Отпуск с бывшим - Белова Дарья

Даня вернулся на корабль и сейчас в свое удовольствие плескается в бассейне. Почти уверена в этом и снова капельку завидую.

Я убираю свой блокнот в сумку, когда мы доходим до центральной улицы города.

Несмотря на тени от домов и деревьев, солнечные лучи продолжают жарить.

От сорока человек в группе остались самые стойкие и любознательные: я, парочка пенсионеров в одинаковых футболках и семья в трекинговых ботинках.

– Прошу прощения, а обед будет? – Краевский возникает как из ниоткуда. Я оборачиваюсь, и он улыбается. Стащил мои деньги и ведет себя как настоящий разбойник.

– Обед? – экскурсовод в замешательстве и смотрит на свои винтажные часы. – По плану через час. Нам еще нужно в музей современного искусства Кантини.

Она разворачивается и довольно уверенно передвигает ногами вверх по дороге. Должно быть, весь век тренировалась, чтобы не выглядеть как старая квашня, какой ощущаю себя я.

Собираюсь сделать шаг – все же оплачено, и в мои планы не входило пропускать ни один ни музей, ни одну церковь, – но рука Краевского тормозит.

– Я нашел классный ресторанчик у Старой гавани. Идем?

Выглядит Краевский как искуситель. Даже чуть подгорелый нос его нисколько не портит.

– Блюдо местной кухни – буйабес. Звучит вкусно, да? – приблизившись, продолжает нашептывать.

– Только если платишь ты!

Глава 13. Василина

День 1.

В брошюре было написано, что нас ждет экскурсия на маленький остров,

где построен зловещий замок Ив.

Можно ли там в одной из камер запереть Краевского?

Приписка: а если он сбежит оттуда, как граф Монте-Кристо,

и начнет мстить?!

(запись в блокноте Василины)

– Два буйабеса, пожалуйста, – отдает команду бывший, вручив папки с меню обратно официанту. – И два анисовых пастиса, – кричит вдогонку.

Даниил поворачивается и, соблазнительно подмигнув, улыбается. Голодные так не делают.

– Что такое анисовый пастис?

– Французский алкогольный крепкий напиток на основе трав. В данном случае аниса.

– Звучит тошнотно. Я это пить не буду. И пить с тобой тоже.

– Зря. Это самый популярный здесь напиток. Если его разбавить водой, то он поможет справиться с изнывающей жарой.

Стреляю взглядом в будто бы уже хмельного Даню. Он успел загореть, и даже его мафиозная шляпа не смогла спасти. Руки и предплечья потемнели, а из-за духоты и высокой температуры воздуха вены на тыльной стороне ладони вздулись, придавая еще больше мужской притягательности этому самодовольному разбойнику.

Мы сидим в ощутимом молчании. Я постукиваю наманикюренными ноготочками по столу, Даня уперся взглядом в окно и часто-часто стреляет глазами по моим плечам, груди, шее и губам.

– Ваш заказ, – официант ставит на стол две стопки с жидкостью мутно-лимонного цвета и две большие расписные тарелки с супом, – Bon appetite!

Голодный звук моего живота напевает хмурую песню. Бывшего это веселит.

– Точно не будешь? – кивает на странный для меня пастис. – Я плачу.

– Ну раз так…

Краевский качает головой. Из вредности я, конечно, могла бы отказаться, но мне правда хочется попробовать.

– За отпуск, – поднимает рюмку на тонкой ножке и опрокидывает в себя.

– Ага, с бывшим, – повторяю за ним.

Мое небо обжигает холодом, и следом в каждом рецепторе языка вспыхивает синее пламя. Горит, жжет, расслабляет.

Под общий звон ложек мы обедаем, непозволительно часто окидывая друг друга странными взглядами.

– Я так и не поздравила тебя с назначением, – отложив пустую тарелку, говорю.

Нужно как бы пытаться сохранить вид, что мы взрослые люди.

– Поздравляю. Желаю тебе стать хорошим руководителем и не трепать нервы сотрудникам, – без ложки язвительности не обойтись.

– Звучит как тост с подъебом. Предлагаю еще по пастису.

Опускаю взгляд и вытягиваю губы трубочкой.

Мутная гадость оказалась вкусной.

