Бывшие. Без права выбора (СИ) - Герц Мия

Но время поджимало, паника нарастала, и, я всё же решила свериться с документом в письме Евгении: там была похожая, но не идентичная цифра.

«Значит, это действительно старая версия, опечатка», – с облегчением подумала я и исправила данные, даже не подозревая, что только что совершила роковую ошибку.

Я отправила ему готовый файл, а через пятнадцать минут он влетел в кабинет.

Он поставил передо мной ноутбук, на экране которого был открыт мой отчёт. Когда он поднял на меня взгляд, по спине пробежал ледяной холод. В его глазах бушевал настоящий ураган из ярости и чего-то ещё, похожего на отчаяние.

– Объясни мне это, – его голос был низким, хриплым от сдерживаемой ярости. – Объясни мне, что это за цифра

Девятая глава

Я почувствовала, как пол уходит из-под ног.

– Я... я увидела несоответствие в сумме... – голос предательски дрогнул. – Думала, это техническая ошибка...

– Ошибка? – он резко выпрямился. – Это целевой транш по допсоглашению с «Штраусс-групп». Эти средства должны были пройти отдельной строкой. Ты знаешь, что сейчас будет?

Он отодвинул ноутбук. Его пальцы сжали край стола.

– Сейчас, пока мы здесь разговариваем, мой отдел аналитики завершает финальную проверку этого отчёта. Через час он должен был уйти к немцам. А теперь я вынужден задерживать всех, потому что один «исправленный» файл ставит под удар согласованные сроки.

В его голосе не было ярости. Было нечто худшее: холодное, обезличенное разочарование.

– Я не отправлял тебя на передовую, Соня. Я дал тебе задание проверить цифры. Не менять их.

Он сел в кресло, откинулся на спинку. Взгляд его был тяжёлым и усталым.

– Знаешь, в чём главная разница между тобой тогда и сейчас? Раньше ты, по крайней мере, не боялась спрашивать. Сейчас же ты предпочитаешь делать вид, что всё понимаешь. И это убийственно... для нас.

Эти слова попали в самую точку. Он был прав. Я боялась показаться некомпетентной. Боялась дать ему лишний повод для презрения. И в этом страхе совершила именно ту ошибку, которой так старалась избежать.

– А ты не думал, – выдохнула я, чувствуя, как подступают слёзы, – что мне просто было страшно? Может, мне просто некуда было отступать? Может, у меня за спиной умирающий отец, и я готова была на всё, даже на самое безнадёжное дело, лишь бы не потерять этот шанс? Этот последний шанс, который дал мне ты.

Я смахнула предательскую слезу, злясь на свою слабость.

– Да, я ошиблась. Но я пыталась сделать хорошо. А ты? Ты с самого начала ждал моего провала. Ты сам устроил эту ловушку. Так кто из нас на самом деле безответственный?

Он смотрел на меня. Долго. Молча. В его глазах что-то менялось. Уходила холодность. Появлялось... понимание? Нет, не совсем. Скорее, признание того, что в моих словах есть доля правды.

– Я проверяю всё, что идёт по этому проекту. Но знаешь, что самое забавное? В самый ответственный момент ты подвела. Как и тогда.

Эти слова ударили больнее любой критики работы. Они достигли цели, которую он преследовал, уничтожили меня окончательно. Я стояла, не в силах пошевелиться, чувствуя, как слёзы медленно скатываются по щекам. Я даже не пыталась их смахнуть. Что было толку?

– Я останусь, а ты иди домой. К дочери. Завтра в восемь будь здесь. Мы закончим то, что недоделали сегодня.

Когда я уже бралась за ручку двери, его голос остановил меня:

– И, Соня... В следующий раз, когда будешь не уверена – просто спроси.

Дверь закрылась. Я стояла в пустом коридоре, и только сейчас до меня начало доходить. Он не просто проверял меня. Он давал шанс. Шанс, который я не смогла использовать. Но самый страшный приговор прозвучал в том, что история повторялась.

Тишина в коридоре была оглушительной. Я медленно пошла к лифту, чувствуя, как дрожь в коленях сменяется странным оцепенением. Он проверяет всё, что идёт в «Штраусс». Значит, моя ошибка не успела навредить контракту. Не стала фатальной. Но от этого осознания не становилось легче.

