Пари на развод (СИ) - Беж Рина

– Ой, все, Тусь, ну его в зад, кобеля гулящего. Лучше про Машутку расскажи, как там у моей крестницы дела? – уверенно меняю тему, попутно стараясь выкинуть из головы… будоражащую картинку похоронной процессии.

С чего бы?

Всё просто. Однажды предавший – для меня умирает навсегда. Может, потому что я – действительно холодная эгоистка, не верящая во вторые и третьи шансы. А может, потому, что горький опыт предательства собственной матери, из раза в раз выбирающей себя, своего нового мужа и детей от него, но не меня, старшую дочь, приучил не подставлять вторую щеку, когда наотмашь бьют по первой.

Глава 8

ОЛЕСЯ

Слышу, как со щелчком проворачивается ключ в личине, но к входной двери не спешу. Хотя раньше всегда бежала с привычной, но искренней улыбкой на губах.

Сейчас тоже улыбаюсь, хотя нет, скалюсь, чувствуя, как ноют стиснутые зубы.

Сижу в кресле в гостиной, где привычно негромко работает телевизор, который смотрела одним глазом, и жду появления мужа.

Щелчок захлопнувшейся двери сменяется бряцаньем ключей о полку, установленную в прихожей. Дальше тихий шорох сбрасываемой обуви. Не сомневаюсь, как попало. Сергею вечно не до аккуратности. Деловой человек, куда уж ему?

В офисе, если нужно прибраться, секретарь все поправит, дома – непременно жена. Хорошо устроился.

По коже пробегает нервная дрожь, заставляя волоски топорщиться. Сердце шумно колотится в ребра.

Но, словно желая поддержать, перед мысленным взором возникает привычно спокойное лицо папы и наш с ним разговор, состоявшийся десять лет назад. Тогда он отвозил меня по адресу, который я ему называла – в Комитет по земельно-имущественным отношениям. Туда я ехала, планируя устроиться на работу. И ведь устроилась, пройдя собеседование, хотя зайцем тряслась, дай боже…

– Думаешь, предстоит сложная встреча? – интересуется папа.

– Прости? – вскидываю голову и осматриваюсь.

Машина стоит возле нужного здания, мотор заглушен, а отражение глаз родителя в зеркале заднего вида немного обеспокоенное.

– Мы уже пять минут, как приехали, Олесь. Вот я и спрашиваю: боишься, что встреча сложная?

– Уверена, пап, на сто процентов, – вздыхаю, и волна дрожи бежит от кистей рук до шеи и ныряет в сердце.

– А ты дави противника невозмутимостью, – отец оглядывается и улыбается, отчего вокруг глаз собираются дружелюбные мимические морщинки. – Бери волю в кулак, делай морду кирпичом и смотри на всех, как на противную плесень.

– Думаешь, поможет?

– Конечно! Я всегда так делаю.

Шумно выдыхаю, признаюсь:

– Я просто не знаю, чего ждать от собеседования.

Не хочется заранее думать о плохом, тем самым притягивая негатив в реальность. Но размышлять красивыми фразами – это одно, а мандражировать перед толпой чиновников высокого ранга – совершенно иное. Страх одолевает сам собой.

– А ты не жди ничего хорошего, дочь, – усмехается отец. – Никогда не жди ничего хорошего. Тогда не будешь разочарована.

Несколько коротких секунд вглядываюсь в глаза, так похожие на мои, вижу в них не только свое отражение, но и несомненную отцовскую гордость, нервно улыбаюсь и убираю локон за ухо.

– Я попробую, пап.

Делаю глубокий вдох, ловлю подбадривающий кивок и шустро выбираюсь из машины. Приподнимаю подбородок повыше и чеканю шаг в сторону крыльца, не поддаваясь желанию трусливо сбежать.

– Противная плесень, – усмехаюсь мысленно.

Крепко сжимаю, а потом разжимаю кулаки, по шорохам догадываясь о скорой встрече. Затем заставляю себя расслабиться.

Я заранее скорректировала план действий – не водить хороводы вокруг да около, не ныть, а четко проговаривать проблему и пути ее решения. К тому же времени у нас не так, чтобы много. Всего полчаса на разговор наедине. После мне следует выдвигаться в сторону спорткомплекса, куда прибудет автобус с моим любимым сыном-тхэквондистом.