Нам приносят еще по одной в таких же симпатичных рюмочках. И просверливая друг друга взглядом, выпиваем, не разрывая натянутую нами же нить.

– Ну а я поздравляю тебя с… – Даня захмелел еще больше. Цвет глаз приобрел глубоко-зеленый оттенок.

Наши первые свидания вспоминаются сейчас четко и ясно, несмотря на выпитый алкоголь.

Как смеялись и бегали под дождем, как Краевский воровал для меня сирень и нас чуть не поймали за этим. И да, под другой сиренью мы долго целовались, а потом…

– Эй, Ольховская? – зовет бывший. Даже в воспоминаниях не дает понежиться, – поздравляю с твоим первым настоящим отпуском. Ты же мечтала о круизе? Вот, – кивает на окно, – за твою осуществленную мечту.

Даниил облизывает губы, и я не хотя вспоминаю, как он целуется. М-да… Делает он это очешуенно.

– Спасибо, – притихшим голосом говорю.

Даня кивает и, сложив ладонь в кулак, медленно бьет один раз по столу. Мы затихаем.

Расплатившись, Краевский выходит из ресторана первым и тупо сбегает. Если он думает, что побегу за ним или прокричу, чтобы остался, то он глубоко ошибается.

Вот еще!

Гордо вскинув подбородок, иду к порту, где собирается наша группа. Мы отправляемся на маленький остров. Там тюрьма, и именно там сидел осужденный преступник Граф Монте-Кристо. Жуткое, должно быть, местечко.

Полуденный зной спал. Или правильно говорят местные – холодный пастис помогает справиться с жарой.

До замка и руин крепости мы добираемся на большом катере. Мою шляпу чуть не унесло ветром. Оказавшись на каменистом берегу, фотографирую, чтобы чуть позже перерисовать все в блокнот.

– Жаль, что вы не пошли с нами в музей, – говорит бабушка, которая была одной из самых стойких в группе, – но я подумала, что вам бы это понравилось.

Она достает из своей тряпичной сумки открытку из музея и протягивает ее мне. От милоты смущаюсь, и мои щеки краснеют уже от теплой благодарности.

– Спасибо. Мне неловко, что я даже не знаю, что сказать. Вашему мужу с вами повезло, – оглядываюсь на дедушку в такой же футболке, что и сама пожилая женщина.

– Боже упаси, какой еще муж? Это мой любовник! – деловито посмеивается и отходит. Ее губы выкрашены в классический красный, так же, как и ногти на руках и ногах.

Убираю подаренную открытку в блокнот. Я смогу ее приклеить только, когда вернусь домой.

Внутри бывшей тюрьмы мрачно. Стоит леденящий холод, а от рассказанных историй мурашки произрастают аж из самого позвоночника.

Я чувствую, что здесь много приведений. Иначе почему мои конечности немеют?

– … условия содержания в тюрьме были крайне тяжелыми. Камеры маленькие, тесные и душные, – продолжает экскурсовод, – а в стены некоторых камер были ввинчены кольца, к которым приковывали заключенных для их усмирения.

Каждый заглядывает за каменные стены и изумленно охает.

На выходе должны продавать мешочки с лавандой, чтобы крепко спать после такой экскурсии. Я бы точно закупилась. Ну, если каждый был бы не дороже евро.

– Поселишься в одну из них? С рыбаками я передам тебе подушку и одеяло, чтобы не было так холодно, – гремит шепотом у правого уха.

Краевский.

От испуга, который не могу выразить, поджимаю губы и выдвигаю челюсть. Глаза закатываю, веки прикрываю.

– Меня ты на пол выселила с удовольствием. Ни жалости, ни сострадания, – Даню же это все веселит.

Между его губ перекатывается травинка – нашел же ее где-то. Я ставлю себе пометку, не целовать его. Не то, чтобы собиралась, но мои глаза алчно прикованы к его губам. Кажется, они еще пахнут анисовой настойкой.

– Не боишься, что на нее кто-нибудь пописал? – указываю на травинку.

Даня перестает ее жевать и выплевывает.

– Тебя не учили, что в рот грязь не брать?

Слышу тихое:

– Стерва, – и беззвучно ухмыляюсь. – А я тебе еще за сувенирами бегал…

Круто оборачиваюсь. Где-то глубоко внутри трескается спокойствие и равнодушие.

– … И что за сувениры?