В лифте я поймала своё отражение в зеркальной стене. Заплаканные глаза, бледное лицо. Я всегда считала себя сильной: прошла через рождение ребёнка без мужа, через бесконечные хлопоты с ИП, через болезнь отца. А оказалось, не справилась с простейшим тестом на профессиональную адекватность.

На парковке я долго сидела в машине, не включая зажигание. Руки всё ещё дрожали, но теперь уже не от страха, а от странной, горькой ясности. Он остался в офисе, чтобы исправить мою ошибку. И делал это без театральных упрёков, без унижений. Просто потому, что так надо. Потому что он – профессионал. А я...

Звонок телефона вывел меня из оцепенения. Тётя Марина.

– Сонь, Лика не спит, ждёт тебя. Говорит, без маминых объятий не уснёт.

Её голос звучал так обычно, так по-домашнему, что на глаза снова навернулись слёзы. В этом мире всё ещё существовало место, где меня ждали просто потому, что я – мама.

– Уже выезжаю, – отвечаю я и завожу мотор.

Дома пахло корицей и детством. Лика сидела на кухне с тётей Мариной, а на столе перед ними стоял недоеденный пирог.

– Мамуля! – её тёплые ручки обвились вокруг моей шеи, и мир на мгновение перестал быть таким враждебным.

Укладывая дочь, я думала, что завтра мне снова придётся войти в тот кабинет. Смотреть ему в глаза. И странно, но мысль об этом больше не вызывала паники. Теперь это было похоже на вызов. На возможность доказать, в первую очередь самой себе, что я могу учиться на своих ошибках. Что «безответственная» это не приговор, а ярлык, который можно снять, если перестать бояться признавать свои слабости.

Перед сном я ещё раз проверила телефон. Никаких сообщений. Тишина. Но теперь она была другой, не осуждающей, а выжидающей. Завтра будет новый день. И я поняла, что готова его встретить. Не как жертва, не как провинившаяся школьница, а как взрослый человек, который наконец-то осознал правила игры. И главное из них звучало в его последних словах: «Спроси. Это не слабость».

Десятая глава

Утро начинается не с будильника, а с тяжёлого, но твёрдого осознания. Сегодня я не позволю страху снова взять надо мной верх. Пока Лика спит, прижавшись к моему боку, я в тишине составляю план. Не на бумаге, в голове.

Первый пункт: перестать врать самой себе. Второй: перестать бояться говорить с ним. Третий: смотреть ему в глаза, не отводя взгляда.

Приведя Лику в сад, я крепко обнимаю её, и когда она обнимает меня в ответ, тихо шепчет: «Мама, я тебя очень люблю». Её искреннее признание, это самый лучший щит против взрослого цинизма. Я прижимаю её к себе ещё сильнее, вдыхая запах её детского шампуня, такой знакомый и такой спасительный в этот момент.

А потом почему-то продолжаю какое-то время стоять в пустом коридоре группы, уже после того, как дверь за ней закрылась. В ушах ещё звенит её смех, а перед глазами уже стоят цифры из вчерашнего отчёта. Я медленно выдыхаю, расправляю плечи и поворачиваюсь к выходу. Щит на месте. Теперь можно возвращаться на войну.

В офис я вхожу ровно в семь сорок пять. Не раньше, чтобы не выглядеть отчаявшейся, и не позже, чтобы не дать повода для упрёков. На столе у Светланы Игоревны уже дымится свежий кофе, который она пододвигает в мою сторону.

– Доброе утро, – я благодарно улыбаюсь ей.

Она смотрит на меня поверх очков.

– Он уже в кабинете. Ждёт.

Сделав глубокий вдох, я открываю дверь. Он сидит за столом, и первый же его взгляд – проверка. Он словно ищет следы вчерашней слабости. Однако не успевает произнести привычное «Кофе», вместо приветствия, как я ставлю чашку на стол перед ним.

– Отчёт по вчерашнему инциденту. Я его переделал. Нужно сверить итоговые цифры с приложениями. И на этот раз... – он смотрит на меня так, словно я уже совершила ошибку, которую ему лишь осталось обнаружить.

Сердце заходится у меня в груди, но я заставляю себя сделать шаг вперёд. Голос звучит чуть громче, чем нужно, выдавая напряжение.