Препод под прикрытием - Романова Ульяна "Ульяна Романова"

Я договаривался с совестью, которая укоризненно качала пальцем перед глазами и твердила, что отчислять зеленую, мелкую и пока сопливую девчонку как-то позорно.

Но и идти на служебное нарушение и подставиться мне тоже не улыбалось.

Осталась крохотная надежда, что Варвара поверила в мою на коленке придуманную историю о блудном брате-близнеце.

И намекать на розовое будет тоже ему, а не мне!

Мои мысли стали немного напоминать раздвоение личности, но с совестью я старался дружить и отчислять бдительную Варвару счел слишком кардинальным способом.

Я сторговался сам с собой, решив, что если Варвара начнет болтать или путаться под ногами, – будет отчислена. Если же будет паинькой и не станет рассказывать всем, что я придумал себе альтер-эго – брата-близнеца, то пусть спокойно учится дальше.

До конца рабочего дня я больше о блондинке не вспоминал, а она не отсвечивала. Я осторожно знакомился с коллективом, делая себе пометки в блокноте, кто есть кто и какое первое впечатление на меня произвел.

Женщин-преподавателей я тоже не отметал, по опыту зная, что ботаничка Шурочка Васильевна может легко оказаться закладчицей или сутенершей, прецеденты были…

А в перерывах вынужден был преподавать, и это, вкупе с Варварой Бдительной, стало настоящей проверкой моей стрессоустойчивости, которую на каждой паре проверяли студенты.

Образ мой волнения у них не вызывал, но считывался я как простак, которого можно спокойно игнорировать. И если у психологически сформировавшихся преподов и более осознанного пятого курса я ассоциировался с безопасностью, то мелкие шпуньки-младшекурсники думали, что мне можно сесть на шею и свесить ноги.

Пришлось вспоминать своего любимого препода по криминалистике и копировать его манеру преподавания, которая заключалась в жесткой диктатуре без применения пряников. Надеюсь, дойдет.

Главное во всем этом деле оказалось помнить о деле, а не зарыться с головой в преподавание и перевоспитание некоторых особо одаренных студиозусов.

Наконец все пары закончились, а меня пригласили на кафедру для официального представления моей скромной персоны коллективу.

Коллектив был как семья. Правда, неблагополучная. На роль ворчливой бабули вполне себе подходила Зоя Михайловна, которая вела теорию государства и права.

«Уголовников» было сразу два – Роман Сергеевич и Егор Маркович. Оба из бывших следаков, суровые, с благородной сединой на висках. С ними мне нужно было быть особенно осторожным и точно не списывать со счетов из уважения к бывшим коллегам.

Эти двое могли при желании меня раскрыть.

Вообще, конечно, несправедливо, что на двух «уголовников» у университета денег хватило, а вот на второго криминалиста для младших курсов – нет.

Этих двоих я назначил старшими сыновьями в семье.

Софья Степановна – административное право – выглядела как нежная фиалка среди колючих кустарников. Я ее нарек доброй тетушкой, но себе тоже поставил на карандаш.

Декан Родионов Петр Тимофеевич выглядел как сумасшедший ученый и как отец семейства одновременно. Лет ему было далеко за пятьдесят, он носил густую бороду и всегда кивал, когда кто-то начинал с ним диалог.

Всех остальных я тоже просканировал, сделал себе пометки в уме и дал каждому прозвище, чтобы не запоминать скопом имена, отчества и регалии заслуженных педагогов всея Руси.

Мне устроили допрос с пристрастием: кто я, откуда приехал, почему переехал, а скромняжка Софочка Степановна (слава Всевышнему, не Разумовская, а Петрова) опустила реснички и поинтересовалась моим семейным положением.

Я с удовольствием ответил, что не женат. Пусть обсуждают, мне не жалко. Сплетни, они, вообще, дофамин увеличивают в организме.

Наконец, рабочий день закончился, а я сел в «приору», бросил в бардачок служебную «трубку» и достал свою. Включил и увидел два пропущенных от старшего брата.

– Что хотел? – спросил я, когда Камал ответил.

– Помощь нужна.

– Что опять?

– Мы Сникерса у тебя до завтра оставим, – сообщил мне брат.

– Нафига он мне? Кам, у меня тараканы в доме, они его запинают, – заржал я.