К встрече с супругом, как и планировала, я подготовилась основательно. Надела, очень красивый комплект гипюрового белья, который почему-то долго берегла, зато теперь он основательно повышает мою собственную самооценку; темно-серые чулки с ажурной резинкой, слегка выглядывающей из-под задравшегося по бедру подола и черное платье-лапшу, облегающее тело, как перчатка, и подчеркивающее все особенности фигуры.

А фигура у меня – хорошая, кто бы что не говорил. Особенно после трех дней нервной диеты, когда кусок в горло не лез. Да благодаря тренировкам в спортзале, которыми занялась не так давно, но основательно.

– Лесь? Привет, – муж замечает мое присутствие, застывая на пороге комнаты.

Скользит взглядом, подмечая детали. Я вижу, как он цепляет ту самую ажурную резинку чулок. Поднимается выше, царапает грудь, вглядывается в мое лицо, ярко-красную помаду… и начинает хмуриться.

Понимает, что я все знаю?

Ага, я знаю... целых три дня знаю, что мой мужчина уже не мой. Не только мой.

Выключаю телевизор, с громким чмоком вытаскиваю из-за щеки чупа-чупс, медленно облизываюсь и делаю приглашающий жест в сторону дивана:

– Проходи, Сереж. Кажется, пришло время поговорить?

– О чем?

Муж не облегчает мне задачу, включая непонимание, да еще не садится, а останавливается у окна. Спиной к нему, отчего лицо оказывается немного в тени. Впрочем, это мне не мешает отслеживать его мимику.

– О том, как плохо, Сергей Борисович, порой нарушать правила ГИБДД, – сетую, вновь засовывая конфету на палочке за щеку.

Тянусь к телефону и отсылаю злосчастный штраф нужному адресату. Пусть полюбуется.

– Если проблема только в оплате, то позже разберусь, – отмахивается Киров, не особо торопясь проверять, что я ему скинула. – Устал, как собака.

– Как кобель, ты хотел сказать? – усмехаюсь, совершенно забывая, что пару минут назад считала себя уязвимой в сидячем положении.

Какое там.

Наверное, только то, что прежде чем зарядить по наглой блядской роже, нужно сначала встать, пересечь комнату и лишь потом вмазать, удерживает меня от рукоприкладства. Слишком много телодвижений ради результата, который не факт, что удовлетворит.

К тому же папа учил прятать эмоции, а противника давить невозмутимостью и безразличием. Хотя в отношении Кирова отлично работает и презрение, и брезгливость.

– Бедненький, столько баб себе завел, когда только всё успеваешь? Кстати, с именами не путаешься? Память к старости еще не подводит? Или в твоем словарном запасе все любовницы – это «киски», «зайки», «лапушки» и прочая блядская нечисть?

– Это что за предъявы? – ух ты, у благоверного прорезается командный голос, в глазах вспыхивает гнев, лицо каменеет, ноздри зло раздуваются.

А вот ни хрена не страшно. Противно – да. Брезгливость так и подталкивает сморщить нос и передернуть плечами, но я сижу. Улыбаюсь. Катаю за щекой чупа-чупс.

– Это, дорогой, называется: жена дважды за три дня узнала, что её муж ей изменяет. Какой ты у меня, однако… шлюха.

Сергей внимательно смотрит. Тяжело вздыхает и непонятно почему расслабляется. Осматривается и неторопливо усаживается на диван, вытягивает ноги.

Жду, что попробует оправдаться…

Ошибаюсь.

– Олеся, успокойся. Узнала и узнала. Что ты начинаешь? – голос ровный, но стальные нотки так и сочатся. – И перестань кидаться глупыми оскорблениями. Я – мужчина. Естественно, что у меня больше свобод.

– Глупыми? Больше свобод? Я так не считаю, – хмыкаю с презрением. – И уж извини за прямоту, Сережа, но по мне термин «шлюха» не имеет половой принадлежности. Он характеризует любого индивида, ведущего беспорядочную половую жизнь.

– Ну хватит!

– Нет, не хватит! – продолжаю настырно. – Или у тебя всё упорядочено? Будни с женой, выходные со Светкой Лапиной, а «командировки», – рисую пальцами в воздухе кавычки, – с той красоткой, что вчера прислала мне смс? Кстати, как? Овсяночку на молоке варила? Или всё же на воде?