нэшвилле…

— У нее было сердце из чистого золота, — запела Сэм, на ходу придумывая мотив и наигрывая его на скрипке.

— А он этим пользовался, — продолжила Мариса.

— Он был стопроцентным мерзавцем, — придумала следующую строчку Сэм.

— С сердцем из жести, — пропела Мариса.

Сэм расхохоталась. Они импровизировали мотив, играя вместе так, будто никогда и не расставались. Ноты вылетали из их инструментов, они заиграли в одном ритме, отбивая такт носками ног, и Мариса вдруг поняла, что все будет хорошо. Сестры всегда решали жизненные проблемы при помощи музыки. Не раз они начинали свое выступление, волнуясь об экзаменах, или каком-нибудь больном, или о многих других вещах, а заканчивали вечер, провозглашая тосты, обнимаясь и танцуя от радости.

Так было всегда. И так было сейчас. Они перешли от своей новой, только что написанной песни прямо к «Девушкам Голуэя», а от нее — к «Гусям на болоте». А потом, чтобы сыграть на что-то более сентиментальное и нежное, — к «Часовне в Маудбане».

— Я написала новую песню, — сказала Мариса, когда они остановились, чтобы передохнуть.

— Правда?

— Ага. Называется «Гонимые штормом».

— Автобиографическая? — спросила Сэм, хитро улыбаясь.

— Чуть-чуть, — ответила Мариса, вновь глянув в открытую дверь и ища глазами Патрика. — Она очень простая — в тональности соль.

— Ого! — воскликнула Сэм, прослушав первые несколько тактов. — Прелесть! Мне нравится это ми-минор.

— Сердечные струны, да? — спросила Мариса.

— О да.

Помощь другим — в этом заключалась вся жизнь Марисы и Сэм, не меньше, чем в музыке. «Сердечные струны», — сказала Сэм, и Мариса знала, что именно они имеют значение. Они главные. Играя вместе с сестрой, Мариса смотрела в открытую дверь на паром, идущий через пролив. Она сосредоточилась на ритме, стараясь играть в такт с Сэм, но в то же время искала глазами высокого рыжеволосого ирландца, который свел их снова вместе, дотронулся до сердечных струн Марисы и вдохновил ее на песню.

Глава 21

Адвоката звали Линдси Грант Уиншип. Она была партнером в адвокатской конторе «Хартфорд», офис которой располагался на Конститьюшн-Плаза. Высокие окна ее кабинета выходила на старое здание Капитолия, выстроенного из красного кирпича и увенчанного золотым куполом — аскетическое напоминание колониального прошлого штата Коннектикут. Лили сидела перед ее столом вместе с Лайамом, и ее сердце колотилось так, будто она только что пробежала длинную дистанцию. Хотя на самом деле она лишь собиралась ее начать.

Линдси было около пятидесяти лет. Она была высокой, худощавой, с каштановыми волосами. Встретила она их тепло и дружелюбно, с первых минут внушая им чувство спокойствия и понимания. Ее манера общаться чем-то напоминала материнскую заботу, хотя ее карие глаза изучали любопытство и энтузиазм юной девушки. Кабинет был наполнен красками — картинами ее дочери, представлявшими собой замечательные абстрактные портреты и пейзажи с золотыми осенними листьями. Здесь же висели и фотографии ее дочери — от детства до института, лежали раковины и камешки, найденные на всевозможных пляжах, которые за всю свою жизнь посетила Линдси вместе с семьей.

Она слушала внимательно, заполняя желтый блокнот пометками, по мере того как Лили рассказывала историю своего брака, побега, рождения Роуз и последних лет жизни по сегодняшний день.

— Он принес предписание суда лично, не отправив его через судебного курьера. С его стороны это очень агрессивный шаг, — сказала Линдси, когда Лили закончила свой рассказ.

— Эдвард всегда отличался агрессивностью. Хотя он ни разу меня не ударил… — ответила Лили.

— Такие изощренные типы никогда не бьют своих жен, — сказала Линдси. — Они используют угрозы, чтобы постепенно внушить страх, что и сделал Эдвард, рассказав вам о Джуди. Он убедился, что вы полностью осознали будущие последствия… что, если вы переступите черту, он запросто может вас избить, в точности как Джуди. Это один из способов, которым он пытался вами управлять.

— И чего мне теперь ожидать?

— Он попытается использовать суд по семейным делам, чтобы напасть на вас. Мужчины, подобные ему, используют тяжбы об опеке над ребенком, чтобы уничтожить своих жен, одновременно сохраняя с ними контакт. Лили, мне очень жаль… но многие женщины во время подобных процессов испытывают на себе самое жестокое давление.

— Но разве судья не разберется сразу, что он собой представляет? — спросил Лайам.

На лице Линдси появилась выражение сомнения.

— Он будет играть роль человека, обвиненного несправедливо. Он не только не признает своего поведения, но еще и будет его отрицать. Он будет выставлять напоказ свои добрые дела в качестве участника во всевозможных общественных организациях, будет представлять себя добросердечным и неравнодушным к другим человеком. В точности так, как он поступал с Лили, когда был на ней женат.

— Я так долго не подозревала о настоящей его сущности, — сокрушалась Лили. — Я совершенно запуталась и не могла понять, что он на самом деле собой представляет. Он говорил мне одно, а поступал совершенно по-другому. Он говорил мне, что любит меня, но вел себя так, будто ненавидит меня. У меня ушло больше двух лет, чтобы понять, что мне нужно обращать внимание на то, что он делает, а не на то, что он говорит.

Линдси кивнула:

— Эдвард — это как пример из учебника. Ему свойственно управлять, манипулировать людьми, он чувствует, что имеет на это абсолютное право, и одновременно совершенно не уважает других людей. Он действительно верил, что владел вами, Лили. Выйдя за него замуж, вы стали его собственностью. Его бешенство из-за вашего побега и из-за того, что вы поняли, кто он есть на самом деле, будет теперь толкать его на новые действия.