У Камала была молодая жена, которая вертела братом как хотела и ничего ей за это не было.

Недавно Эмилия встала утром, решила, что хочет завести шпица, и сразу же обрадовала Кама. К вечеру щенок шпица уже жил у них. Мелкий, шумный и борзый, прям как Камал когда-то, до того дня как официально женился на Лие.

А теперь они хотят осчастливить щенком меня, да?

– Не запинают, он быстро бегает, – хмыкнул брат. – Выручай, Дамик.

– Почему женился ты, а страдает вся семья? – не понял я. – Лучше бы племянников мне наделали.

– Вот этим я и собираюсь заняться, – признался Камал, – не могу я, когда Сникерс смотрит. А когда не смотрит, то скулит за дверью, и Эмилия не может. Ты ржешь там, что ли?

– Нет, – протолкнул я, сдерживая смех, – Кам, а дело точно в собаке? Может, к доктору сходишь?

– Какой ты зараза, Дамир, вот женишься, я на тебя посмотрю, как ты жене отказать сможешь!

– Легко! – отмахнулся я. – Ладно, заеду за твоим Сникерсом часа через три.

Я поехал на служебную квартиру, оставил там образ Самира Муратовича, переоделся в нормальную одежду и поехал к брату.

– Головой отвечаешь, – протягивая мне пушистый комок, пригрозил Камал.

А его любимая жена выдала мне мешок с кормом и мешок игрушек для пушистого засранца, который сразу же решил, что самый вкусный корм и самая удобная игрушка – мой указательный палец.

– Да он меньше, чем моя ладонь, – прикидывая пса на ладони, выдавил я. – Не собака, а пробник собаки.

– Зато гордый, как орел, – хмыкнул брат.

– Главное, чтобы пацаны меня с ним не видели, – вздохнул я. – Пошел я.

– Пошел ты, – согласился Камал, сверкая глазами.

Ну, если через девять месяцев у меня племянник не родится, значит, зря страдал.

Я сел в машину и поехал в свою квартиру, решив сегодня поработать там. Мелкий фунтик спокойно сидел на переднем сиденье так, словно он тут босс, а я его шофер-телохранитель.

Сникерс был весь черный и весь пушистый, особенно впереди и сзади. Глаза у него тоже были черными, и когда он улегся, свернувшись в бублик, я не сразу понял, где, собственно, перед, а где зад.

И когда припарковал машину у подъезда, взял Сникерса вверх ногами, за что был облаян и удостоен высокомерного взгляда, словно тот предупреждал меня спать с открытыми глазами.

– Да боюсь, боюсь, – вздохнул я, – я тоже рад, что ты у меня только до завтра, не рычи так. Дерзкий, прям как хозяин, блин.

Я запер машину, осмотрелся и пошел домой, но возле подъезда меня был остановлен напевным:

– Доброго дня.

Я обернулся и вежливо улыбнулся:

– Доброго. Мы знакомы?

Напряг память и вспомнил, как именно эта женщина шла мимо, когда я помогал заносить сумки Марфе Семеновне.

– Пока нет. Я Марьяна, – представилась она, кокетливо расстреливая меня взглядом, – я живу напротив вас, тоже на четвертом этаже. Заходите как-нибудь на чай с травами, я недавно была в горах, купила.

В горах – это что, особый способ завести себе кавказского мужчину? Она решила, что я возбуждаюсь, когда о горах говорят? А на фоне лезгинку почему не включила?

Ну дает!

– Какая у вас милая собачка! – переключилась она. – Это шпиц?

– Кавказская борзая, – хмыкнул я.

– Да вы что? Никогда не слышала.

Меня вот тоже горами и лезгинкой еще никогда не возбуждали, я же молчу! Стоп…

– Редкая порода. Очень, – с умным видом ответил я. – Марьяна, скажите, а вы недавно совершенно случайно никакую свою новую покупку не теряли?

Она покраснела, отвела взгляд и тяжело задышала, а я почему-то вспомнил, как лоханулся перед блондиночкой.

Получается, зря наехал, да?

– Я… д-да, я кое-что потеряла. А вы нашли, да? – лепетала Марьяна. – Может, вернете?

Ага, верну. Мне теперь опять идти на блондинку наезжать, чтоб вернула? Мол, прости, не тебе…

Нормально так!